годов. Город наконец-то вспомнил о доме-пасынке, наскоро подремонтировал
его (впрочем, краска начала отваливаться уже через несколько дней) и
вселил туда два учреждения. Первый этаж был занят пошивочным цехом
облдрамтеатра; на втором разместились подготовительные курсы торгового
техникума. Но, поскольку и штукатурка, видимо, не превосходила качеством
краску, и крыша после ремонта не обрела герметичности, - после одного из
хороших летних ливней потолки второго этажа рухнули по всей площади. Через
некоторое время, когда дожди размыли перекрытие и струи грязной воды стали
орошать то плащ Гамлета, то хитон царя Эдипа, проклиная
разгильдяев-ремонтников, съехал пошивочный цех. Особняк вновь опустел.
<Агрессия началась!> - вопили те из <посвященных>, кто опасался войны
миров. Им обоснованно возражали: <Ничего подобного! Потолки обвалились
ночью, когда в доме никого не было. О н и не хотели жертв. И м надо
было только выжить обе конторы. И вообще какие же о н и были бы разумные
существа, если бы не могли постоять за себя...>
Споры продолжались долго. Однако спустя еще десяток лет, в течение
которых особняк стоял сирым и бесхозным, неожиданно и вроде бы
окончательно восторжествовала совсем иная версия.
Некая Светлана, достигнув двенадцати лет и получив право посещать
собрания искателей контакта, решила отпраздновать свой день рождения в
актовом зале особняка. Друзья-приятели натащили с собой хлеба, колбасы,
домашних салатиков... и, конечно же, сластей. Девчонки, как положено, не
удержались и начали с шоколада и пирожных; аппетит был испорчен, большая
часть еды осталась нетронутой. Решив <догулять> завтра, сложили припасы в
одной из фанерных комнатушек, в стенной шкаф с уцелевшим засовом. Не то
чтобы кого-нибудь опасались, а так, для порядка... Когда же снова
собрались в доме, нашли шкаф распахнутым и порожним. Только пустые
тарелки, похоже, тщательно вылизанные, стояли на полках да ток воздуха
шевелил оберточную бумагу. И еще - сиротливо ютилась в углу, как бы
подтверждая нелюдскую природу похитителей, запечатанная банка с маслинами.
Ее и не вскрыли, и не унесли с собой.
К чести устроителей вечеринки, никто даже не подумал обижаться на
<пришельцев>. И - немедленно потеснил все остальные варианты катастрофы
звездолета. Ну, конечно, специально устроенную базу, мирную или военную,
обеспечили бы всем необходимым!..
Искатели контакта мигом превратились в спасателей. Все, кто был на
дне рождения Светланы, а затем и многие другие стали втихомолку таскать в
особняк еду. Причем не только остатки своих завтраков и обедов, но и - не
будем скрывать - продукты из родительских холодильников...
Вера в голодающих пришельцев держалась оттого, что приношения
неизменно исчезали. Кто-то (и, несомненно, не сами ребята!) аккуратно
очищал миски с супом и кашей, обгладывал кости или вареную кукурузу. Лишь
консервы по-прежнему оставались неоткрытыми - <инструментов у них нет, что
ли?> Напрасны были попытки отдельных скептиков свалить все на крыс.
Ребячьи компании, вырастая, подхватывали эстафету... Так продолжалось
много-много лет, пока не начался ропот: да когда же наконец эти чудища
соизволят ответить на столь долгую заботу?! По всем правилам фантастики,
о н и должны были бы уже давно выйти на свет и подать нам руку... или что
там у них вместо рук? Нехорошо получается, а еще братья по разуму!.. Число
кормильцев постепенно сократилось. Более того: воскресло мнение о хищных,
завоевательских целях инопланетян. Мол, существам с хорошими намерениями
незачем так долго прятаться...
В конце концов осталось лишь четверо непоколебимо веривших: день
встречи разумов настанет, и все отступники, насмешники, разочарованные
будут грызть себе пальцы от зависти. А если еще точнее - осталась Ира
Гребенникова. Натаха во всем копировала обожаемую подругу; Виталик <ходил>
за Натахой, маменькин сынок Олег таскался в особняк от безделья и
одиночества - никто с ним не дружил, ибо был Олег себялюбив и капризен.
Правда, позднее у пришельцев внезапно нашелся еще один рьяный
защитник. Он был свято убежден: большеглазые ночные зверюшки, о которых
порою шушукались старший брат и его одноклассники (все из бывших
<спасателей>), не могут быть злыми. И они наверняка проголодались, если им
уже так давно почти не носят пищи. Звали эту чистую душу Виктором, или
по-домашнему Витюлей, и было Витюле от роду шесть лет.
Малец нарушил негласный запрет, открывавший доступ в <гнездо
вампиров> (уже и так окрестили ветхий дом!) только лицам, достигшим вдвое
более почтенного возраста. Выпросив у матери мелочи, Витюля купил ириски,
мужественно воздержался от их съедения и, чуть стемнело, понес кулек в
актовый зал. Сверх того, шестилетний мудрец сделал то, до чего за тридцать
лет не додумалось ни одно поколение охотников за морлоками, заклинателей
демонов или искателей контакта. Он позаботился о духовной жизни
глазастиков, то есть притащил им вместе с конфетами свою любимейшую
обмусоленную дудочку. Скучно столько времени прятаться в темноте. Пусть
хоть поиграют...
Совершив сей славный подвиг, Витюля не утаил его от старшего брата,
за что и получил трепку. Но, наказав малыша в воспитательных целях, брат
втайне преисполнился восхищения и поведал друзьям-приятелям о мудрости
<пузыря>.
И теперь Ира Гребенникова с лучшей своей подругой Натахой, с
Виталиком, который по школьному определению считался Натахой <пусечкой и
лялечкой>, а также с маменькиным сынком Олегом - у изразцовой печи, где
огонь был разведен скорее для романтики, чем для тепла, слушала Ира
хриплые нестройные звуки, доносившиеся из-под пола. Звуки детской дудочки.
IV
<СЛ - смешанно-лесная зоогеографическая провинция. Полесский
зоогеографический округ...> Фу, передохнем... Так, поехали дальше. <СЛ-1 -
западный район, СЛ-2 - центральный район, СЛ-3 - восточный район>.
Чудненько. А кто же у нас там водится? Богдан аккуратно стряхнул с пера
лишнюю каплю туши, заглянул в машинописный текст и принялся вырисовывать:
<Копытные: лось, олень благородный, косуля, свинья дикая...> Он вспомнил,
какие у дикой свиньи забавные полосатые детеныши, точь-в-точь арбузы на
ножках, и потихоньку засмеялся.
От работы над подписями и большой карты млекопитающих республики
Богдана оторвала Леночка, секретарша директора музея:
- Нестеренко, на ковер!
Леночка была юная и беспечная, как щенок охотничьей собаки; она бодро
вышагивала впереди по длинному коридору, раскачивая широкой голубой юбкой
с накладными белыми карманами, а Богдан плелся за ней, и у него неприятно
посасывало под ложечкой. О нет, Яков Матвеевич был совсем неплохим
начальником: не давил своим действительно немалым научным авторитетом, не
был тираном или педантом. Наоборот: ко всем сотрудникам, независимо от
ранга, директор относился отечески, не загружая пустой работой, был щедр
на шутки и улыбки. И все же, несмотря на молодость и недостаток жизненного
опыта, Богдан бессознательно не доверял вечному благодушию Якова
Матвеевича.
Директор встретил лаборанта в своем обычном духе: с прибаутками
насчет того, какой большой стал Нестеренко и не собирается ли он жениться;
похлопал парня по плечу, указал на истертое кожаное кресло. В тесноватом
кабинете царил вполне домашний беспорядок, лишавший визиты к <самому>
последнего оттенка официальности. Наваленные на подоконники подшивки
газет; чучела птиц и лягушки в банках, оставленные чуть ли не основателем
музея, чудаковатым помещиком гоголевских времен; штабеля книг; клетка с
канарейкой, наивно полуприкрытая цветастым ситчиком - и, конечно же,
пласты застоявшегося табачного дыма...
Устроив Богдана и привычном жестом подвинув к нему пепельницу, хотя
тот не курил, Яков Матвеевич плюхнулся по другую сторону стола и с
полминуты молча смотрел на гостя, комично вытаращив глаза под круглыми
очками. Наконец, сказал:
- Н-да-а-а... Что же это ты, Богданчик, голубь ты мой сизый?
Оперился, значит? В полет рвешься, новые теории выдумываешь? Ну, дай бог
нашему теляти... Думать - это хорошо, брат, это здорово! Только надо
иногда и со старшими советоваться, не такие мы уж глупые...
Если до настоящего момента была еще у Богдана робкая надежда, что
вызвал его директор из-за какой-нибудь малоприятной, но все же мелочи, то
теперь даже в горле пересохло от огорчения. Донесли! Доложили, причем явно
в постыдном, карикатурном виде. Та же Леночка небось и постаралась...
Точно. Яков Михайлович зажег очередной <Беломор>, уселся поудобнее и
вполне дружеским тоном попросил:
- Давай, брат, просвети-ка меня, старого, что это там за неизвестных
науке животных ты открыл... в чулане у тети Клавы?
- Какая тетя Клава, почему тетя Клава? - вскинулся от неожиданности
Богдан.
- Ну, сторожиха наша... Это я для юмора, извини. Катай свою теорию,
не бойся, может, еще и статью опубликуем в <Зоологическом журнале>!..
Делать было нечего, Богдан начал рассказывать. Кенарь время от
времени принимался возиться, прыгать в клетке, требовательно посвистывать
- директор шикал на него и снова впивался глазами в лаборанта. Давно уже
не было у Богдана столь внимательного слушателя... А может, еще пронесет
грозу и удастся хоть частично убедить Якова Матвеевича - он ведь все-таки
ученый?..
Прежде всего Нестеренко пересказал, как умел, случай со своей
бабушкой, имевший место году в сорок шестом или сорок седьмом. Бабушка
вместе со своим женихом, будущим Богдановым дедушкой, а тогда
демобилизованным молоденьким лейтенантом, поехала в село к будущей,
опять-таки, свекрови, Богдановой прабабушке. И там, ночуя на сеновале,
бабушка видела престранную ночную тварь, мохнатую и большеглазую; судя по
всему, это существо постоянно жило под крышей хаты, хозяйка подкармливала
его. Более того: шустрого глазастика успел рассмотреть при свете
карманного фонаря и дедушка, и его фронтовой друг дядя Юра, который теперь
генерал и живет в Москве, и дяди Юрина жена, то есть тогда еще не жена, в
общем - тетя Зоя...
- Дружочек, - кротко сказал Яков Матвеевич, выпуская струю дыма в
невысокий потолок. - Ей-богу, твоим родством и знакомством мы займемся в
другой раз. Ближе к делу.
Богдан постарался сократиться. Когда после встречи с чердачным
жителем вся компания, чуть не переломав себе ноги, посыпалась по лестнице
в хату - а было уже часа четыре утра, - хозяйка Горпина как ни в чем не
бывало вышла к ним и стала укладывать кого на полу, кого на кровати. На
все охи и ахи ею были сказано одно: <Д о м о в и к это, дети, домовик;
живет там с незапамятных времен; мы его не обижаем, и он нас не
тревожит>*. Буднично так это сообщила женщина, простенько, словно
приблудилась к дому обычнейшая куница или дикая утка свила себе гнездо на
сеновале...
_______________
* Случай, описанный в главе I настоящей повести и здесь, был
буквально в таких подробностях рассказан автору киевлянкой Ниной Г.,
участницей этого события.
Зоологией Нестеренко увлекался еще в младших классах. Услышав о
<домовике>, решил, что у диковинного создания, конечно же, есть плоть и
кровь... только оно еще не описано учеными, как, например, снежный человек
или живые динозавры, которых кто-то видел в болотах Африки. Стал осторожно
расспрашивать людей. Из кучи выдумок, вранья и явного бреда психопатов
постепенно отобрал с десяток свидетельств, мало-мальски заслуживающих
доверия. <Домовики> встречались и в глуши таежной, и в столичных городах.
Кое-кто мельком видел их; чаще - по косвенным признакам распознавали
присутствие чудовищно ловких и скрытных тварей. Картина постепенно
складывалась. К тому же Нестеренко усердно штудировал литературу - как
сказочно-мифологическую, так и сугубо научную...
- В домовых верят по всей Земле и везде описывают их почти одинаково.
Как правило, домовой ведет ночной образ жизни; он мал ростом, волосат, у
него большие светящиеся глаза. Правда, кое-где в Европе его изображают
человеком, чаще всего старичком низенького роста; но это, наверное, просто
путаница, отголоски другого цикла легенд - о гномах, эльфах... - Яков
Матвеевич слушал, порою ободряюще кивая; Богдан невольно увлекался все
больше и больше.
- Есть очень интересные славянские предания. Вот, например... - Он
выудил из внутреннего кармана записную книжку, распухшую от вложенных
клочков бумаги и перетянутую резиновым колечком. - Карел Яромир Эрбен.
<Баллады, стихи, сказки>. Это замечательный чешский поэт, собиратель
фольклора... Здесь есть большая сказка, которая так и называется -
<Домовые>. Там, конечно, масса всякой мистики, но попадаются вещи очень
даже несказочные. Можно, я прочту кое-что? Я вас не задерживаю?..
- Читай, голубь! - промурлыкал директор, подпирая рукой щеку. - Хоть
отвлекусь ненадолго от бумаг своих треклятых... Давай!
У лаборанта снова заныло сердце - был, был в этом потакании
здоровенный подвох! Но Богдан все же откашлялся и начал читать:
- <В Либеницах, в овчарне, тоже жил домовой, здесь его звали Шетек.
На вид это был маленький мальчишка, только на руках и ногах у него
коготки. О нем рассказывали много забавных историй. Шетек любил дразнить
собак, кошек и индюков, любил насолить пастухам и батрачкам>. И дальше.
Одна девушка обварила домового кипятком, так он ей отомстил: <Однажды она
лезла по стремянке на чердак, а Шетек взял да и запутал ее в стремянке
так, что ей пришлось звать на помощь, чтобы ее выпростали>. Затем Шетек,
тоже в порядке мести, вплел сено в волосы одного пастуха, и тот был
вынужден остричься наголо; разорвал туфли служанки, и все в подобном роде.
Наконец хозяйка решила выгнать домового и позвала человека, который умел
это делать. <Человек пришел, велел всюду насыпать муки и начал
заговаривать домового. Шетек вопил так, что слушать было страшно; не
хотелось ему уходить, но пришлось. На муке были видны следы, словно
собачьи лапы...> Вы еще не замечаете во всем этом... ничего знакомого?
- Занятно, - сказал Яков Матвеевич, раздавил окурок в пепельнице и
поскреб пятерней седую макушку. - Обезьяньи повадки, что ли? Ну да, точно,
обезьяна. Зловредная такая, пакостная!..
- Вот именно, обезьяна... или что-то очень на нее похожее, предельно
реальное! Хотя этот Шетек у Эрбена еще и разговаривает и делает всякие
волшебные вещи, можно легко отделить правду от украшений, обычных для
фольклора... Если позволите, еще пару отрывков. Вот... Действие происходит
в средневековой Литве. - Богдан торопливо перелистал записную книжку. -
<Повелел князь креститься, я и окрестился, повелел Христу бить поклоны, я
и бью, но чего же мне старой нечисти творожку жалеть, не кинуть ей печеной
репы, пены не плеснуть с пива? Не сделаешь этого, лошади падут или коровы
опаршивеют, молоко станут с кровью давать, а то и урожай пропадет... В
старину этой нечисти лучше жилось... А нынче леса повырублены, есть
нечего, по городам в колокола звонят, вот вся нечисть и зарылась в самых
дремучих борах да и воет там с тоски. Пойдет литвин в лес, так там его то
один, то другой божок за полу кожуха дергает: <Дай!>, говорит...> Это - из
<Крестоносцев> Генриха Сенкевича. Ну чем не экологическая картина?
Антропогенное* воздействие на природу, вид в экстремальных условиях... И
еще маленький фрагментик. Из книги <Мифологические рассказы русского
населения Восточной Сибири>, составил фольклорист Валерий Зиновьев. Это
быличка - <свидетельское показание>, основанное на народном веровании. Об
одной крестьянке: <Однажды она опять осталась одна. Видит, кто-то вышел
мохнатый... Зыбку качает с ребенком. И хохочет, и хохочет! Лицо
белое-белое, а сам весь чернущий. Вот так покачает зыбку и исчезнет...>
Рассказывает другая сибирячка: <А наутро-то в баню пошла, светло уж, все
на работу идут, а я, говорит, баню открыла, а он - в дверях. Он меня в
баню не пущат, стоит, а морда о б е з ь я н ь я>.
_______________
* А н т р о п о г е н н о е - исходящее от человека,
- Лихо, брат! - восхитился директор - пожалуй, слишком шумно, чтобы
казаться искренним. - Ну и что же это, по-твоему, за обезьяны такие, что
при человеке кормятся? Может, ты уже и вид определил. Карл Линней?..*
_______________
* К а р л Л и н н е й - великий шведский ученый XVIII столетия,
создатель классификации животных и растений.
- Нет, вид пока не определил, - смущенно сказал Богдан. - Но
семейство, пожалуй, знаю.
- Да ну?! Кто ж такие?
- Вы почти угадали с обезьяной, Яков Матвеевич. Подотряд полуобезьян,
семейство лемурообразных, подсемейство... ну, наверное, лемуровых, точнее
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг