из какого музея взятый биплан, высокая этажерка с ярко-зелеными пятнами на
нижних плоскостях... Нет, не пятна это, а изображения листьев - дубовых,
кленовых, каштановых! Серой нахохленной птицей сидел в переплетении
распорок летчик с широкодулым пистолетом в руке. Оказавшись над
грузовиком, он снизился и швырнул гранату. До того как ахнул взрыв и
посыпались с грузовика сектантские главари, Пауль успел узнать пилота. В
безрукавке из собачьего меха и кожаном шлеме с зеленой кокардой скалился с
высоты интеллигентный истопник Кабрера.
Днище кузова заслонило Ляховича от осколков и взрывной волны, только
в уши будто вогнали по плотной пробке... Сильвия! Он представил себе ее
изорванной горячим металлом, искалеченной - и, не помня более ни о чем,
выскочил наружу.
На дороге вокруг шевелились поверженные архангелиты. Сильвия
полулежала, опираясь на левый локоть, чумазая, но с виду мало
пострадавшая, только гнилая блестящая кожура разодралась где только можно.
Прочие участники шествия разбегались по склонам, стремясь вниз, к городу.
Несколько человек стреляли из пистолетов по биплану.
Не дожидаясь, пока грозный Кабрера швырнет вторую гранату, Пауль
подхватил девушку на руки...
Чуть позже, благополучно опустившись по шоссе, Пауль затащил девушку
в один из промороженных бараков, где были выломаны двери. Сильвия,
перемазанная сажей от факелов и раскисшей косметикой, казалась мертвой,
маятниками болтались руки и ноги. Уложив подругу на пол, Пауль кое-как
отер мокрым снегом ее лицо. Она застонала, выругалась: открыла
закатившиеся под лоб глаза... и вдруг со всего размаха влепила Паулю
звонкую пощечину.
В следующие несколько минут Ляховичу пришлось усмирять
разбушевавшуюся девицу. Еще не слишком владея своим телом, Сильвия тем не
менее дралась руками и ногами, царапалась, несколько раз пыталась укусить
своего спасителя - и непрерывно поносила Пауля, да так, что смутился бы
даже портовый сутенер...
Вот и стало все понятно: почему в отрешении, подобно биокиберу,
шагала Сильвия на стадион; откуда взялись длинные, гладкословные ее
монологи. Гипнарк! Полезная штукенция: вкатил человеку шприц, а потом
читай ему вслух хоть всю Библию; запишется, как на магнитофон, и по
условному сигналу отбарабанит человек весь текст от корки до корки - что
приятно, при выключенном сознании. Одно плохо: коряво отходит гипнарк, и
бредом, и мордобоем...
Неожиданно Сильвия точно проснулась после дурного сна. Забавно
шмыгнув носом, снизу вверх посмотрела на Пауля - недоуменно, но уже с
оттенком кокетства. И засмеялась так радостно и смущенно, что у Ляховича
сразу отлегло от сердца.
- Ой, видел бы ты, на кого ты сейчас похож!..
- Сама ведь отделала, чертова кошка! - притворно нахмурился Пауль,
ощупывая свежие царапины на лице и шее.
Она снова засмеялась, но уже по-другому... Агитатор зубами скрипнул
от внезапно нахлынувшего желания.
- Иди ко мне, дурачок! - сквозь смех еле выговорила Сильвия и
расстегнула на своем комбинезоне "молнию" от горла до живота...
Когда они, обнявшись, вышли из барака, стояло уже позднее сырое утро.
Целуясь на каждом шагу, Пауль и Сильвия тронулись по пустому шоссе в
Нижний город.
Добредя до рано открывшегося винного погребка, они умылись, прижгли
свои раны йодом из аптечки; затем Сильвия привела в порядок волосы, и они
сели за столик. Ворчливый заспанный хозяин, знавший во всех подробностях
события прошедшей ночи, поставил перед ними чашки горячего эрзац-кофе.
Хозяин всячески поносил "прохвостов" и "разгильдяев", превративших город в
бардак. Оказывается, поход архангелитов не кончился бегством с Запретной
горы. Вновь собравшись в районе церкви Сорока мучеников, они зарядились
спиртным, разбились на группы по пятьдесят-сто человек и пошли по Нижнему
- надо полагать, сводить счеты с недругами... Теперь кругом пожары,
прогремело уже несколько взрывов, и незадолго до прихода молодых людей в
сторону площади Бьернсона проехала колонна грузовиков с солдатами.
Потом хозяин оставил их в покое: они выпили по глотку скверного, но
бодрящего пойла и опять поцеловались.
- Да, городишко спятил, - сказала Сильвия и потерлась щекой о пальцы
Ляховича. - Надо драпать отсюда куда-нибудь в глушь... На ферму, к черту
на рога! Поедешь со мной ты, суженый мой... подарочек?
- Куда? На ферму? - Сильвия часто-часто закивала.
- Только нас там и ждали! - Пауль взял ее израненную ручонку в свои
ладони. - Послушай... Я бы с тобой пошел, как говорится, на край света, да
толку нет. Спятил не один Новый Асгард - вся эта поганая страна, вся
Вальхалла, понимаешь? Хотя она никогда и не была нормальной...
- Ладно! - Она опустила голову. - Я знаю... все, что ты скажешь
дальше. Надо ехать в Вольную Деревню, да? Хорошо. Отвези меня туда.
Наверное, я имею право на кусочек здоровой жизни... - Сильвия всхлипнула.
- Хочется быть красивой, и чтобы внутри было все в порядке. Родить сына!
Ты мне сделаешь сына?
- Можно и троих, была бы охота! - невольно расплылся в улыбке Пауль.
Хозяин вызвал им такси - у девушки были деньжата, перепавшие от
оранжево-голубых. Пауль решил поселить Сильвию пока что на квартире Георги
- тем более что там начиналась Тропа.
...Чувство неминуемой беды явилось еще в машине, когда он увидел за
углом столб сизого дыма.
Не было больше ни красной занавески в окне первого этажа, ни явочной
квартиры, ни самого дома. Обугленные балки, черные дыры оконниц. Кутаясь в
одеяла и чудом спасенные шубы, сидели на узлах или бродили по двору
погорельцы. Изрядное число их топталось вокруг чего-то, лежавшего у
крыльца.
Пауль подошел. Сильвия зажала рот, чтобы не завопить.
Лицом кверху лежал Михай Георги, голый, с порезами на груди, с
обожженными дочерна ляжками, и вместо глаз у него были багровые ямы. Рядом
уткнулась в грязь окостеневшая женщина. По черным с сединой космам Пауль
узнал Эдит. Между ее лопатками была фигурно вырезана полоса кожи - в виде
буквы S, первой в слове "Сатана"...
К вечеру положение в столице стало вдесятеро страшнее. Стихия
оранжево-голубого мятежа окрепла. К бандам из Нижнего, оравшим и
размахивавшим факелами, топорами, самодельными бомбами, скоро
присоединились бронетанковые части. Архангелиты, накопившие громадные
запасы гипнарка и других наркотиков, легко привлекли на свою сторону
солдат, и те, уже не выходя из эйфории, выполняли сейчас любые приказы
"святых наставников"...
Пауль и Сильвия видели, как алопятнистые боевики осаждают зал
Единства Духа, где раньше проводились "вдохновляющие" собрания клансменов.
Здание окружали баррикады. Мятежников поддерживали бронетранспортеры с
пулеметами, батарея полевых орудий. У одного из чернокожих автоматчиков,
лежавших за мешками с песком, как косой, сбрило кисти обеих рук; другой
негр опрокинулся навзничь, в спине у него была дыра величиной с тарелку.
Последними защитниками твердыни клана оказались даже не гвардейцы -
"любимые сыновья", а младшие дети "колена Лоа", наследственного полка для
выходцев из Африки, еще более бесправных, чем азиаты. Видимо, понимая, что
в случае победы архангелитов их, черных "язычников", ждет куда худшая
участь, чем белых граждан, африканцы дрались с остервенением, не отступая
ни на шаг.
Город обезумел совершенно, оставалось одно - пробиваться к вокзалу...
У перрона стоял поезд, ходивший в восточные города, к самой границе -
комфортабельный 19-й, с открытыми дверями синих обтекаемых вагонов, со
спущенными подножками. Час отправления давно миновал: тепловоз пыхтел
дизелем на малых оборотах, но не трогался с места. На платформе сидело и
расхаживало множество людей - оцепенелых от страха или истерически
возбужденных, сторожко дремлющих, замкнутых, плачущих. То ли собрались
посетить родню в провинции, то ли скорее попросту удирали из грохочущей,
окутанной дымом столицы. Как бы то ни было, но поезд стоял, и машинист
праздно курил в своем высоко посаженном фонаре.
Сильвия машинально потянула друга к вагонам: на ее лице появилось
блаженно-капризное выражение, как у девочки, требующей лакомство из-за
витрины.
- Эй! - окликнул Пауль машиниста. Тот нехотя обернул плосконосое
личико под высокой тульей фуражки. - Чего стоим? Ждем попутного ветра?..
- Там эти... - Машинист подбородком боднул воздух в сторону поворота
за гору. - Пикет.
- А ну, открывай! - с неожиданным отрешенным спокойствием приказал
Ляхович машинисту.
- Чего?.. - осклабился тот.
Вместо разъяснения Пауль выволок из-за пазухи армейский пистолет,
полчаса назад снятый с трупа, и направил его в сразу вспотевшую физиономию
собеседника. Когда тот отворил кабину, Ляхович подсадил на лесенку
Сильвию, а затем взобрался сам.
- Не будем ждать диктора, сами объявим посадочку... Ну, живо!
Загнанно сверкая глазом из-под козырька, машинист щелкнул клавишей на
приборной доске, заговорил в микрофон: "Внимание! Объявляется посадка на
скорый поезд номер девятнадцать, следующий по маршруту..."
- На Землю? - тоном ожидания радостного чуда спросила Сильвия.
- На Землю, - решительно кивнул Пауль, и девушка захлопала в ладоши.
По знаку Ляховича (вернее, пистолетного ствола) машинист дал
двигателю обороты; состав лязгнул и сдвинулся с места, замешкавшиеся
пассажиры опрометью бросились в вагоны. Проводники на ходу поднимали
подножки, задраивали двери. Поезд мягко и неуклонно набирал скорость.
Выплыв из-за отрогов горы, из трухлявого редколесья и тридцатилетних
снежных завалов, явился поставленный поперек пути автоприцеп. За ним
пестрели балахоны черносотенных боевиков. Увидев, что машинист тянется к
тормозу, Пауль деловито ткнул его револьвером в затылок.
...Они явно не ожидали такого. Удар! Громада тепловоза смахнула
препятствие, только рубчатые колеса мелькнули в воздухе. Сильвия
торжествующе засмеялась, зааплодировала. На стеклах появились звездчатые
отверстия. Несколько алопятнистых бежали рядом, задрав автоматы. Пауль
выстрелил - и с наслаждением увидел, как оседает, катится в канаву
мерзостный балахон.
В следующую секунду подаренное Землей чутье подсказало Ляховичу: надо
спасать Сильвию. И этого олуха-машиниста тоже, если удастся.
- Тормози!..
Надрывно визжат под полом колеса, сыплются искры. Так. Изрешеченная
пластмассовая дверь распахнута настежь.
- Прыгай!
Она не хочет, кричит что-то жалкое и неразборчивое; она боится - за
себя или за него? Она цепляется за руку... Не выйдет! Порядок. Катится под
насыпь. Ничего, весенний снег рыхлый. Теперь ты... Ну, с тобой проще. Еще
раз поднять пистолет. Мешок ты, парень, зажирел в кресле тепловоза, тебе
только прыгать...
Оглянувшись, Пауль увидел за кабиной боевика с занесенной гранатой.
Редковолосого, щуплого, с цыплячьим пухом вместо бороды. От судьбы не
уйдешь, даже с помощью Кругов Обитания.
Тело, разорванное вдребезги, Великий Помощник не восстановит.
...Есть еще секунды, чтобы выпрыгнуть...
Вольная Деревня, потом Земля. Долгий, долгий отдых. Сентябрь в
Карелии. Нет - Тихий океан. Свежесть бриза. Загорелая, поздоровевшая
Сильвия в тени пальм... Нельзя. Тепловоз облеплен этими тварями, как
сладкая коврига муравьями, - не дай Бог им добраться до вагонов.
Он потратил последнюю секунду, чтобы нажатием на клавишу разъединить
магнитные сцепы. Сразу отстали, унеслись к повороту синие сигары; и
кто-то, пытаясь допрыгнуть, позорно плюхнулся на шпалы...
Прежде чем взрыв навеки погасил его сознание, Пауль успел только
прошептать: "Господи, прими мою душу!.."
...Горячие, еще слабо гудящие рельсы - через равнину ноздреватого
снега, мимо черных лесов, от горизонта до горизонта. Трупы в пятнистых
балахонах. Глубокие провалы следов.
Валентин не мог оторвать взгляд от расплывшихся багровых капель. У
самых ног горели они. Осталось только это - и угасающий трепет биополя в
воздухе, точно последняя грустная ласка...
...Упустил. Занятый этим кошмаром в Назарете, спасением десятерых
"зеленых", облитых фосфором на мосту, который они защищали, - упустил,
проморгал... Никогда не думал Валентин, что в нем столь сильны отцовские
чувства. Сейчас, когда... когда он узнал о страшной гибели Пауля, пришлось
прямо-таки насиловать свои железы, пускать в ход всю сверхтренированную
волю, чтобы затопить успокаивающими ферментами нервный пожар. Иначе
впервые за годы работы в Вольной Деревне увидели бы коллеги разведчика
Лобанова рыдающим или оцепенелым в страшном внезапном горе. Он был уверен,
что одиночество - его нормальное состояние; что главное в жизни - работа;
промолчав в некий момент, когда признание было бы легким и естественным, с
каждым месяцем стыдился все больше. Ну чего вдруг он именно сегодня
возьмет и скажет Ляховичу: "Я твой отец?" Сенсация на всю Вольную
Деревню... Отложим. Успеем... Не успели. Старый трусливый осел! А все же
есть элемент мистики в этом сходстве судеб: мать, бедняжка Урсула, следами
усталых ног рисовавшая "космическую картину жизни" на снежных пустынях,
сгинула от пули пьяного патрульного, и такой же полузверь с одурманенным
мозгом разнес гранатой ее сына. Ее и моего... Моего... Держаться, Валентин
Аркадьевич!
Начинается великая спасательная операция. Есть поворотные моменты в
истории, когда не действуют обычные законы. Когда меньшинство, обуреваемое
темными страстями и застарелыми обидами, хочет расколоть выстраданное
всечеловеческое единство. Да, кто бы что ни говорил, Земля и Вальхалла -
едины... В такой момент должна выступить на сцену светлая, мудрая,
необоримая Сила. Ей пока нет названия, - но это не деспотизм. Деспотизм
гасит светочи умов, рушит культуру - наша Сила борется за высшие духовные
ценности. И потому - оправдана.
Лобанов заставил себя отвернуться от кровавого снега и решительно
зашагал прочь.
...Не успели еще остыть рядом с железнодорожным полотном капли крови
Пауля, когда бешено защелкали затворами алопятнистые боевики, тщетно
пытаясь продолжать стрельбу. По всей Вальхалле умолкли пулеметы, орудия,
ракетные установки. И захлебнулись танковые моторы, и вынужденно
спланировали на снежную равнину бомбардировщики.
По-разному вели себя вооруженные люди. Те из них, кто носил серую или
оливковую форму клана "Стальной ветер", с облегчением перекрестившись или
иначе возблагодарив божество, строились в колонну под началом старших:
боевой долг был исполнен. Люди с зелеными кокардами, рисовавшие листья на
своих машинах, радостно бросали оружие, обнимались и горланили здравицы в
честь "великого земного брата". Стрелки, нелепо украшенные
оранжево-голубыми плюмажами, в бессильной ярости ломали о колено свои
автоматы, или перехватывали винтовку, как дубину, прикладом вперед, или
просто с воем катались по земле. А в бронированных башнях, бессмысленно
улыбаясь, неспособные думать или двигаться, лежали танкисты...
Синий поезд вдруг перестал тарахтеть на стыках и оторвался от
рельсов. Пассажиры увидели провалившуюся вниз гору, дымный чертеж столицы,
растрескавшийся ледяной панцирь Эридана - а впереди стояло от земли до
неба волокнистое, льющееся волнами по кругу сиреневое кольцо. В центр его
и летел 19-й скорый.
- Идите ко мне, дети, - не громко, не оглушающе, но так, что услышал
каждый, от порта до парка на западной окраине, сказал женский голос из
сияющего пространства в кольце. - Идите, я так давно жду вас!..
И люди пошли. Кутаясь в обгорелые лохмотья, неся детей, катя тележки
с уцелевшим добром или сидя за рулем машины, оголодавшие за дни бесцельной
распри, забинтованные, еще не очень верившие тому, что виделось за
фосфорическими воротами. Потянулись группками, потекли, хлынули, оставляя
разоренные свои гнезда. И старший сын клана в мундире, обвешанном золотой
канителью, при каске с гербом, плаще и кортике, вел за руку бездомную
негритянскую девчушку, прижимавшую к себе единственное свое сокровище -
линялого плюшевого медведя.
Люди Вальхаллы пешком и на колесах, на самолетах и речных судах
стремились к устью гигантского Тоннеля. Но лишь у тех, кто шел с миром и
надеждой, включались двигатели машин, а техника, которую пытались оседлать
разрушители, чтобы по-прежнему давить, взрывать и жечь, оставалась,
безусловно, мертвой. Однако вот какая-нибудь хлопотливая владелица
детского сада, завидев мощный шестиосный ракетовоз, принимала над ним
командование, с помощью солдат загружала чудовище своими пискливыми
птенцами - и, к изумлению отчаявшегося водителя, ракетовоз послушно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг