пупок не надорвала, догоняя Португалию по уровню валового продукта на душу
населения. И мы не позволим ни природным катаклизмам, ни городским
бюрократам тормозить наше развитие. Тем более Португалия, чтоб ей
повылазило, тоже не стояла на месте все эти годы. А посему - готовим
спасательную экспедицию! Приказываю впрячь в одну телегу два гусеничных
трактора, и таким образом группе добровольцев из лиц малопьющих и
ответственных проследовать на городскую оптовую базу для закупки
алкогольных напитков, курева и далее по списку!
Ясен перец, Ник в добровольцы первым вызвался, и понятное дело,
председатель тут же на него наложил вето. Сначала путем голосовой
коммуникации, а потом вообще невербально. Руками. Теперь, оглядываясь
назад, я понимаю, какая это была ошибка. Лучше бы Ник тогда сгинул вместе
с доблестной нашей экспедицией - то есть отсидел пятнадцать суток за
антиобщественное поведение в общественных местах. Здоровее бы остались мы
оба, и дядя, и племянничек. Но экспедиция ушла без Ника, в пути совершенно
озверела - а вы попробуйте целый день на гусеничнике по грязище! - отчего,
прибыв к месту назначения, мгновенно ужралась до кроманьонского состояния
и зачинила русскую народную забаву "погнали наши городских в сторону
деревни". А Ник дома остался. Разобиженный, что не дали инициативу
проявить.
Тут я еще сунулся - не понял тонкости момента. Подвалил со словарем
иностранных слов.
- Слышь, - говорю, - дядя. Здесь про тебя статья. Вот, гляди:
"Характеризуется подозрительностью и хорошо обоснованной системой
сверхценных идей... Эта система была бы совершенно логична, если бы
исходные патологические идеи были правильны..."
- Чего-чего? Какие-какие идеи?
- Да ты послушай! "Одержимый индивид навсегда посвящает себя
агрессивности, борьбе с воображаемыми врагами и демонстрации подчеркнуто
мужского поведения, граничащего с героизмом. Цикл никогда не приходит к
концу: как только побежден один враг, появляется другой, еще более
опасный".
Ник даже отвернулся. Он так делает, когда хочет дать человеку конкретно по
голове, но сдерживается. Отвернулся, значит, и говорит тихонько в сторону:
- Там, случайно, в этой статье про толкование истоков паранойи по Фройду
не написано? О фиксации на педерастической стадии развития?
Он всегда так произносит - не Фрейд, а Фройд. Даже Фрёйд. Потому что
принципиальный очень.
Мне прямо стыдно как-то стало и неловко.
- Не-а, про это нет.
- Значит, словарь хреновый. Популярный. Знание, разжеванное в жиденькую
кашку для широких масс. А разжеванное знание, оно, Леха, хуже, чем
никакого. Оно не учит думать. Ты получаешь догмы в готовом виде, забиваешь
себе тыкву жесткими схемами и по этим схемам пытаешься жить. А потом
удивляешься - отчего у меня ничего не выходит толком? Почему моя великая
родина, задрав штаны, бежит за какой-то драной Португалией? Тебе ответить,
племяш, в чем загвоздка?
- Ну?
- Да в том, что над этим вопросом предметно работают минимум лет пятьсот.
А некоторые специалисты уверяют, что всю тысячу, и я думаю, это тоже
смахивает на правду.
- Э-э... Над каким вопросом?
- Чтобы у тебя, Леха, и у твоей великой родины ни черта не получалось до
конца. А если и получалось, так очень быстро разваливалось. Понял?
- Понял, - говорю, а сам бочком-бочком и на выход. Пошутить хотел,
называется.
- Выпороть бы тебя как следует для вразумления, - Ник меня добрым словом
провожает, - да уж больно ты здоровый, люди не поймут. А по морде дать -
так не чужой вроде... И вообще, почтальон лицо неприкосновенное. До
некоторой степени. Пока не задолбает!
Мне тогда двадцать три года было - служил в родном селе на почте и
радовался, что есть Интернет и молодых в армию больше не забирают. Весь
мир на мониторе, друзья-приятели в разных странах, работа ответственная,
кругом свои - что еще надо человеку? Типа лишь бы не было войны. А
радости-то сколько, простой человеческой радости - наструячишь на принтере
журналов и газет, сброшюруешь, сумку тяжеленную на плечо закинешь и идешь
по Красной Сыти, а тебя уже и в том доме ждут, и в этом, и каждый
встречный почтальону улыбается, и ты всей душой ощущаешь, до чего же
нужным делом занят - прямо здесь, прямо сейчас. А письма?! Которые иногда
на почту из города привозят - настоящие, в конвертах? Не какие-то мыльные,
которые у нас по старинке открытками зовут, будь они хоть на семь
листов... Да нормальное письмо по адресу доставить - это ж целая история.
Почтальона чуть ли не языческим ритуалом встречают. Прямо магия вуду.
Трезвым не уйти.
Хорошая штука Интернет все-таки. Не будь его, я бы наверняка после училища
в городе застрял - и потерял себя. Об одном жалею: не попробовал, каково
оно - в ванне лежать и из горла пить.
Ну, так вот. Дожди перешли в гнусно-моросящую фазу; спасательная
экспедиция, пыхтя и тарахтя, скрылась в направлении города; утопающее
село, прихлебывая самогонку, расселось перед телевизорами; Ник, ввиду
отсутствия телевизора, налег на суровый коктейль из самогона с Добрыниным
и Курочкиным; я на почте углубился в бета-тестинг седьмых "Героев". День
проходит, другой, и вдруг у меня лампочка под потолком - бздынь! - гаснет.
И главный компьютер встает на питание от бэкапа. И в телефоне ватная
тишина.
Я за дверь. На улице дождик противный еле капает и мат зверский стоит. Ник
еще стоит. С трудом. За забор держится и, снисходительно кивая, наблюдает,
как народ от дома к дому мечется.
- Доигрались, - Ник говорит. - Доцеловались с юсерами.
- Ты чего? - я ему. - Столбы небось подмыло, и все дела. Тоже юсеры
виноваты?
- Газеты читать надо, племяш, - отвечает. - Только не как вы это обычно
делаете, через пятую точку, а головой, аналитически. Все к тому и шло. Вот
завтра - услышишь - "Геркулесы" за облаками полетят. Стадами. Табунами.
Про...ли Россию дерьмократы. Ну, да ладно. Видать, судьба. В партизаны-то
со мной уйдешь, Леха?
- Сам, - говорю, - уйди. Баиньки уйди. Параноик!
Ник по привычке в сторону глянул - я, умный, назад отшатнулся, тут-то он и
засветил кулачищем в то место, где только что был мой лоб. А поскольку для
замаха ему пришлось отпустить забор, то он уже в процессе удара начал
падать. Я сразу ушел, не стал глядеть, как он в лужу опрокинется, только
плюх за спиной и услышал.
Дядя, чтоб его. Родственник. Помереть со стыда.
А назавтра, прямо с раннего утра, загудела по всему небу тяжелая авиация.
Я просыпаюсь, в залу выхожу, а там за столом папаня глазом в прицел
уперся. Из ствола прибор для "холодной пристрелки" оптики торчит. И не
знал, что есть у него. Всегда он прицел нормально пристреливает. А теперь
- патроны экономит?
- Ты зачем это? - спрашиваю. А сам уже догадываюсь, зачем.
- Да так, - говорит,- просто.
Ну, думаю, не завидую я юсерам. Ой, зальется слезами чья-то мама.
Пока что, правда, только наша мама на кухне плачет. Сдержанно и с
достоинством. Одной рукой плачет, а другой завтрак стряпает.
И до того естественно, прямо нормально мне все это подумалось - аж оторопь
взяла. Как будто я с раннего детства готовился к тому, что у России есть
враги, и рано или поздно тот из них, кто посильнее, возьмется нас
завоевать.
Понятно, кто.
Вышел на кухню, маму приобнял. Она стряпню бросила, хвать меня и так
сжала, кости хрустнули.
- Мам, - успокаиваю, - не напрягайся. Это какая-то глупость. Дурацкое
стечение обстоятельств. Сегодня наши пройдут по линии, упавший столб
найдут, провода срастят, и мы все узнаем. Эти самолеты, которые гудят,
наверняка учения или что-то вроде.
Сам говорю, а не верю.
- Господи, - мама шепчет, - как же хорошо, Лешенька, что ты такой
взрослый. Они ведь дети малые, что отец твой, что Никанор. Да и все
остальные...
И я понимаю - она тоже не верит. Для нее самое важное, чтобы я вел себя
как взрослый рассудительный мужчина и без лишнего повода не лез на рожон.
А я и не собираюсь. И папаня, кстати, не собирается. Он за пушку
схватился, потому что струхнул. Ему так спокойнее. Мужик со снайперкой,
пусть и не боевой, а промысловой - уже полтора мужика.
- Ладно, мам, я выскочу на пару минут, узнаю, как и что. По относительно
сухой обочине бредет председатель.
- Когда поедем? - спрашиваю.
- Куда?
- Ну... Обрыв искать.
- На чем?!
Глаза у председателя белые, то ли от налитости, то ли по причине глубокого
осатанения. Тут я вспоминаю: оба наших исправных гусеничника еще третьего
дня ушли в город и бесследно в том направлении сгинули вместе с отважным
экипажем. Так... Что мы сегодня имеем на ходу? Насколько мне известно,
один-единственный трехосный "Урал". Правда, у него под капотом дизель от
комбайна. Но "Урал" не переставишь на "сельхозрезину". Есть такие
громадные широченные колеса. Они ему не лезут. А на штатных баллонах он по
нынешней распутице далеко не уйдет, сядет.
Все-таки, и правда, хорошая вещь Интернет - мелькает в голове. И как
здорово, что он теперь повсюду. Ибо в противном случае покинул бы я родину
навеки. Не нравятся мне наши дороги. К дуракам притерпелся, а вот к
дорогам... Как поглядишь на весенне-летне-осеннюю распутицу, и сразу
неудержимо рвет в город.
- Значит, нужно идти пешком. Вы дайте команду электрикам. И я с ними.
- Леша, - говорит председатель, крепко хватая меня за грудки и слегка
встряхивая, - дорогой ты мой почтмейстер! Очнись! Сейчас, когда вся
Красная Сыть в едином порыве... О чем это я? Да! Ты что, вообще дурак?!
Все село готовится к войне с Соединенными Штатами. Все сидят в стельку
трезвые и чистят оружие. Формально, как гендиректор акционерного общества
"Красная Сыть", я могу им что-то приказать. Но чисто по-человечески - а,
Леша? Не время сейчас приказывать. Пусть остынут слегка. Глядишь, и сами
одумаются.
И ведь не скажешь ничего. Прав на сто процентов. Что называется - мудрый
политический деятель.
Возвращаюсь домой и на пару с отцом разъедаю громадную вкуснющую яичницу с
помидорами. Впервые в жизни замечаю, как мало, по сравнению с нами,
мужиками, ест мама. Что-то со мной происходит. Кажется, все чувства
обострены до предела.
Может, и вправду, война?
- Ладно, - вздыхаю, - пойду на службу. Не поработаю, хоть покараулю.
Слышь, папаня, а ты меня лучину щепать научишь?
- Ага... И лыко драть. Зачем тебе лучина? Свечей целый ящик. И керосину
две канистры. Эй, мамуля, помнишь, как мы с тобой при лампе-трехлинейке...
А?
Мама улыбается.
- Чего, - спрашиваю, - тоже обрыв случился?
- Не-а. Молодые были, романтики захотелось. Самую малость сеновал не
зажгли. Брыкалась очень, понимаешь.
- Тьфу на тебя! - мама почти смеется, и мне становится легче. Когда она
плакала, я сам едва не разрыдался.
- Нигде больше, - говорит отец удивительно серьезно. - Я ведь объехал всю
страну, ты в курсе. Но я вернулся. Нигде больше сено так охренительно не
пахнет. И вообще ничего так не пахнет, как у нас. Знаешь, сына, я бы
хотел, чтоб ты тоже поездил по миру. Чтобы вернуться. Эх, теперь уж не
судьба...
- Только вот этого не надо. Без паники. Все скоро выяснится. Если
председатель людей не найдет, я один по линии пойду обрыв искать. Сегодня
же. И чем раньше, тем лучше.
- Как же ты, Леша... - мама прямо на глазах в лице меняется. - А если...
- Да не ударит меня током, не бойся.
- Каким током?! Да ведь... Ты что, не понимаешь? Не пущу!
- Спокойно, - отец в стол глядит, а сам чего-то соображает. - Только
спокойно. Почему бы ему и не сходить, а? Связь восстанавливать надо
по-любому. И если город на этот счет не чешется, значит, Лешкина очередь
чесаться. Разрешаю. Я сказал. Пожевать ему собери. А ты, - это мне уже, -
сделай вот как. Просто для страховки, на всякий случай, хорошо? Значит,
во-первых, оденься по-человечески, чтоб за версту было видно: гражданское
лицо. Во-вторых, паспорт возьми и удостоверение заведующего отделением
связи. А вот ружье... Не бери. Понял?
Я сижу, впитываю папашину мудрость и тихо злюсь. Хоть отец у меня и чудо,
но, увы, на нем такая же печать "холодной войны", как и на всем его
поколении. Более того, они и детей воспитали себе подобными. Вот я вроде
бы хомо сапиенс, а вынужден прилагать определенные усилия, отгоняя от себя
мыслишку: до ракетной базы километров сорок, после бомбежки поднялись бы
хоть какие, а дымы, и поскольку их нет - значит, ракетчиков накрыли
десантом. Тьфу! Тут в дверь - буме!
- Заходи, Никанор! - мама через плечо кричит. И тихонько: - Именно тебя
нам и не хватало для полного счастья...
- Как знать, - отец бормочет, - как знать...
Появляется Ник - трезвый, умытый, в чистеньком камуфляже. Вот что отец
имел в виду, когда советовал одеться по-граждански - у нас же все село в
военном ходит. Дешево и практично. Вещички прочные и грязь почти не видна.
Чем реже стираешь, тем маскировочное рисунок. Вчера, когда Ник в лужу
падал, я еще подумал: он же такой напрочь закамуфлированный, что если там,
в этой жиже, заснет - не найдут. Пока сапогом не наступят.
И ведь прав отец, хоть ты тресни. Наткнутся юсеры посреди леса на мужика в
русской военной форме и при карабине "Сайга", остро напоминающем АК - с
ходу грохнут. Превентивно, не вдаваясь в подробности. Хотя это еще вопрос,
кто кого первым увидит. Я, конечно, против старших дилетант, но все равно
- местный. А уж Ник или папуля, да любой их ровесник... Такого Зверобоя со
Следопытом на берегах Онтарио изобразить могут - Фенимор Купер обрыдался
бы.
- Радио слушали? - Ник с порога спрашивает.
- Батареек нет.
- И не слушайте. На всех частотах глушилка шурует. Я не шучу. Настоящая
глушилка, не хуже советской. Вж-ж-ж-ж, бж-ж-ж-ж... А может, и она самая.
Их же не демонтировали ни фига. Захвати и врубай. Что делать собираетесь?
- Леха телефон чинить пойдет, - отец говорит. - Может быть.
- Хорошая мысль. Ты это... Ксиву не забудь. И ежели чего, сразу руки в
гору и кричи - "постмен"! У юсеров к почтальонам отношение трепетное.
Носом в землю, конечно, уложат, но точно не застрелят. Ну... Тогда
счастливо.
- Сам-то чего надумал?
- Да ничего, - Ник отвечает небрежно так. И мне подмигивает незаметно. -
Уж больно обстановка неконкретная. Оно ведь как может обернуться - мы тут,
понимаешь, с ума сходим, а это просто учения. Сам небось помнишь, какой
всегда на учениях бардак. Мимо нашей площадки однажды танковая дивизия
шла, так сто метров бетонного забора будто корова языком... Ну и,
спрашивается, чего им стоило пару столбов уронить? Да ничего. Они такой
ерунды и не заметили.
- Нас бы загодя предупредили, - отец возражает. - И потом, учения просто
на местности не проводятся. Только на полигонах. И где они тут?
- Могут захват базы отрабатывать. Да мало ли... А нас предупреждать - ты
подумай, ну кому мы нужны?!
Мне становится неинтересно, я встаю, говорю, что прошвырнусь до почты, и
выхожу за дверь. Почти моментально вслед за мной на крыльце оказывается
Ник.
- Уфф, - отдувается. - Тебя-то мне и надо. Зайдешь на минутку, а?
Про вчерашнее он, похоже, забыл. Или вспоминать не хочет. Ну, тогда зайду.
Почта как раз в ту сторону.
На улице грязь подсыхать вроде думает, но сомневается пока. А вот дождик
больше не моросит - так, пылью оседает. Неужто кончается
светопреставление? Кое-как пошкандыбали по обочине, иногда за заборы
хватаясь для устойчивости. Местами штакетник уже обломан.
- Дураки Россию губят, а дороги спасают, - Ник под нос себе ворчит. -
Русский патриот, скажи автобану "нет"! Ибо только грязь родная непролазная
за тебя в лихую годину заступится. И утопнут в ней враги со всеми ихними
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг