переживания? Все равно самое интересное останется за строками, потому
что делиться им я не могу. А чтобы рассказать главное, строк этих
достанет и сотни.
Когда на местном посту Корпуса Спасателей засекли пуск ракет, то
первым делом позвонили в Моннуар и спросили, что стряслось. Тони
сдавленным голосом ответил: ничего, извините, пуск случайный, пьяное
баловство. Дежурный очень удивился - люди, чья профессия связана с
горами, красными ракетами не балуются, сколько бы ни выпили, не то
воспитание, - но вслух удивления не выказал, а только посоветовал
готовить деньги на штраф. И вызвал полицейское отделение. Ему так и
так нужно было это сделать, по инструкции положено. Корпус Спасателей
организация полувоенная, на каждом столе инструкция лежит, а уж пульт
дежурного от них вообще прогибается.
Через пару минут с Тони уже беседовала целая комиссия -
полицейский офицер и мощный компьютер. Тони врал, а машина показывала:
человек в беде, переживает тяжелый стресс, возможно, говорит под
давлением. Офицер немедленно поднял в воздух тревожную группу.
Позвонил спасателям и попросил: вы пока не дергайтесь, но будьте
готовы. Потом решил на всякий случай освежить в памяти свою
инструкцию. Кряхтя, раскрыл тяжеленный фолиант, и увидел, что слегка
недоработал. Инструкция предписывала немедленно разбудить старшего
начальника и доложить ему: шеф, мы уже загнали на гору все, что
шевелится.
И на гору пошел, обгоняя транспортные машины, вертолет огневой
поддержки.
В небе оказалось неожиданно тесно от винтокрылых, причем все
уверенно летели на Моннуар. Во-первых, там был ремонтник - видимо,
тост Роджера все-таки подействовал. Во-вторых, чрезмерно бдительные
спасатели с другого поста, которые тоже сначала в Моннуар звонили,
обнаружили, что телефон перманентно занят, и довольно справедливо
восприняли снятую трубку как знак больших неприятностей. А еще между
горами сновал оголодавшим стервятником аппарат с эмблемой
телекомпании. Вот это уж точно была неприятность. Строгая команда с
земли ремонтника моментально развернула. Спасателям приказали отвалить
на безопасное расстояние и притормозить. А съемочная группа, судя по
всему, уже заметила штурмовик и пришла от этого зрелища в нездоровое
возбуждение. Потому что пилот у них совершенно оглох, и как ему ни
орали: "Назад, придурок, лицензию отнимем!", он только жаловался на
помехи и сообщал, что все нормально.
На штурмовике оператор настроил оптику и доложил, что видит перед
зданием комплекса "Моннуар" неустановленный вертолет, а тепловой
искатель показывает: возле каждой из горнолыжных трасс находится по
человеку, все на краю леса, будто в засадах, правда один, похоже,
дохлый. Еще через секунду оператор увидел, как из-за комплекса
выбежали двое с автоматами и стремительно нырнули внутрь здания.
Автоматы оператору крайне не понравились, маски на лицах странной
парочки - тем более, а особенно его расстроило то, что им кто-то
услужливо открыл дверь. И тепловизор утверждал: в здании около
тридцати объектов. А полагалось от силы двадцать.
На армейском штурмовике оператор-наводчик лицо подчиненное. На
полицейской машине - наоборот, командир. Поэтому еще через две секунды
он нагло соврал, заявив: "Кажется, в меня стреляют", и ювелирно
продырявил неустановленному вертолету редуктор. За такое самоуправство
его прямо в воздухе разжаловали и уволили. Но главное было сделано -
террористы оказались намертво привязаны к Моннуару.
Понятное дело, они здорово обиделись, и тут уж действительно
начали стрелять. Полицейские высадились, залегли вокруг комплекса и
тоже на славу пошумели. Объединенными усилиями обеих сторон в здании
не осталось ни одного целого окна. Полиция старалась по заказу
Дитриха, террористы по собственной инициативе. Потом начались
переговоры, точнее их имитация. Потом наконец-то подвезли миномет. С
безопасного расстояния кинули на Моннуар газовый заряд, и через
несколько мгновений в комплексе все упали, и хорошие, и плохие.
А вертолетчика по итогам операции пришлось обратно принять на
службу и в звании восстановить.
Конечно, мечтая о том, что этот случай захвата людей в заложники
окажется последним, Дитрих здорово раскатал губу. В следующий раз
террористы запаслись противогазами. Но в Моннуаре обошлось без жертв,
и для меня это было главное. Иначе я бы просто до смерти угрызся
совестью. Двадцать лет на горных лыжах - подумать только, двадцать
лет! - обогатили меня разнообразным опытом. Только одному я не
научился совершенно - убегать и прятаться. Не было повода. И каким бы
разумным и естественным ни выглядел наш с Крис побег... Некий
внутренний протест я ощутил. Потому что без жертв обошлось, а без
поломанных судеб - увы. При чем здесь я, какова степень моей вины, и
есть ли таковая вообще, понятия не имею. Но совесть почему-то ноет.
Как будто присутствие рядом битого жизнью отставного русского
"челленджера" могло бы помочь моим друзьям - друзьям ведь! - уберечься
от серьезных душевных травм. Но ведь могло же! Правда, могло...
Если ты с детства обучен поднимать внутреннюю ногу в повороте,
куча нервов потом уйдет на то, чтобы эту порочную технику из себя
вытравить. Примерно так же в меня вбит по самую шляпку комплекс
"челленджера". Система оценок человека, который всегда ищет
оптимальную траекторию, и готов держать ее любыми средствами. На
спортивной трассе это единственно верная тактика. Выжать из всего - и
из себя в том числе, - максимум. Парадоксально, но в обычной
человеческой жизни не так. Здесь небольшая ошибка тоже может стоить
жизни, но совсем в другом смысле: ты ошибся, и благодаря этому будешь
жить. Опоздал, не пришел, заболел, наплевал - о-па, живой!
Повел любимую в свадебное путешествие, и уцелел.
Я думаю об этом, стоя под душем. Потом еще немного думаю, собирая
вещи. И очень много - за завтраком, потому что ем по старой привычке
только самое полезное, а оно как правило не больно-то вкусное. Жую,
размышляю, озираюсь рассеянно по сторонам. Вокруг меня странный,
изменчивый, удивительно пластичный и многовариантный мир. Я знаю, как
легко в нем теряются бывшие спортсмены. Но мне-то, который рвался из
спорта наружу, будто там, в миру, за границей бескрайнего снежного
поля, которое я так образно себе представлял, было медом намазано...
Кстати, а вот и мед, а я его в чай, и получится замечательно... Так
вот, не мне в этом мире теряться. Я просто недавно тут живу, и
каких-то вещей еще не понимаю. Но обязательно пойму, выясню, научусь.
И постараюсь найти здесь свое место. Особенное, единственное, самое
подходящее для меня.
Думаю об этом, выводя машину на шоссе. С рекламного щита хитро
щурится Тони, но я его демонстративно не замечаю. Обязательно найду
Тони и постараюсь вызвать на откровенный разговор, и наверняка смогу
чем-то ему помочь. Но пардон, не раньше, чем стану человеком сам.
Думаю об этом, ковыляя в правом ряду. А потом мне просто
надоедает думать о сложном и высоком. Я достаю из-под сиденья
радар-детектор - запрещенный прибор, за который штрафуют так, что
волосы дыбом встают, - настраиваю его, и как следует наступаю на
педаль. Вспоминаю, что вот дедушка Кристин, например, когда понял, что
зачехлять лыжи уже пора, а без скорости он жить еще не научился -
пошел в автогонщики. Я, конечно, не такой отчаянный, как Жан-Клод. Но
вот эту связочку поворотиков мы сейчас облизнем как надо... Эх,
хорррошшшо-о!!! Так здорово, что даже обидный сон - он ведь не
тревожный был, не пророческий, всего лишь обидный, - забывается,
растворяясь под напором реальности. Забывается напрочь.
Среди низких облаков появляется небольшой просвет, и из него
выглядывает солнце, какое-то совсем не зимнее, очень ласковое, мягкое.
Я смотрю на часы и вижу, что Крис уже наверняка проснулась. Набираю
вызов. И неожиданно понимаю - а ведь это самое главное, самое важное,
что я сделал за сегодняшнее утро. И самое лучшее. И самое умное. И
самое правильное. Не разобрать сновидение, не решить душераздирающую
проблему, не о судьбе задуматься - всего лишь нажать пару кнопок.
Радостно смеясь, утапливаю педаль до пола, и не еду - лечу -
куда-то в безоблачно светлое будущее.
Москва, 1998 (пролог), 1999-2000.
Автор посвящает этот роман Геннадию "Генриху" Бочарову,
Анатолию Корниенко, Борису Ленину, Олегу Макееву, Игорю Скляренко и
Александру Якушину, которых больше нет рядом на склоне и в жизни.
Спасибо Валентине Глебовне Дивовой и Николаю Глебовичу Дивову за
советы и редактуру.
АВТОРСКИЕ ПРИМЕЧАНИЯ
1]. Если не вдаваться в тонкости, вся разница между
классическими горнолыжными дисциплинами заключается в
протяженности трассы, перепаде высот, расстоянии между
флагами и степени их "разноски" от осевой линии. Собственно
рост этих параметров и обуславливает деление на Slalom
(слалом), Giant slalom (слалом-гигант), Super-G
(супергигант), Downhill (скоростной спуск). Попросту "чем
дальше, тем все больше" - скорость, нагрузка, время
пребывания на склоне, опасность для жизни (но не риск
травматизма вообще - самый жуткий перелом ноги, который
довелось наблюдать автору, был заработан на скорости, не
превышавшей 20 км/ч). Судя по описанию, трудность
прохождения трассы "Ски Челлендж" происходит именно из ее
"пограничного", междисциплинарного характера. Лыжнику
навязываются выматывающие условия - завышенный темп,
усложненный рельеф, большая протяженность нагрузки по
времени, - но при этом от него по-прежнему требуется высокая
техничность. Это должно быть очень красиво - естественно,
когда глядишь со стороны.
2]. WRC (World Rally Car) - класс раллийных автомобилей.
Строится на платформе и в кузовах реально существующих
моделей. Непременное условие омологации (допуска к
соревнованиям) каждой WRC - выпуск ограниченным тиражом
коммерческой версии. Спрос на "гражданские" WRC настолько
велик, что счет идет на многие тысячи. Характерные WRC,
которые встречаются иногда на наших улицах - Subaru Impreza
WRC, Mitsubishi Lancer Evolution.
3]. Явная гипербола. Здесь и ранее, когда говорится, что
трасса "распахана", "сильно разбита" и т.п., не следует
воспринимать это буквально. Стальные канты горных лыж -
хороший плуг, и праздно катающаяся публика за считанные часы
нарывает на склонах мощные бугры и глубокие ямы. Но в том и
отличие спортивной трассы от обычной горы, что на ней
организаторы стараются обеспечить для всех лыжников хотя бы
приблизительно схожие условия. Простейший способ - попросту
залить склон водой, древнейший инструмент - пожарная машина.
Сейчас для поддержания трасс в божеском виде используются
более продвинутые технологии, но смысл их тот же. Конечно,
выступая в тридцатых-сороковых стартовых номерах, ты уже
едешь по откровенной канаве, а шансы на победу у лыжника под
номером двести объективно равны нулю. Однако даже ему канава
будет отнюдь не по уши, и определение "танкодром" - просто
реплика профессионала, учитывающего любые нюансы, и для
которого малейший бугорок может означать либо выигрыш сотой
доли секунды, либо ее потерю.
4]. Ратрак - многофункциональный горный трактор с очень
широкими гусеницами (обычно резинометаллическими),
обеспечивающими низкое удельное давление на снег. С равным
успехом выступает как транспортная, спасательная,
прогулочная машина. Широко используется при "утаптывании" и
заглаживании горнолыжных трасс различного назначения. Если
вы не совсем понимаете, к чему эти косметические процедуры -
см.п.3. Без надлежащего ухода любой активно используемый
склон довольно быстро превращается в упоминавшийся выше
танкодром, правда, уже кроме шуток. В горах это закончится
буграми по пояс, а небольшие подмосковные склоны просто
лысеют - лыжники расшвыривают снег в стороны или стаскивают
его вниз.
"Топтуны" - уже не те топтуны, что раньше (здоровенные
дядьки на длинных лыжах). Сейчас это просто бригада общего
назначения, которая готовит трассу к соревнованиям и
поддерживает ее в нормальном состоянии в процессе оных. А
вот до появления ратраков топтуны много и тяжко работали
ногами, т.е. натурально топтали снег по всей горе сверху
донизу.
5]. Совершенно реальная история, относящаяся к первой
половине 80-х гг. ХХ века. В 1992 г. автору довелось
побеседовать со спортивным обозревателем Александром
Маслаченко, комментировавшим тот этап Кубка в прямом эфире.
Г-н Маслаченко казус с Попангеловым отлично помнил. По его
словам, произнеся историческую фразу "В Китсбюэле Попангелов
упал...", и увидев, какие она возымела разрушительные
последствия, он попросту растерялся. Чем и объясняется его
полный эмоций возглас, который автор имеет смелость
классифицировать как "восторженный". А почему бы и нет?
Определенная нервозность лыжника, которая и привела к
падению уже примерно на десятом флаге, была для опытного
глаза вполне заметна. Таким образом комментатор вполне мог
бессознательно на нее отреагировать - той самой фразой. И
Попангелов упал. А Маслаченко, сам того не зная, совершил
предикторский акт, ставящий его на одну доску со знаменитыми
провидцами. Чем не повод для восторга, пускай опять-таки
бессознательного?
6]. Написание этой фамилии на самом деле никаких "лишних"
нечитаемых букв не предусматривает - Killy. Свое
происхождение род Килли ведет из Эльзаса. Образ Кристин
Килли автором вымышлен (к тому же не намеренно - приснился).
Любые возможные совпадения абсолютно случайны.
В то же время, вживленная в роман информация о Ж.-К.
Килли вполне документальна и заслуживает доверия. К
сожалению, для большинства сегодняшних непрофессиональных
горнолыжников Килли не столько живой человек, сколько
торговая марка лыжного экипа. Впрочем, это еще не самая
оригинальная форма забвения. В одной из известнейших и
любимейших бардовских песен нашей страны
есть такая строка: "Нас провожает с тобой
гордый красавец Эрцог". Интересно было бы сейчас провести
опрос среди поющих это под гитару у костров - откуда у
кавказского горного пика такое странное имя? Мориса Эрцога,
мэра Шамони, я упоямнул в тексте чисто по наитию, мне
показалось забавным совпадение двух судеб: его и Килли,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг