точку.
- И ты заметь, Кир, они ведь никогда не выдвигают разумных,
компромиссных требований. Они намеренно говорят о полном запрещении,
полном закрытии, полном отказе от всего, что пачкает мир. А значит -
никогда им не удастся ничего ни закрыть, ни запретить. Ну ладно, они
балуются. А тебе-то что делать на яхте "Соло", серьезному русскому
журналисту?
- Единственному русскому журналисту, - добавил Смолянинов.
- В смысле?... - не понял Тим.
- Яхту выпрут в нейтральные воды, это точно, - объяснил
Смолянинов. - А вот меня вряд ли. Я буду на яхте единственный человек
с советским паспортом. Серпастым и молоткастым.
- Кир! - позвали из угла. - Где ты там?!
- Сейчас, солнышко! - отмахнулся Смолянинов. - Момент!
- Значит, нарочно в петлю лезешь... - протянул Тим без малейшего
выражения.
- Меня вытащат, - сказал Смолянинов уверенно. - Но шуму вокруг
полигона будет гораздо больше, чем его смогла бы поднять нерусская
яхта с нерусскими же, как ты выразился, обалдуями. А полигон
действительно очень грязный. Перманентный Чернобыль, все, кто рядом
живет - больные. Местность отравлена на сотни километров. Гадкое
место.
Тим вздохнул и потупился.
- Очень много интересных тем, - повторил Смолянинов.
- Наверное, - пробормотал Тим. - Ладно, спасибо за совет.
- Да не за что, Тим. Заходи в редакцию почаще.
- Постараюсь. До свидания, Кир. И - удачи!
- Хотелось бы, - улыбнулся Смолянинов, протягивая Тиму руку. - Не
падайте ухом, поручик Костенко.
- Я младший сержант без классной квалификации. Счастливо, Кир.
- Счастливо, - Смолянинов поднялся и ушел. Тим заглянул в
опустевшую чашку кофе, посмотрел на часы и вздохнул. "Пора идти, через
два часа у меня клиент. И до чего же мне не хочется с ним работать!
Вообще ничего не хочется. Что со мной? Почему на душе так противно?"
- Я что-то сделал не так, - прошептал Тим. Встал, сунул руки в
карманы и, сутулясь, вышел из бара.
*****
В подобных случаях следует говорить о
психологическом воздействии на сознание
некритично мыслящего человека его же
собственных представлений и ожиданий. И
крайне редко - о пси-воздействии.
На доске объявлений висел длинный список остепенившихся негодяев.
Некогда эти двоечники и прогульщики вовсю позорили факультет
журналистики, а теперь образумились и подали нижайшие прошения о сдаче
разницы в экзаменах и восстановлении. Тим рассматривал список с
удовольствием. Что за люди! Сливки общества, цвет его курса. Кто-то
хочет восстановиться просто по инерции, кого-то родители заставляют, а
некоторые, возможно, поступили на работу в хорошие места, где диплом
рано или поздно будет нужен, чтобы пробиться в редакторы. "Интересно,
а чего хочу я? Наверное, чтобы родители от меня отстали. Потихоньку
все досдам, до весенней сессии времени - вагон. Потом на "заочку"
переведусь... Ага, уже не переведусь".
Тим хищно прищурился и с шумом вобрал в себя побольше воздуха для
матерного вопля. Подумал и выдохнул. Только сжал кулаки.
В списке было человек двадцать отчисленных. Против одних фамилий
стояла резолюция "восстановить", против других - "разрешить сдавать
разницу". И только про бывшего студента Костенко написали коротко и
ясно - "отказ". Липовое ходатайство из рекламного агентства, где
работала Ольга, прошло все инстанции нормально. Почему же тогда отказ?
Тим круто повернулся на каблуках и рванул на себя дверь учебной части.
- Простите, Тимофей, но я вам ничего определенного сказать не
могу, - сообщила инспектор курса. - Учебная часть тут ни при чем, эти
вопросы решает деканат. Сходите к замдекана, может быть, она...
К заместителю декана Тим попал быстро, уже через полчаса. Это
оказалось несложно - сначала тонизировать замучанную менструацией
секретаршу, а потом мощным "щелчком" сквозь дверь настроить грозную
замдеканшу на миролюбивый лад.
- А понятия не имею, - сказала замдеканша. - Это вы сами, молодой
человек, разбирайтесь в учебной части. Сказать по правде, я так думаю,
кому-то вы там крупно насолили...
Круг замкнулся. Стоя в коридоре с глупой ухмылкой на губах, Тим
привычно шарил по карманам в поисках фляги. "А откуда ей взяться - я
же теперь почти не пью". Тим свернул за угол, спустился по широкой
мраморной лестнице и вышел на улицу, под мокрый снег. "Похоже
наклевываются серьезные неприятности. Отец меня тупым ножом зарежет.
Больше ему ничего не остается. Выгнать меня из дома он не в состоянии,
поскольку дома я и так не живу. Наследства лишить тоже не получится -
разве ж это наследство? А вот в морду он мне даст. Бедный папа,
здорово я его обломаю. Человек без диплома по его понятиям - не
человек".
Дома Тим принялся бесцельно шататься по квартире, потом затеял
было стирку, но бросил на полпути. Наконец, перелопатив книжный шкаф,
раскопал давно спрятанный от себя литр водки и уединился с бутылками
на кухне. Прошел уже месяц с тех пор, как Тим побывал бесплотным
духом, узнал о Проекте, убил оператора и принял решение поднять лапки
кверху. Для начала он разругался с Рябцевым, а на следующий день
сказал Гульнову и Зайцеву, что выходит из расследования. Мотив он
придумал отменный - "мне страшно, я боюсь на этом деле сойти с ума. Я
устал общаться с зомби, они пугают меня. Про наведенный бред слышали?
Вот так-то. Скоро я начну вам рассказывать про японскую разведку, а
мне бы этого очень не хотелось".
Ребята посмотрели на него сначала с интересом, потом с жалостью,
и отвернулись. А Проект - исчез. Пропал, растворился в воздухе,
перестал беспокоить. Как будто и не было его. Никаких симптомов. И вот
тут Тиму действительно стало нехорошо. Во-первых, он действительно
обрубил ниточку, соединявшую его с людьми, которых уважал, и
которые хорошо к нему относились. Во-вторых, чем больше времени
проходило, тем иллюзорнее казались все его былые страхи. Факты,
которые раньше выглядели неоспоримыми, расплывались и таяли.
Обжигавшие душу эмоции подзабылись. И иногда, вспоминая, Тим ловил
себя на том, что действительно подозревает - а не существовал ли
Проект исключительно в больном воображении нескольких десятков
сумасшедших?
Тем более, что интенсивно "раскручивая" свою энергетику, Тим
вполне мог переутомиться. Психика сенса - чересчур навороченная
система для того, чтобы быть совершенной. И она запросто могла дать
временный сбой. "Но чем же я тогда занимался добрых полгода? С какими
ветряными мельницами воевал? И почему тогда, уверенный в том, что меня
травят, как лисицу, и жизни моей угрожает опасность, я был так собран,
отважен, неутомим... счастлив?
И почему теперь мне так тоскливо и одиноко?
Неужели ты был болен, Тим?"
Ему вдруг стало тяжело дышать. Тим перевернулся на спину и понял,
что плачет.
*****
Ну, а если человек, подвергнувшийся
аномальному воздействию, здоров во всех
отношениях, в состоянии критически
оценить ситуацию, но лишь слегка, самую
малость "акцентуирован"? Можно ли
доверять его показаниям, если к тому же
они сопровождаются другими, объективно
зафиксированными свидетельствами
аномальности происшедшего?
Думается, что можно. Но лишь
показаниям, а не их объяснениям, которых
может быть великое множество.
- Тимофей, вы не могли бы зайти ко мне на минуточку? - раздалось
за спиной.
Тим обернулся. Перед ним, мягко улыбаясь, стоял Гаршин.
- Понимаете, Тимофей, я давно хотел с вами поговорить, но вы
теперь так редко бываете в редакции...
Тим, не отвечая, сверлил Гаршина взглядом. "До чего же он мне
неприятен! А почему, собственно? Если отбросить некоторые личные
претензии, о которых знаем только мы с ним, то почему? Да скользкий
он, вот и все. Болезненно костлявый, с острыми маленькими глазками.
Взгляд бегает. И весь этот Гаршин какой-то жеваный, помятый... Год
назад, когда мы встречались по его личным делам, он просто страшно
выглядел, а сейчас, кажется, поздоровел, но ненамного".
- Ну... - начал Тим глубокомысленно.
- Прошу, - Гаршин распахнул дверь кабинета.
Тим помялся, но вошел. При других обстоятельствах он с Гаршиным
разговаривать не стал бы. Но теперь, зная, что между Гаршиным и отцом
имелся какой-то контакт, решил хотя бы послушать.
В кабинете редактора отдела было непривычно пусто. Прежний
редактор, Петя Половец, уволившись, забрал с собой все те маленькие
вещицы, которыми обрастают с годами стены каждой редакционной комнаты.
Плакаты, вымпелы, флажки какие-то, дружеские послания, макеты удачно
сделанных полос. Вроде бы ерунда на булавках и кнопках болтается, а
сразу видно, кто в комнате хозяин, что он за человек. Половец был
нормальный мужик и не мешал отделу работать. Над расследованием Тима и
Зайцева деликатно хихикал, но не более того. Копайте, ребята, а я тут
ни при чем.
Гаршин за отдел еще толком и не брался, а напряжение уже создал
очень серьезное. Самим фактом своего присутствия. Очень уж у него были
характерные замашки человека, делающего карьеру. И при этом - богатое
прошлое "аномального" журналиста, еще в застойные годы успешно
публиковавшего смелые материалы. Гаршин был свой человек на Байконуре
и в Звездном городке, приятель многих космонавтов, автор нескольких
книг. И многих статей по паранормальной тематике.
Вроде бы в доску свой. А морда противная. Тим сел, посмотрел на
устраивающегося за столом Гаршина и поежился. "Надо бы сейчас
"щелкнуть" для большей уверенности, да не успею, он уже рот открыл.
Придется в этот рот смотреть".
- Признаюсь, вы очень меня интересуете, - начал Гаршин без
обиняков. Тим снисходительно кивнул. "Это ты молодец. Давай, продолжай
в том же духе".
- Мне удалось разузнать о вас немного, - продолжал Гаршин, - но
даже это немногое впечатляет. Вот, давайте вместе посмотрим. Вы не
против, Тимофей?
- Ну отчего же. Кстати, я откликаюсь на имя Тим.
- Да? Чудесно. Так вот. Вы интересный молодой человек, Тим.
Публикуетесь с пятнадцати лет, причем сразу в солидных изданиях...
- У моих родителей много друзей, - ввернул Тим.
- Это замечательно. В факультетской многотиражке у вас был ряд
весьма нестандартных статей...
- До сих пор стыдно.
- Это тоже замечательно. А в нашей газете вы сотрудничаете еще с
семнадцати. И делаете очень разноплановые материалы. Одно начало чего
стоит - репортаж на первую полосу...
- А тут все пьяные лежали, - честно объяснил Тим. - Некого
оказалось послать. Я, правда, тоже был малость того...
- Судя по вашему репортажу, министр образования этого не заметил.
- Вы меня пугаете, Иван Иванович, - пробормотал Тим. Его охватило
глухое раздражение. - По-моему, ваша осведомленность выходит за
границы приличий. Вы за сколько лет архивы подняли?
- Вы мне интересны, Тимофей, - повторил Гаршин.
- А вы мне уже нет, - отрезал Тим.
- Тимофей, зачем вы грубите?
- У нас вооруженный нейтралитет.
- С какого момента, хотел бы я знать?
- С того самого, Иван Иванович, как я с вами последний раз
поработал. Кстати, что ваша язва? - спросил Тим брезгливо.
- Великолепно. Как будто и не было ее никогда.
Тим вздохнул.
- Надо бы проверить. Выглядите вы получше, это правда, но...
- Спасибо, у меня все в порядке, - быстро сказал Гаршин.
Тим встал, сунул руки в карманы и прошелся по кабинету.
Остановился перед столом и, покачиваясь с носков на пятки, навис над
Гаршиным, который весь съежился и затих.
- Год назад вы совершили очень большую ошибку, господин Гершович,
- тоном прокурора сообщил Тим. - Вы не пришли ко мне на два последних
сеанса. А эти сеансы были очень важные, может быть даже решающие. Я
вам это говорил. Тем не менее, вы не пришли. Догадываетесь, какие
выводы сделал я?
Гаршин-Гершович потупился.
- Я понял, что вы только делали вид, будто верите мне, - обвинил
Тим. - Вас рекомендовали надежные люди, у меня не было оснований
отказать им, я с вами интенсивно работал, тратил на вас свое здоровье.
А вы удрали без объяснения причин. Мне на деньги наплевать, у меня их
завались. Но я понять не могу, отчего мой клиент растворяется в
воздухе. Объяснение только одно - он не верит, что я его вылечу.
Гаршин отвернулся к окну, сложив руки на груди.
- А вы ведь неплохо писали об экстрасенсах, господин Гершович.
Объективно, честно. Почему вы попросились именно ко мне со своей
язвой? А? Я ведь не знал, что в частной жизни вы язвенник Гершович, а
на работе - журналист Гаршин.
- Тимофей, я тоже не знал, что ваша фамилия Костенко, - сквозь
зубы процедил Гаршин, поворачиваясь к Тиму лицом. - Я бы обязательно
вас спросил, не тот ли вы Тим Костенко, который работает здесь у
Малининой. Я же хорошо знаю ваши обзоры писем, я их все читал...
Тим ссутулился и отвел глаза.
- Так что ж вы меня сразу не признали, увидев в редакции? -
спросил он устало, опускаясь в кресло. - Совесть заела?
- Допустим, - ответил Гаршин, слегка расслабляясь. - Допустим,
мне действительно было стыдно. Я совершенно не знал, что сказать вам.
И признай я вас, ребята начали бы задавать ненужные вопросы...
Поймите, Тимофей, я не афиширую то, что я болен. Некоторые свои
болячки выставляют напоказ, а я вот не могу, не хочу...
Тим внимательно посмотрел на Гаршина. "Врет, не врет? Сейчас
"щелкну", проверю. Нет, чуть погодя. Отвык я за последнее время от
двойного восприятия. Могу случайно измениться в лице, он увидит, что я
его нюхаю, обидится еще. И так уж я достаточно ему нахамил".
- Это надо так понимать, что язва все-таки беспокоит? - спросил
Тим.
- Слегка...
- Тьфу, блин! Почему вы не пришли тогда?
- Так вышло, Тимофей...
- Знаете, Иван Иванович, я гораздо моложе вас, но меня это не
смущает. Сейчас я вам скажу, кто вы. Вы кретин!
- Тимофей, перестаньте! - рявкнул Гаршин, ударяя кулаком по
столу.
- А что вы мне рот затыкаете?! Из-за вашего упрямства я допустил
брак в работе! И вдобавок вы уволокли с собой мой информационный
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг