рассказанного мною я не испытывал?
- Испытывали! Еще как испытывали! Того, что вы говорили, нарочно не
придумаешь. Но только все эти живописные подробности были вызваны к жизни
не нашей аппаратурой, а, скажем так, обстановкой опыта, вашим состоянием,
близким к трансу, вашими многолетними грезами о житье-бытье простых
бабочек и мотыльков...
- Пре-кра-тите! - воскликнул Шрамов. - Есть же предел всему!
Я встал и ушел из лаборатории, думая, что прощаюсь с ней навсегда; но,
оказывается, они меня тоже заразили своим энтузиазмом. Вечером следующего
дня я уже перестал видеть обиду в том, что кто-то подозревает во мне
шамана, самогипнотизера. Поэтому, когда вечером в понедельник Листовский,
поникший и очень серьезный, явился к нам в отдел и, вызвав меня в коридор,
попросил прощения за резкость, я не стал особенно миндальничать.
- Ладно, бывает, - сказал я. - Кстати, мне пришло в голову кое-что
относительно этой самой тошноты. Мы, люди, ощущаем свое тело, верно? Пусть
не очень четко, но ощущаем - что-то от тока крови, что-то от пульсации
кишок и так далее, верно?
- Почти верно, - сказал он. - Я улавливаю вашу мысль, хотя она выражена с
прямотой дикаря. Простите, - тут же добавил он, не скрывая, что отныне
будет подчеркнуто расшаркиваться после каждого своего неосторожного слова.
- Но ведь бабочка тоже ощущает свое тело, - продолжал я. - И ничуть не
хуже, чем мы. А может быть, и поотчетливее, а?
- Все может быть, - подтвердил он, еще не понимая, куда я гну.
- А какие у нее внутренности - вы видели?
Он замер.
- Так, - сказал он. - Ах мы, идиоты! Ну, конечно же! Фу ты, черт возьми!
Да это же явление несовместимости ощущений! Как же мы прошли мимо этого!..
Но вы-то, вы-то, - вспомнил он. - Вы-то, собственно, почему оказались
исключением?
- Я слишком давно знаю, что у них внутри, - сказал я - И это нисколько не
кажется мне противным. Так, знаете ли, врачи и другие специалисты
привыкают к тому, что видят каждый день...
- Может быть, - сказал он, внимательно разглядывая меня. - Очень может
быть. - Надо думать, прежние его подозрения вспыхнули с новой силой, но он
предпочел держать их при себе.
Десятый и одиннадцатый эксперименты провалились, однако не по моей вине.
Зато к двенадцатому установка, кажется, была перемонтирована заново. К
тому же, мне готовился какой-то новый сюрприз. Снова мне пришлось ждать в
кабинетике Шрамова, наблюдая за осенним бульваром и трамваем,
разворачивающимся на углу, только на этот раз профессор не давал мне
соскучиться.
- Представьте себе, какие возможности открывают наши опыты! "В чужую шкуру
не влезешь"! - говорит народ. Как бы не так. Влезешь! Именно что влезешь!
Влюбленный может влезть в шкуру любимой, враг - в шкуру врага, которого
надо только - обманом или силой - завлечь на наше кресло. Наконец, и это
самое интересное, самое нужное - врач может влезть в шкуру пациента.
Представьте себе, что пациент - ребенок или человек, находящийся без
сознания. Или даже, допустим, психически неполноценный... А? Поистине
широчайшие горизонты диагностики.
Тут что-то кольнуло меня. Я и раньше все время чувствовал, что в деле,
которым занимаюсь, есть какие-то не удовлетворяющие меня ноты. Последние
слова профессора будто отдернули завесу перед главным.
Двенадцатый эксперимент был самым удачным. Я не знал, что стеклянный
прямоугольник оранжереи за это время был перестроен, удлинен в три раза, и
что теперь источник света заставит бабочку кинуться не к стеклянной
стенке, а вдоль нее, на всю возможную протяженность. Опыт кончился
обмороком. Меня привели в себя с помощью нашатыря. Мысли мои немножко
смешались, но главное свое ощущение, по неосторожности, я выдал первой же
фразой.
- Как это замечательно! - сказал я.
Я видел, как оба мои руководителя переглянулись.
- Я как будто краешком мозга помнил, что мне нужно будет вернуться сюда, в
это кресло, и восставал против этого...
Они снова переглянулись.
- Хорошенькая была бы картина! - засмеялся Листовский. - Здесь мы имели бы
человеческое тело с интеллектом бабочки, а там, в стеклянном ящике, порхал
бы наш мечтательный бухгалтер в облике "глория рексус"...
- Да бросьте вы! - сказал Шрамов. - Прекрасно знаете, что аппаратура
действует только в одну сторону. У нас не телефон, по которому
разговаривают оба, у нас всего только радио.
В первый раз на моих глазах он потерялся и не оценил шутки. Все это
что-нибудь да значило.
Вечером он проводил меня до трамвая, и все мельтешил от темы к теме, все
стремился навести меня на откровенность. Он понял, что я не все сказал, но
уже и того, что я сказал, было достаточно, чтобы он заволновался.
- Послушайте, - сказал я ему наконец. - А вы уверены, что это морально?
Вот это самое, о чем вы говорите - залезать в чужую душу и тэ дэ. Не даете
ли вы в руки иному гражданину самое сильное оружие насилия над другой
личностью?
- Вы говорите, как дилетант, - отвечал он с самоуверенной улыбкой, и это
тоже было странно в нем, человеке подчеркнутой обходительности. - Врачи,
ученые решают только научные задачи. Вопрос их применения в компетенции
других.
- Но залезть в душу трехлетнего страдающего малыша...
- Да ведь для его же пользы! У врачей свои представления о том, что должно
и не должно. Тот, кто открыл сахарную болезнь, попробовал мочу больного на
вкус. Это вовсе не обязан делать первый встречный.
- Но я-то не врач, - сказал я. - И мне не доставляет удовольствия
пробовать на вкус душу ребенка, душу сумасшедшего... А душа бабочки - это
еще беднее, чем душа ребенка или сумасшедшего. Еще скуднее. Еще отчаяннее.
- Должен ли я так вас понять?.. - спросил он испуганно. - Нет, вы,
наверное, не то имели в виду. Теперь, когда мы, наконец, вышли на прямую
дорогу, и все благодаря вам, вам, вы собираетесь нас бросить...
Подошел трамвай и остановился, поджидая пассажиров. Я сел на свободное
место у самой двери. Шрамов стоял, держа в руке зонтик.
- Еще только один эксперимент... Тринадцатый... - просительно произнес он.
Я молчал.
- Понимаю, - сказал он. - Как же я сразу не догадался. Это все равно, что
наколоть живое насекомое на булавку, верно? То самое, из-за чего вы не
собираете гербариев... Но еще только один опыт! Окончательный! Решающий!
Трамвай дал звонок.
- Вы разрешите хотя бы позвонить вам? - жалобно спросил старик.
- Пожалуйста, звоните, - сказал я. Я знал, что он будет часто, много
звонить. Но так же точно я знал, что переубедить меня не удастся. Мне и
так придется затратить много сил, чтобы отвыкнуть от этих вылазок в чужой
мир, которые стали для меня, похоже, чем-то вроде наркотика.
НФ. Сборник научной фантастики. Вып. 14. М. - "Знание", 1974.
С. 242 - 253.
Составитель В. А. Ревич
СБОРНИК НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ
Выпуск 14
Редактор С. П. Столпник
Художник Д. М. Утенков
Худож. редактор В. Конюхов
Техн. редактор М. Столярова
Корректор М. Хейфец
А 06850. Индекс заказа 37732. Сдано в набор 30. I. 1974 г. Подписано к
печати 23. V. 1974 г. формат бумаги 84X108 1/32. Бумага типографская © 3.
Бум. л. 4,25. Печ. л. 8,5. Усл.-печ. л. 14.28. Уч.-изд. л. 14,19. Тираж
100 000. Издательство "Знание", 101835, Москва, Центр, проезд Серова, д.
3/4. Заказ 160. Типография © 2 комбината печати "Радянська Украiна", Киев,
Анри Барбюса, 51/2. Цена 41 коп.
OCR В. Кузьмин
Jan. 2002.
Проект "Старая фантастика"
http://sf.nm.ru
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг