- Телеграмму домой оттуда уже не дашь. - И, оттолкнувшись, легко, как
птица, устремился ввысь. Шар дернуло, рвануло к реке, и я еле устоял на
ногах, из последних сил удерживая веревку, захлестнутую вокруг камня, затем,
чуть передохнув, стал осторожно отпускать трос быстрыми перехватами"
С опасным приземлением горный воздухоплаватель справился мастерски.
Поднявшись чуть выше края пропасти, Керн выждал, когда его занесет над
гребнем, выдернул шланг из баллона и, понемногу выпуская газ, плавно полетел
вниз, исчезая из виду. Для повторного подъема водорода не оставалось. Выло
условлено, что я поднимусь по лестнице. Спустя минуту над ущельем грациозно
всплыл воздушный шар и, быстро набирая высоту, полетел наискось вверх к
насупленным ледникам. Не успел я подготовить к подъему рюкзаки, как ползущие
тени от набегавших облаков уже полностью зализали светлое расплывчатое
пятнышко.
А когда на дно пропасти опустилась капроновая лестница с привязанным на
конце камнем и вслед за ней веревка для страховки, наступил мой черед. Я
решительно подступил к лестнице, сплетенной из волосяных полупрозрачных
лесок. Не верилось, что тонкие, почти невидимые нити способны выдержать
тяжесть человека. Стоило сделать первый шаг и повиснуть над землей, как
ажурная сетка вытянулась, ступеньки-нити слиплись, перекрутились и
затопорщились над головой, как голые черенки на безлистом стебле.
Ползти было мучительно трудно. Собственная тяжесть вдавливала в стену.
Шершавый камень раздирал руки. Растянутые лески как бритвы врезались в
ладони и пальцы. Предательские петли путались в ногах. Мускулы дрожали. В
висках покалывало. Каждый удар пульса гулом отдавался в ушах и, прорываясь
сквозь онемелые пальцы, уносился вверх по струнам натянутой лестницы.
У гребня лестница вплотную прилипала к неровным выступам, и на краю
пропасти, там, где на остром ребре перегибались легкие нити, надо было
подтягиваться на руках и, опираясь на локти, в акробатическом рывке заносить
ногу. Распластавшись на краю обрыва. Керн что есть мочи подтягивал
страховочный трос, помогая мне выкарабкаться наверх.
Неподалеку от широкого каменистого ложа, откуда речка срывалась водопадом
на дно пропасти, громоздилась бесформенная куча гнилых черных бревен -
остатки примитивного подъемника, возле которого разыгрывались драматические
события, описанные Альбрехтом Рохом. А впереди открывалась панорама
заснеженной долины. Глубокая плоская котловина, окруженная частыми
зазубринами горных вершин, чем-то напоминала безжизненный лунный цирк, на
дне которого мертвенным оловянным блеском играло озеро. Лишь в одном месте
однообразие белых и серых тонов нарушала необычная чернота - точно
темно-бурая ржа разъела девственную белизну заснеженной горы, ближе других
подступившей к озеру. То было жерло огромной пещеры.
Чудовищный разлом мало походил на вход в пещеру: не отверстие, овальное
или квадратное, а гигантская трещина - как будто кто-то снизу раздирал гору
надвое, но не смог разорвать до конца. Вблизи циклопический, жуткий, как
врата ада, разлом ошеломлял еще сильнее, напоминая вход в узкое ущелье,
стены которого незаметно сходились над головами. Дикое, угрюмое место. Ничто
вокруг не говорило, что когда-то здесь жили люди.
Не без труда мы подобрались вплотную, к входу и, здесь, в трех шагах от
стены мрака, наткнулись на закопченную, полузасыпанную воронку с гладкими,
точно оплавленными, краям и. - Костер зороастрийцев! - сказал Керн. - Теперь
понимаете, почему Альбрехт Рох все время говорил об огнено-голубом столбе
пламени? Здесь горел газ, который шел прямо из-под земли.
Мы сбросили рюкзаки, достали по фонарю и вступили в непроглядную темноту.
Узкие лучики света беспомощно вязли в чернильной тьме. О действительных
размерах пещеры можно было только догадываться по шаркающему эху шагов,
которое изредка отдавалось высоко вверху под невидимыми сводами. Левая
стена, вдоль которой мы двинулись, поначалу тянулась Прямо, затем стала
наклоняться куда-то в глубину и наконец распалась на высокие уступы
амфитеатра.
Чем дальше, тем беспокойнее метались по сторонам лучики фонарей. Уступы
стены незаметно снижались и, сливаясь с горбатым полом, уводили в темноту,
куда не доставал свет. В таком хаосе немудрено сбиться или потерять друг
друга. Единственный ориентир
- высокий треугольник неба в расщелине за спиной, похожий отсюда на
гигантский зуб допотопного чудища. Я первый заметил отверстие в стене -
черную четырехугольную дыру, с виду похожую на распахнутую дверь. Стертые
ступени разной высоты уходили вниз, а дальше каменный пол узкого коридора,
низкий потолок, ровные стены, покрытые рубцами и глубокими царапинами,
несомненно, следы кирки или зубила.
- Гляньте-ка: видение нашего монаха, - осветил вдруг Керн поблекшую
фреску.
Со стены скалилась омерзительная змеиная морда с угрожающе раздутыми
ноздрями и кривыми, как серпы, зубами.
- Дракон, - узнал я. - Вот что значит средневековое мироощущение: принять
картину за действительность!
- Если только поблизости не было оригинала, - хмыкнул Керн.
- Оригинал? - чуть не поперхнулся я.
- А вы никогда не задавались вопросом: почему в Древнем пантеоне такое
множество богов змеиного происхождения? Вспомните змееногих прародителей
китайцев Фу-си и Нюй-ва, скифскую Богиню-змеедеву. Кецалькоатля - змеебога
древние ацтеков или змеиные атрибуты Индры и Шивы. А древнегреческие боги:
помните, откуда они ведут свое начало? Олимпийцы были детьми и внуками
титана Крона. Титаны же, как и гиганты, по представлению древних греков, это
змееобразные оборотни, полулюди-полудраконы со змеиными хвостами. Самая
светлая богиня олимпийского пантеона - Афина Паллада, по твердому убеждению
древних греков, происходила от змеи. В орфических гимнах она так и
именовалась: змея, которая позднее превратилась в непременную спутницу и
атрибут богини. Ни одно изображение совоокой не обходилось без змей, а в
главном афинском храме всегда содержались две священные змеи. Змеиного
прошлого не забывал и владыка Олимпа - Зевс. В любое время он легко мог
превращаться в змея. Однажды, обернувшись драконом, он насильно овладел
собственной дочерью Персефоной, и от этого преступного брака родился бог
виноделия Дионис.
Культ солнечного бога Аполлона неотделим от легенды о гигантском драконе
Пифоне. Убив чудовищного змея у подножия снежного Парнаса, Аполлон основал
на месте сражения дельфийский храм. В глубокой мрачной расщелине, бывшем
логове Пифона, в течение многих веков пророчествовали пифии - жрицы
Аполлона. Восседая на высоком треножнике, со всех сторон окруженная
ползающими змеями, пифия, вдыхая холодные одурманивающие пары, изрекала
предсказания, которые жрецы святилища передавали просителям. В образе змея
представлялся и сын Аполлона - бог врачевания Асклепий:
Нет ни одного изображения легендарного основателя медицины без змеи
(отчего змея вообще стала символом медицинской науки). По преданию, Асклепий
при лечении больных часто советовался со змеями.
Вообще в первобытной мифологии с образом дракона связано представление о
некоем космическом первоначале, источнике всего живого, носителе разумности
и сверхчеловеческих знаний. И разве не поразительна сама распространенность
образа змея: нет, пожалуй, на Земле такого народа, в чьих мифах, легендах и
сказках отсутствовал бы дракон, змей или какое-нибудь другое ползучее,
летающее, плавающее змееподобное существо. Но одновременно великомудрые
чудовища - индийский Вритра, иранский Ажи-Дахак, египетский Апопис,
вавилонский Тиамат, иудейский Накхаш - выступают и как олицетворение темных
разрушительных сил, несущих потоп.
- Как же, знаем, - пробурчал я. - Змей Горыныч - огнедышащая тварь и
большой охотник до человеческого мяса.
- Так в русском фольклоре, - подхватил Керн, - а вот у болгар змей
предстает в более привлекательном виде и Нередко помогает людям. Или другой
факт: свидетельство вавилонского историка Бероса. Люди, говорит он, были как
звери - дикие и злобные, пока однажды не вышел к ним из океана мудрый дракон
Оаннес и не заговорил человеческим голосом. Он поведал людям о разных науках
и ремеслах, научил строить каменные дома и храмы, придумал простые и
справедливые законы, показал, как сберегать и сеять семена. Аналогичные
рассказы можно отыскать в преданиях очень многих народов - индийцев и
китайцев, шумерийцев и египтян, вавилонян и персов, японцев и индейцев обеих
Америк. "Будьте мудры, как змии!" - Этот призыв долетел из глубины веков.
Или вы считаете, что наши предки были столь наивны, чтобы завидовать
безмозглости ядовитой гадюки?
...Мы осторожно двигались вперед по коридору. Покатый пол незаметно
уводил все ниже и ниже. Неожиданно стены стали сближаться. Сначала я мог
дотянуться до них лишь вытянутой рукой, затем они придвинулись настолько,
что стали задевать локти и плечи, и наконец сузились так, что пришлось боком
протискиваться между каменными наплывами. Я не на шутку встревожился (что за
мышеловка!), но все же упрямо лез следом за Керном. Наконец фонарь впереди
погас. И вместо - сплошной мглы я увидел темный силуэт Керна на фоне
сереющего отверстия. Еще шаг, и мы выбрались на свободу. Перед нами было
подземное озеро, охваченное, точно куполом, сводами гигантской пещеры.
Сверху сквозь щели пробивался дневной свет. Узкие лучи, как прозрачные
стрелы, пронзали пространство н утопали в черной, как деготь, воде,
перекрещиваясь с отражениями огромных потеков, сосульками свисавших с
высоких сводов.
Неподвижная мертвая гладь и небольшая, похожая на оторванную льдину
площадка, где мы стояли, словно души умерших на берегу подземного Стикса.
Метрах в пяти на стене виднелись какие-то неясные, размытые рисунки, похожие
на разводы. Я посветил вдоль стены, и в дрожащем свете фонаря вдруг
проступили сплетенные клубки змееподобных тел, человеческие и нечеловеческие
лица, неподвижные, как ритуальные маски, и главное
- ровные ряды письменных знаков. Частые строчки клинописного текста тянулись
до самой воды и исчезали в глубине. Я напрягал глаза и тянул голову, но
ничего не смог прочесть с такого расстояния. Я верил, я знал, что разгадка
обязательно будет. И вот она здесь, перед нами. Но пока это было только
начало разгадки...
ДИЛЕММА ПЕЧАЛЬНОГО ДРАКОНА (ВМЕСТО ЭПИЛОГА)
Солнце едва приподнялось над горизонтом. Слепящий глаза огненно-оранжевый
кругляшок то подпрыгивал над водой, то скрывался за гребнем набегавшей
волны. Печальный дракон плыл, не поднимая высоко головы и лишь задерживал
дыхание, когда его накрывал теплый зеленоватый вал. Чем ближе, к Большому
барьеру, тем заметнее становилось волнение океана. Непреодолимая сила мощных
гравитационных станций здесь, вдали от Центра, несколько ослабевала, но не
настолько, чтобы холодные воды, со всех сторон окружавшие Оазис, могли
преодолеть Большой барьер и поглотить живительную теплоту. Там, где пролегал
невидимый рубеж между жизнью и смертью, холодные волны, наталкиваясь на
теплую преграду, создавали естественный водный барьер.
Особенно впечатлял Большой барьер в пору осенних и зимних штормов, когда
огромные океанские волны стена за стеной бились о невидимую преграду, в
бессильной ярости вздымаясь над спокойной гладью Оазиса, а высоко 8 небе
прямо над гигантской ступенью барьера безоблачная голубизна неба от
горизонта до горизонта обрезала клубящуюся черноту остановленных туч. Сейчас
океан по ту сторону Большого барьера был относительно спокоен. Редкие
кучевые облака лениво дрейфовали вдоль недоступной им границы. У самой линии
барьера над водой возвышался прозрачный купол станции наведения. Очутившись
в просторном помещении, Печальный дракон подплыл к карте полушария и включил
пеленгаторы. Его путь лежал в направлении Четвертого внутреннего моря.
Плотно облегающий чешую гравиталет в точности повторял форму длинного
гибкого тела. Однако большие подвижные крылья, жестко прикрепленные как раз
там, где находились чувствительные рудиментарные ласты, совершенно меняли
облик змея, превращая его в невиданное крылатое чудовище, особенно
устрашающее, когда на огромной скорости оно мчалось над поверхностью моря,
оставляя за собой глубокий пенистый след. Как и другие его собратья,
Печальный дракон предпочитал этот древний способ передвижения. Всем
остальным, Мчащийся с огромной скоростью гравиталет разогревался при трении
о воздух, создавая прекрасные условия для длительных путешествий на сколь
угодно большие расстояния. Чтобы аппарат не перегревался, достаточно сбавить
скорость, если тело начинало зудеть от предохранительной мази, можно
окунуться в океане. Совершенно непригодный при исследовании материков и мало
помогающий в неподвижном состоянии, гравитационный аппарат оставался
идеальным приспособлением для полета над морскими просторами. Конечно,
имелись и другие механизмы, облегчающие передвижение, скажем, медлительные,
как черепахи, громоздкие танкеры с запасом воды, источниками энергии и
установками для обогрева резервуаров - чудовищные машины, появившиеся в те
незапамятные времена, когда началось планомерное изучение суши и движения
ледников. Однако морской гравиталет по-прежнему оставался самым безотказным
средством передвижения в далеких путешествиях за пределами Оазиса.
Печальный дракон летел низко над водой, распугивая чаек и разгоняя иногда
встречавшиеся стада китов. Но когда вдали показался берег, он взмыл под
самые облака и отыскал глазами пролив, отделявший Четвертое внутреннее море
от Океана. Отсюда до залива Встреч полчаса полета. Там, в просторном
бассейне, защищенном от шторма и акул, мощные термические установки в
течение всех времен года поддерживали заданный режим температуры, создавая
вдали от привычного тепла крохотный клочок родного Оазиса, где можно было
отдохнуть, переждать непогоду, но главное - спокойно и неторопливо
поговорить с людьми.
Да, нежданно переплелись судьбы двух земных цивилизаций. Тернисты и
неисповедимы пути биологической эволюции, но конечная цель непрерывного
прогресса единственна - разум. Какими же несхожими путями идет к этой цели
природа! Когда великое оледенение и великое поднятие суши девонского периода
заставили кистеперых рыб - далеких предков всех сухопутных животных и
человека - покинуть пересыхающие водоемы и стать наземными обитателями, на
просторах первозданных морей и океанов обитал своеобразный змееподобный,
ящер. Среди нормально сложенных собратьев он выглядел просто уродцем,
случайным мутантом, отклонением от общей линии развития какого-то вида. Для
защиты и нападения природа наделила странное существо необычным свойством -
способностью аккумулировать электрическую энергию. Явление в общем-то
заурядное, присущее и электрическим угрям, и электрическим скатам. Однако
способность к аккумуляции энергии сыграла в судьбе электрического ящера ту
же роль, что и наличие свободной пятипалой руки у обезьяны спустя двести
пятьдесят миллионов лет.
Когда на Землю обрушилось очередное оледенение, необычайная способность
аккумулировать энергию сделала электроящеров единственными существами,
которые могли вступить в активное противоборство с ледниками. Поначалу
бессознательно, зачастую просто случайно стали они оказывать сопротивление
неумолимому наступлению холода подобно тому, как впоследствии начали
инстинктивно обращаться к огню и камню первые зверолюди. Постепенно действия
змееящеров становились все более осознанными. Проходили века, тысячелетия.
Потребность борьбы рождала потребность действовать сообща. Несколько
миллионов лет, и на планете Земля возникла цивилизация морских
высокоразвитых разумных существ.
Странная это была цивилизация, диковинны и необычны существа, ее
создавшие. Не рыбы, но плавающие и ныряющие;
не птицы, но свободно летающие по воздуху; не звери, но обладающие
многими достоинствами млекопитающих; не люди, но далеко превосходящие
человека знаниями.
Полученная от рождения способность аккумулировать и разряжать
электрическую энергию в течение тысячелетий эволюции развилась до
непостижимых масштабов. Любой из драконов мог почти мгновенно
сконцентрировать колоссальный электрический заряд и целенаправленно
разрядить его. Одного разряда молнийной энергии вполне хватало на то, чтобы
издалека парализовать или уничтожить целое стадо самых крупных животных,
превратить в груду песка гранитную скалу и растопить в пар огромную глыбу
льда или айсберг. Владея глубинной энергией, змееящеры сделались
властелинами электромагнитного поля, которое давало все - силу, энергию,
свет, тепло, связь. Но это явилось лишь первой вехой на пути завоевания
природы. Вслед за электричеством были обузданы ядерные и внутриядерные силы.
Однако вершины могущества цивилизация драконов достигла, когда подчинила
гравитационное поле. Научившись управлять тяготением, драконы сделались
практически всесильными.
И все же при всей развитости и совершенстве интеллекта Змееящеры в
биологическом отношении до самого конца оставались теми же, какими создала
их природа: холоднокровными пресмыкающимися, безнадежно уступая в биологии и
физиологии последней теплокровной зверюшке. Их жизнедеятельность зависела в
первую очередь от температуры окружающей среды. Драконы не могли
существовать в условиях холодного климата. Поэтому все достижения
цивилизации разумных змиев подчинялись единственной цели - борьбе с суровым
климатом Земли, менее всего подходящим для столь несовершенно устроенных
существ.
То была великая, ни на минуту не затихающая битва за жизнь. Во всех
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг