Вдруг сильный толчок сшиб звездолетчиков с ног, и свинцовая тяжесть
придавила их к полу. Дышать стало трудно, руки и ноги не двигались, перед
глазами поплыли круги. Так продолжалось четверть часа. За это время
северное сияние погасло, и в корабле потемнело. Теперь только звезды
освещали каюту.
Когда Зенин и Глухарев теряли уже сознание от навалившейся давящей
силы, перегрузки вдруг прекратились.
Они увидели в иллюминатор Странствующую планету в виде огромного диска,
радужно поблескивающего в звездном небе. Она постепенно уменьшалась, с
ускорением удаляясь от корабля. Зенин и Глухарев решили планету не
догонять (тем более что это оказалось бы нелегким делом) и вообще дальше
не лететь, а возвращаться на Землю. Добытые сведения с лихвой
вознаграждали путешествие, и лучше было ими не рисковать. Звездолетчики
определили свое местонахождение и по завершении необходимых вычислений
направились к Земле. Потом они проспали до наступления искусственного
утра. И только после завтрака стали обсуждать происшедшее.
- Я полагаю, - произнес Зенин, чертя в воздухе круги, - что по тем
существам...
- То есть по кольчатым валам?
- Вернее будет выразиться, по их связкам. В них, я убежден, текут
круговые кинетационные токи. Они все отлично согласуются, причем
взаимодействуют с кинетационными полями галактик и могут перемещать
планету куда угодно. И вот с помощью своих кинетационных токов чудовища
эти отбросили наш корабль в космос...
- Почему же они не сделали этого раньше?
- Ну, не совсем так просто войти во взаимодействие с полями наших
роторов. А что до тех колючих ворохов, уверен - то были их нервные центры.
Зенин подошел к киноаппарату, настроил его и включил. Колючий,
танцующий ком был снят очень четко, во всех подробностях. Увеличив
изображение, Зенин поместил на экран его нижнюю часть, где иглы
соприкасались с опорой. И, странное дело, оказалось, что в каждый момент
времени игольчатый ком балансировал на одной только игле, причем место
опоры не менялось. То был маленький полукруглый бугорок, к которому
отовсюду протягивались иглы. Но лишь одной игле удавалось опереться на
него, когда прежняя наклонялась и ком должен был потерять равновесие, в
бугорок упиралась соседняя. Смена игл, поддерживающих ком, происходила
очень быстро, но ее хорошо можно было рассмотреть, замедлив
воспроизведение. Иглы были такими острыми, что даже при наибольшем
увеличении концы их оставались невидимы.
- Как по-твоему, в основании иглы целая площадка, или один только атом,
или, может бить, даже один монополь? - воскликнул вдруг Глухарев и, не
дожидаясь ответа, с жаром заговорил: - Послушай, Володя, ведь это очень
важная подробность, что игольчатый ком (являющийся, по твоей догадке, их
мыслительным органом) во всякий миг уравновешен на одном монополе. Ты
знаешь не хуже меня, что согласно квантовой механике нет законов,
предписывающих, куда двинуться данной элементарной частице. Но у этих
существ именно движением одной элементарной частицы определяется в каждый
момент их поведение.
- Что-то мутно? - сказал Зенин.
- Конечно, - согласился Игорь, - но вот, знаешь, на что я обратил
внимание? Кривая "осознанности" поведения робота из эксперимента, о
котором я тебе уже говорил, поразительно совпадает с "определяемостью"
поведения физических тел. Мы практически ничего не можем сказать о
поведении галактик, чуть больше о планетарных системах и так далее.
Предсказуемость поведения видимой частицы вещества достигает максимума,
затем падает, а на уровне элементарной частицы мы опять говорим лишь о
вероятности поведения. Отдельная элементарная частица тоже может совершать
"необъяснимые" поступки вопреки внешним условиям. Тебе не кажется странным
это совпадение? - Зенин настолько был огорошен этим каскадом слов,
подводящих его к какой-то мысли, что лишь согласно кивнул головой.
- Вообрази, - говорил Глухарев, все более воодушевляясь, - что
элементарные частицы наделены потенциальным психическим началом. (Мы так
мало знаем об их природе, что не можем с порога отвергать такую
возможность.) И допустим, что на психическое начало того монополя, на
котором уравновешен игольчатый ком, как-то проецируется все чудовище, то
есть его физическая структура. Тогда этот монополь, я думаю, может
оказаться наделенным психикой, тождественной психике целого. То есть
психика монополя в каждый момент - это и есть психика чудовища! Это
корректная рабочая гипотеза. Не правда ли? Причем скажи, не годится ли она
и для человека?
- Как? Я положительно тебя не понимаю! Значит, мы все, по-твоему,
элементарные частицы, вообразившие себя людьми!
- А почему бы и нет? Для процессов в мозгу характерна крайняя
неустойчивость. Совсем не исключено, что их течение в каждый момент
определяется поведением одного-единственного электрона. Возможно, на его
психическое начало как-то накладывается то, что происходит в организме. В
результате он оказывается наделенным сознанием, тождественным нашему
собственному.
Мое сознание сейчас - это сознание какого-то одного электрона в моем
мозгу (а в следующий момент, быть может, другого). Говоря неформально, я
сейчас - это электрон. Я хочу поднять руку, но в действительности я только
перескакиваю в атоме с орбиты на орбиту. Но это перескакивание кладет
начало лавине процессов, которые действительно завершаются поднятием руки.
С этими словами Глухарев поднял руку.
- Ну и как, по этой странной теории, можно создать чувствующую машину?
- Нет, невозможно! - решительно сказал Глухарев. - Это все лишь
"перерабатывающие информацию", а не чувствующие машины.
- Но природа создать таковые как-то сумела!
- То есть, если ты такую машину построишь - машину, в которой процессы
так истончаются, что на каком-то шаге зависят от одного электрона, и все в
машине проецируется как-то на психическое начало этого электрона, то такая
машина может чувствовать...
Однако все его доводы казались Зенину неубедительными. Они вызывали
скорее его досаду, чем уважение. Все же Зенин не отказывался говорить об
этом предмете и обсуждал его с Глухаревым в течение многих дней полета на
Землю.
Звездолет вернулся на Землю 16 января 2492 года. Я не буду говорить
здесь о важности добытых им сведений. Упомяну лишь, что одно только
изучение "трубчатых камней" положило начало двум новым химическим
дисциплинам. Их практические приложения неисчислимы. Что касается
"одноэлектронной теории сознания", то судьба ее неопределенна. Впрочем, на
мой взгляд, научная теория может иметь иное, менее осязаемое, но ничуть не
менее важное "практическое значение" Она может побудить нас по-новому
взглянуть на вещи, по-новому мыслить о явлениях, быть может, принадлежащих
совсем иной области знания. И в ней получать результаты, недоступные
прежде.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 16.07.2001 18:34
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг