========================================================
Официальный сайт Андрея Дашкова находится по адресу
http://www.tm-vitim.org/dashkov/
Структура сайта:
- произведения
- авторские аннотации
- авторские рисунки
- об авторе
- библиография
По всем вопросам обращаться либо в гостевую книгу сайта,
либо к администратору сайта (dashkov@tm-vitim.org), либо к
Г.Л.Олди (oldie@kharkov.com).
Copyright (c) Andrey Dashkov, 1985-2002.
All Rights Reserved.
P.S. Текст приводится в авторской редакции.
========================================================
Андрей Дашков
ВСЕ ПИСАТЕЛИ ПОПАДАЮТ В АД
...А потом настало время проститься со всем и, может быть, таким
образом расплатиться за все.
Предчувствуя свой конец, Бут вспоминал прошлое и думал, что ему
грех жаловаться, хотя, конечно, перед смертью не надышишься. Он умирал,
вкусив счастья, обласканный судьбой и поклонниками. Его критики были
вменяемы, многие из них числились близкими приятелями. Он повидал свет,
вдоволь потешил тщеславие, любил красивых женщин, и те отвечали ему
взаимностью, имел двух прекрасных дочерей и трех внуков. Жена прощала ему
многое - может быть, слишком многое - оставаясь при этом истинным
украшением семейного фасада. Впрочем, и в святая святых все было очень
славно: взаимное уважение, общие интересы, а раньше - полноценный
гармоничный секс. Бут был многократным лауреатом чего-то там и членом
различных клубов, союзов, жюри и организаций. Он до последнего часа не мог
жаловаться на недостаток внимания, его уважали, с ним считались, к его
мнению прислушивались. К тому же его миновали старческий маразм и долгие
тяжелые болезни, доставляющие близким столько хлопот. Нет, на склоне лет он
не стал им обузой. Бут сохранил, что называется, искру таланта до конца
своих дней.
По всему выходило: счастливчик. Но почему-то счастливчиком он себя
не чувствовал. Наоборот, он чувствовал себя глубоко несчастным.
Все радикально изменилось за несколько часов. То, что прежде
казалось важным, сделалось смехотворным, зато кое-какие <<мелочи>> приобрели
огромное значение. Они занимали воображение Бута и причиняли настоящую,
теперь уже неизлечимую боль, поскольку не осталось времени, чтобы их
исправить. В тени смерти сверкали только неподдельные камни.
По непонятной ему самому причине Бут отчетливо вспомнил, казалось
бы, ничем не примечательные эпизоды своей жизни: первую студенческую
попойку; калеку, которому дал деньги лет двадцать назад; ночь на берегу моря
с незнакомкой; запах цветущих садов одним апрельским вечером; тополя,
посеребренные луной... Острое сожаление о возможностях, утраченных
безвозвратно, постепенно вытесняло все чувства, воспоминания и ощущения. И
при любом раскладе в этом списке не было места книгам - ни чужим, ни
собственным.
* * *
Агония оказалась непродолжительной и тихой. Бут умирал в своем
особняке и был избавлен от созерцания больничных потолков и ненужной
утомительной суеты персонала. Лежа на кровати в спальне, он видел, как за
окном плещется зеленое знамя листвы - это был каштан, посаженный его
руками. В бездонном голубом небе скользил серебристый крестик самолета -
словно улетающий символ веры, в которой Бут не нуждался и которую так и не
обрел.
Потом его взгляд потускнел. Наползали сумерки, все заволакивала
мутная пелена, пошел снегопад из пепла... Милые плачущие девочки - искренне
любящие дочери, плоть от плоти - держали его за холодеющие морщинистые
руки, но не могли согреть...
В тишине, подчеркнутой прежде лишь приглушенным щебетом птиц,
вдруг отчетливо раздался грохот барабанов: какой-то далекий, неистовый,
первозданный ритм, обещавший что-то невнятное, но пугающее.
Все сделалось грязным от боли в сердце. Отвращение - вот, пожалуй,
последнее, что он осознал. Соленый от слез прощальный поцелуй жены был
предназначен изношенной немощной оболочке, из которой Бут уже выпорхнул...
* * *
Но вскоре он получил кое-что взамен. Ему пришлось признать это,
когда он очнулся в кабине, словно проснулся после глубокого, слишком
глубокого сна.
В кабине?! А как еще можно было назвать это замкнутое пространство,
ограниченное с шести сторон серыми поверхностями с какой-то неопределенной
фактурой? Бут не ощущал движения, но почему-то был уверен, что кабина
движется с постоянной и очень большой скоростью. Правда, он не мог сказать,
куда - вверх или вниз. Стенки кабины выглядели так, будто были сделаны из
гниющей плоти, испускающей при разложении тусклое свечение. Это напоминало
бестеневые лампы в операционной. И никаких запахов. Абсолютная стерильность.
При жизни Бут не страдал клаустрофобией, но сейчас его охватил
страх, словно он оказался в засыпанной шахте - и даже не в шахте, потому
что никакой <<поверхности>> не существовало: единственный туннель пронизывал
Вселенную, представлявшую собой черный монолит. Ни света, ни звезд, ни намека
на жизненное пространство по ТУ сторону, ни кубического сантиметра
вожделенной пустоты... И сквозь этот туннель несся серый параллелепипед,
не похожий даже на гроб и заключавший в себе существо, которому снился долгий
сон о том, что оно жило, но теперь оно окончательно пробудилось.
И оказалось наедине со страхом. Страх сдавливал череп. Что ж, по
крайней мере, у него был череп! Бут пытался ухватиться за эту позитивную
мысль. Тело... Словно откладывая самое важное на потом, он переключился с
собственного тела на стенки кабины. Прикоснулся к ним: не пластик, не
металл и не камень. Субстанция, отдаленно напоминающая высушенное вещество
мозга. Так решил Бут, видевший до этого только мозг домашних животных.
Но, трогая стены, он невольно рассматривал и свои руки. Он узнал эти
руки. Руки тридцатилетнего Бута. Уже достаточно опытного, однако еще полного
жизненной силы и молодой злости. Черт возьми, в его положении едва ли
стоило вспоминать о ЖИЗНЕННОЙ силе!
Он не знал, что и думать. Минувшая жизнь была слишком реальной, но
сейчас он ощущал себя вне возраста: он был чем-то, извлеченным из сломанной
куклы. Голой сущностью. Идеей куклы. И теперь уже не важно, что его без
спросу засунули в этот безликий темный костюм - мягкий, удобный, не
сковывающий движений, во всех отношениях НЕЗАМЕТНЫЙ. Без единого предмета
в карманах. Без единой подсказки, после которой разум мог бы затеять свою
новую игру в прятки с самим собой. Однако не было даже признаков игры.
При жизни Бут не верил ни в Бога, ни в дьявола, но чуял присутствие
некой тайны бытия - неразрешимой и ускользающей. Как выяснилось, смерть не
уничтожила ни тайну, ни само бытие. Буту показалось, что все стало еще более
таинственным. На руке не было часов, и Бут постепенно склонялся к мысли, что
его клаустрофобия - следствие процессов, происходящих в мозгу, а те, в свою
очередь, - результат усилий реанимационной бригады. Таким образом, Бут мог
претендовать на то, что попадет в очередную книжонку типа <<Они побывали
ТАМ>> со своими бесценными впечатлениями, полученными в период клинической
смерти.
Положим, он не видел сияния <<рая>> и роящихся душ, которые
возвращались домой, - ему досталась, так сказать, одиночная кабина-люкс
в экспрессе - и все-таки он был потрясен. При этом не вспотел, и пальцы
не дрожат - холоден, как мраморная статуя. Стук сердца напоминал работу
часового механизма - безразличный, ровный, механический звук, раздававшийся
через равные промежутки с точностью метронома. Страх был ведом только
сидящему ВНУТРИ. Именно тот Бут без возраста и пола мог сколько угодно
задыхаться, давиться ужасом, тщетно биться о стены новой тюрьмы...
Так и было, пока кабина не остановилась. Одна из боковых стенок -
прежде совершенно гладкая - треснула пополам, и образовавшиеся створки
раздвинулись. Перед Бутом появился коридор, который отличался от
внутренностей кабины только своей горизонтальной протяженностью. Четыре
плоскости сходились, соблюдая непогрешимую перспективу, в точке абсолютной
черноты. Это был до предела упрощенный мирок геометрических абстракций,
прямых линий и углов, отрицавший <<случайности>> и <<неправильности>>,
которые присущи всему, в чем теплится жизнь.
Буту вдруг пришло в голову, что ад - это не место, не пытки, не
страдания и боль, не унижение и принуждение, не рабство и не свобода, а
одинокое, бессмысленное блуждание в туннеле, прорытом сквозь окаменевшее
время, уже по ту сторону страха смерти - блуждание, при котором не
испытываешь ни голода, ни жажды, ни усталости. Ничего, кроме сводящего с ума
выбора: двигаться или оставаться в одной точке. Пребывать. Вечно.
Он сделал свой выбор. Он пошел, отмеряя шагами отрезок на прямой
бесконечного безумия. Его рассудок пасовал, однако каким-то невероятным
образом Бут знал: тут произошло невозможное. Пространство и время были
разделены. Шагам и сердцебиению не соответствовали секунды. Им вообще ничего
не соответствовало.
Безумие было красного цвета. Оно предупреждало о своем приближении:
вывеска больницы в тупике сумасшествия, перед порогом которой валяются
идиоты, делающие под себя, а внутри веселятся буйные. Бут уже слышал их
хохот в своей голове...
То, что он принял за галлюцинацию, действительно оказалось вывеской.
Под красными буквами, составлявшими надпись <<Канцелярия>>, была дверь. Бут
не колеблясь отворил ее и переступил порог. Ему почудилось, что он умер во
второй раз. И сколько еще смертей ожидают его, прежде чем наступит покой?
В канцелярии не было ни одного листа бумаги, ни одной папки, полки,
скрепки. Здесь не было также шкафа или (ха-ха) компьютера. В комнате с
голыми стенами, испускавшими гнилостное сияние, был только стол, за которым
сидел человек и смотрел на Бута печальными глазами, полными понимания. До
Бута не сразу дошло, что человек как две капли воды похож на фотопортрет
Франца Кафки.
- Отлично, - сказал Кафка. - Вот вы и прибыли.
С этими словами он вытащил из стоящего справа от него контейнера
восковую фигурку, которая поразительно смахивала на Бута - идеальная
модель в масштабе примерно один к пятнадцати, - повертел ее в руках,
очевидно, сравнивая с оригиналом, и бросил в контейнер, стоящий слева. Смысл
этой операции так и остался для Бута загадкой. Поскольку в канцелярии не
наблюдалось ни единой канцелярской принадлежности, он предположил, что
контейнеры заменяют реестры. И еще он успел заметить, что сквозь грудь
фигурки была продета черная нитка, завязанная в узлы.
Кафка надолго замолчал. Ничего не происходило. Наконец Бут
поинтересовался:
- И что же дальше?
- Не знаю, - ответил канцелярист, пожав плечами. - В некотором
смысле, это зависит от вас.
- Хотя бы скажите, что мне делать. Для начала.
- Да что душе угодно! Тут все к вашим услугам. Немыслимый выбор.
Почти без ограничений. Есть то, о чем вы не могли и мечтать. Только надо
немного привыкнуть. Поверьте, это не такое уж плохое местечко, каким его
описывали дилетанты. Да вы и сами скоро убедитесь. Наслаждайтесь собой, так
сказать, в чистом виде. Скучно не будет - это я вам обещаю. Да, чуть не
забыл! Одно маленькое предупреждение: никакой писанины!
Бут изобразил на своем лице вежливое недоумение. Кафка улыбнулся:
- Не думали же вы, в самом деле, что вам и здесь разрешат
заниматься этим?
- Признаться, именно так я и думал, - возразил Бут, сочтя <<одно
маленькое предупреждение>> не слишком удачной шуткой.
- Вот поэтому я вас и предупреждаю. Без глупостей! Да и кому,
собственно, вы собирались тут засорять мозги? Не мне же, черт подери?! Я
книг вообще не читаю.
Бут был озадачен - и это еще слабо сказано. Он был неприятно
поражен нелепостью выдвинутого требования. Вроде бы он при жизни наигрался
в дурацкие игры, а теперь ему прелагали новую. И для начала он попытался
хотя бы выяснить правила.
- А если я все-таки рискну? - спросил он и сразу же понял, что
это прозвучало легкомысленно.
Кафка улыбнулся еще шире. Не переставая улыбаться, он покачал
головой, будто в шутку сокрушаясь от того, что ему попался настолько
непонятливый клиент.
- Обожаю эту работу! - заметил он, вскакивая из-за
стола. - Пойдемте-ка, я вам кое-что покажу.
И показал.
* * *
Снова был коридор - никуда не ведущий до тех пор, пока будто по
заказу подсознания не возник очередной тупик. В тупике была дверь - еще
один клапан в котле безысходности. Кафка последовательно открыл три замка
и налег на тяжелую створку.
- Наша психушка, - объяснил он. - Вот и первый сюрприз. Держу
пари, вы не ожидали увидеть здесь ничего подобного.
Да, Бут не ожидал. О стерильности речи уже не было. Особенно он не
ожидал увидеть тут клетку, похожую на медвежью, от которой за десяток шагов
несло кровью, калом и мочой. Вначале Бут даже не заметил обитателя ближайшей
камеры или, если угодно, палаты - и не мудрено: в глаза первым делом
бросались стены, сплошь покрытые коричневыми письменами. Поверх старых,
высохших надписей шли новые - вот откуда брался один из компонентов
будоражащего запаха! - и уже нельзя было разобрать ни единого слова этой
мрачной абракадабры, однако почти голый человек со спутанной бородой,
стоявший в глубине камеры, продолжал с маниакальным упорством водить по
стене пальцем, макая его в собственную кровь.
<<Сколько раз он вскрывал себе вены ЗУБАМИ?>> - подумал Бут и
поморщился. Из того, что он увидел, следовал по крайней мере один вывод.
Есть плохие места. Есть очень плохие места. Но как назвать место, где
даже нельзя покончить с собой?
- Тут мы держим неизлечимых, - продолжал Кафка бодрым и
невозмутимым тоном гида, знакомящего новичка с местными
достопримечательностями. - Тяжелый случай. Хорошо, что хотя бы редкий.
Не больше одного на тысячу.
Бут вздрогнул. Глаза подсказывали ему другое. Он видел ровные ряды
клеток по обе стороны прохода, которые уходили в бесконечность и
растворялись в темноте. Оттуда доносились стоны, чавканье, всхлипы... и
непрерывный тихий шорох, заменявший тут скрип перьев и дробь клавиатуры.
- Теперь предлагаю заглянуть в нашу тюрьму. - Кафка был сама
любезность. - Вы познакомитесь с системой исправления небезнадежных. У
них хорошие перспективы.
- Не надо, - сказал Бут. - Я все понял.
- Ну, дорогой мой, на это даже я не претендую, - заметил Кафка
скромно. - Впрочем, мне все равно. Тогда давайте покончим с этим. Вы
предупреждены.
С видом человека, до конца исполнившего свой долг, он запер дверь
психушки и направился к себе.
Бут постоял, раздумывая, куда еще может завести его больное
воображение. Больное, именно так. Он галлюцинирует под воздействием некоего
препарата. Пусть даже он свихнулся. Но и психи не живут вечно, вот что
утешает.
Он зашагал по коридору, воображая себя угодившим в изощренную
ловушку восприятия и изобретая различные способы самоидентификации. Все они
были несовершенны. Бут столкнулся с невозможностью преодоления субъективизма.
Один раз он едва удержался от того, чтобы проверить, есть ли у него кровь.
А если есть, то что это: сгустившаяся субстанция призрака - неощутимая и
неистощимая - или шестилитровый запас топлива, которое он сбросит, как
самолет, совершающий аварийную посадку...
В конце коридора возник фрагмент городского пейзажа: безликая
улица, затянутая то ли смогом, то ли туманом, фонарные столбы, грязные
стены домов - все ужасающе хрупкое, словно сделанное из дымчатого стекла.
Хрупкое, если смотреть с высокого холма смерти.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг