Люгер подхватил мертвую старуху и вынес ее из дома. Она оказалась
удивительно легкой. Он отнес ее на маленькое старое кладбище на северной
границе парка и леса, где издавна хоронили слуг, и до полудня выкопал
могилу.
Вместе с Сегейлой он недолго постоял возле холмика
быстросохнущей земли, в который был воткнут знак Спасителя.
Тогда Стервятник понял, что магия Земмура все же изменила
его. Прошлое казалось извращенным, зыбким, подернутым туманом
забвения. Он похоронил женщину, вскормившую его вместо
матери, но не чувствовал настоящего горя, потому что по воле
какого-то безжалостного и непостижимого хозяина судеб
увидел ее в совершенно другом обличье.
Солнце висело над сонным парком... Стервятника вдруг
объяло жуткое чувство: ему показалось, что мистерия продолжается, -
несмотря на гибель Фруат-Гойма. Только теперь он остался в изоляции,
один на один со злом, а Сегейла находилась рядом лишь затем,
чтобы при случае послужить причиной новых мук.
Что-то вот-вот должно было произойти. И произошло тем
же вечером. Это были преждевременные роды.
Люгеру предстояло сыграть обременительную роль повивальной бабки.
* * *
Вторую половину дня он посвятил сожжению вещей, принадлежавших
Хоммусу и Ганглети, а также обследованию запасов пищи и вина. Оказалось,
что длительное пребывание гостей нанесло погребам поместья значительный
урон, хотя о ближайшем будущем Люгер мог не беспокоиться.
Предаваясь плебейским занятиям вроде уборки спальни,
облюбованной Верчедом и его любовницей, Стервятник столкнулся
с еще одной проблемой. Он вспомнил, как трудно найти в окрестных
деревнях новую служанку. Поместье Люгеров и раньше пользовалось дурной
славой, а появление Монаха Без Лица, кабана-убийцы и безумной голой
парочки наверняка превратило его в проклятое место, куда ни один человек
не согласится отправиться по своей воле.
Но худшее было впереди. С наступлением сумерек у Сегейлы
начались схватки. Вот когда Слот испытал почти неведомые
ему растерянность и отчаяние. При возвращении в поместье он
весьма рассчитывал на помощь старой кормилицы, но теперь та
уже стала пищей для червей. Ближайшая деревня находилась в
часе езды, не говоря уже об Элизенваре. В любом случае, Люгер
не мог оставить Сегейлу в одиночестве даже на несколько минут.
Пока Сегейла еще могла говорить, она рассказала ему все, что
знала о родах сама. Впервые в жизни у него мелко дрожали руки... Когда
взошла Луна, схватки усилились. В жарком свете свечей мокрое
лицо Сегейлы блестело, как стекло.
Люгеру еще повезло, что роды прошли сравнительно легко.
Принцесса справилась с этим самостоятельно, как справляются самки
животных, забиваясь в темные углы своих нор и пещер. Он почти не
слышал ее крика и вообще не услышал голоса ребенка. Когда он увидел
его голову, то испытал что-то вроде шока.
На голове младенца обнаружилась светлая поросль очень коротких
волос с темной полосой, протянувшейся от лба к темени. Личико младенца
было сморщеным и уродливым, а тело показалось Люгеру слишком
большим для новорожденного. Но в общем внешне это был нормальный
человеческий ребенок, возможно, несколько крупнее обычных размеров.
Странным казалось только то, что он не издавал ни звука. Ужасное
подозрение, что младенец мертв, вскоре рассеялось. Люгер, застыв,
глядел на него, пока не убедился в том, что тот дышит.
Спохватившись, он перерезал пуповину и не поверил своим
глазам. Ребенок пытался отползти от матери, оставляя на простынях
влажный слизистый след. Его пока еще бессильные ручки схватились
за пальцы отца, и Люгер подумал, что было бы жестоко пытаться их
оторвать. Безмолвная и сосредоточенная настойчивость слепого младенца
пугала его, да и смутила бы кого угодно. В ней было что-то неотвратимое
и жуткое, как проявление чужой воли. Сегейла лежала с закрытыми глазами,
и Слот был даже рад этому.
С кривой усмешкой Люгер наблюдал за своим ребенком.
Если тому суждено вырасти, пусть его враги пожелеют о том,
что появились на свет.
Если бы Стервятник знал, что его ожидает, он вряд ли улыбался бы.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗИМА 3000
Глава пятая
НОЧЬ ОБОРОТНЯ
Наступил страшный для Люгера год. В лучшем случае ему
оставалось прожить триста шестьдесят четыре дня, но каждый
из них мог оказаться для него последним.
Задолго до этого Стервятник почувствовал на собственной шкуре,
что знание может быть худшим врагом человека - лишающим сна, отравляющим
любовь, изъедающим душу... Это ненужное ему и противоестественное знание
было сосредоточено в одном маленьком, едва заметном знаке на ладони. Но
все хироманты были единодушны в том, что знак заключает в себе почти
непреодолимое проклятие.
Люгер менялся, но не замечал изменений. Вернее, ему не
хотелось думать об этом. Он стал равнодушен ко многим радостям
жизни, в последнее время почти не покидал поместья и постепенно
сделал невыносимым пребывание Сегейлы в доме.
Этому предшествовали пять лет сползания в летаргию, пять долгих и
очень быстро пролетевших лет, которые скрашивал только маленький Морт
Люгер. К четырем годам он почти заставил Стервятника забыть о мрачных
обстоятельствах, при которых ребенок был зачат, и о том влиянии,
которому он, возможно, подвергся еще в материнской утробе. Теперь это
был игривый, сильный, жизнерадостный и ласковый мальчик, не знавший скуки.
Глядя на него, Люгер порой находил смешной собственную
подозрительность. Когда-то он пытался отыскать в облике Морта хотя
бы слабый намек на давнее колдовство, но уже год, как оставил
эти нелепые попытки.
Его сын не убил ни одну живую тварь, в нем не было злости и
настороженности; Стервятнику еще предстояло ввести его в мир,
где эти качества были необходимы, как воздух, и преподать ему
первые уроки коварства. Он учил сына обращаться с миниатюрным оружием,
но до сих пор эти занятия казались Морту всего лишь игрой, может быть,
немного странной, потому что это была игра без цели...
Маленький Люгер, еще не изведавший таинства Превращений, имел
фамильную гриву пепельных волос, обезображенную единственной черной
прядью, что иногда, очень редко, могло вызвать жутковатое впечатление,
будто темноволосый ребенок внезапно поседел. Серые глаза Морта смотрели
на все окружающее с детской открытостью и были полны завороженности
миром, к которому его отец уже давно не испытывал любви...
От Сегейлы сын унаследовал смуглую кожу, совершенные черты
лица, мягкость в обращении и загадочную способность не
раздражать Стервятника ни при каких обстоятельствах. Но с
наступлением нового года даже он утратил эту способность.
Слот Люгер ждал своей последней зимы, как будто торговался
с роком. Из года в год он откладывал поиски Люрта Гагиуса, а также
своего отца; он отказался от тщеславных замыслов вернуть принцессе
Тенес трон Морморы и почти забыл о существовании Серой Стаи и
обманутого им министра Гедалла. За все более или менее серьезные
дела Стервятник собирался взяться лишь в том случае, если удастся
избежать предначертанного конца.
Близость смерти избавила его от лишней суетности и сделала
незначительными многие вещи, представляющиеся важными людям,
не ведающим своей судьбы. Возможно, кто-нибудь другой на его
месте стал бы философом, убийцей, странствующим монахом или
завсегдатаем публичных домов, но Слот слишком любил себя,
комфорт, тело и душу Сегейлы и слишком ненавидел лживые речи
попов - да и любые другие речи...
Он отдалился от немногих друзей в Элизенваре, бывшие любовницы
позабыли о нем; шелест карт и стук катящихся костей не вызывали
в нем трепета, а вино погружало его в глубочайшую меланхолию. Чем
больше он пил, тем мрачнее становился. Приступы мизантропии
были весьма продолжительными; расслабиться и забыть обо всем
он не мог даже в объятиях Сегейлы.
Что это было - злое влияние? Почти удавшаяся попытка похитить
чужую душу? Необъяснимая, тяжкая угнетенность... Стервятник стал
бесчувственным, ослабшим от бессонных ночей, язвительным, опустошенным,
безразличным ко всему, кроме приближающегося конца...
Бедная Сегейла!.. Что он знал о ее муках?! Она ни за что
не оставила бы его, даже если бы он открыто издевался над
нею. Она нашла бы в себе силы полюбить и его безумие. Он пренебрег ею,
но она простила ему и это... Постепенно она осознала, что делит ложе
с живым трупом. Сила, еще оставшаяся в нем, была подобна блуждающим
огням на болотах - лживым, холодным, бледным... Черный меч стал постоянным
спутником Слота. Это было хуже, чем измена. Люгер был раздавлен будущим,
забыв о том, что для человека существует только настоящее...
Все больше времени Сегейла стала проводить в Элизенваре,
у людей, с которыми сблизилась тогда, когда Люгер еще не
пренебрегал светскими развлечениями. Так как большинство семей
не могло похвастаться абсолютной чистотой крови и большинство
состояний имело неправедное происхождение, супруга Стервятника
не была отвергнута никем из его старых друзей. Все привыкли и к тому,
что ее происхождение оставалось тайной. Правда, дом советника
Гагиуса был закрыт для нее, однако этот пробел с лихвой восполняли
вдова Тревардос и супруги Тротус, опекавшие Сегейлу, сражаясь с
собственнной скукой...
Все приходит не вовремя или слишком поздно. Теперь у
Стервятника появились деньги, но они могли дать ему лишь
телесный комфорт. Люгер мог позволить себе нанять двоих
слуг, которых не без труда отыскал в Элизенваре. В конце
концов он остановился на пожилой чете Баклусов, лучшими
рекомендациями которой послужили флегматичность и безразличие
ко всему, кроме денег.
Эльда Баклус оказалась неплохой кухаркой, а ее муж Густав
устраивал Слота тем, что питал глубочайшее презрение к всевозможной
нечисти. Он тайно помогал хозяину бороться с излишками винных запасов,
зато Люгер мог быть уверен в том, что не останется без слуги только потому,
что у кого-либо из местных жителей вдруг развяжется язык.
Трех лет, прожитых в поместье, оказалось достаточно,
чтобы Эльда и Густав стали понимать Стервятника с полуслова; поэтому
супруги старались как можно реже попадаться ему на глаза. Это устраивало
всех, за исключением Сегейлы. Морт был еще слишком мал, чтобы замечать
гнетущую атмосферу старого дома, а Люгер слишком погружен в Книгу Судеб,
написанную пылающими буквами в адском хаосе мозга, чтобы обратить
внимание на страдания единственного любившего его существа.
* * *
Третий день второго месяца 3000 года от Рождества Господнего ничем
не отличался от семи предыдущих. Конец зимы, тусклое негреющее солнце,
мертвая природа вокруг. Хорошее время для смерти...
Люгер редко выходил из дома и уже полгода, как не покидал его ночью.
Он провел этот день в библиотеке, возле жарко натопленного камина, среди
свечей, которые отодвигали внешний мир за пределы своего пылающего круга.
Тогда время суток становилось неразличимым, а вино - янтарным.
Иногда до Люгера доносился лай резвящихся молодых псов из
своры, появившейся в поместье вскоре после рождения Морта.
Когда раздался голос Густава, выпускавшего собак из
вольера, Стервятник выбрался из глубокого кресла и подошел
к окну. Он долго смотрел на заснеженный лес в сумерках,
остекленевшие деревья парка, призрак луны, плывущий по льду
замерзшего пруда... Внезапно два черных птичьих силуэта пронеслись
мимо окна, и Слот мгновенно отшатнулся. Глухо захлопали крылья.
Он снова уселся в кресло и наполнил бокал вином. Сегейла не
вернулась с наступлением темноты, и это означало, что она приедет в
лучшем случае утром.
Эльда робко вопрошала из-за двери, не спустится ли хозяин
к ужину. Люгер послал ее к черту и углубился в трактат пятнадцатого
века по арифмомантии. Он пытался отвлечься от навязчивых мыслей, но
это ему не удавалось.
В это самое время Морт, полностью предоставленный самому себе,
впервые попал в Зал Чучел и бродил среди запыленных мертвецов.
Погруженное во мрак пространство зала пахло мрачными тайнами, но
Морт не испытывал страха.
Темная сторона его души ликовала - наступил час пробуждения...
* * *
Полночь.
Остывающая спальня была погружена во тьму. Луна,
маленькая, ослепительная и ледяная, висела слишком высоко
в небе, чтобы осветить большую кровать, на которой спал
Стервятник. Впрочем, его состояние нельзя было назвать сном.
Он был погружен в забытье, вызванное нервным истощением.
Тревога не допускала к нему настоящие сны; он довольствовался
кошмарами и зыбкими сочетаниями теней, таившихся в углах спальни.
Все стихло в доме. Сбившись в кучу и согревая друг друга
телами, чутко дремали сторожевые псы. Эльда и изрядно выпивший
Густав отошли ко сну. Морт спал в комнате, соседствовавшей со
спальней Люгера. Так захотела Сегейла, и с ее отъездом ничего не
изменилось.
Люгер заходил к сыну незадолго до полуночи и видел,
что тот находится во власти глубокого детского сна. На лице
мальчика застыла безмятежная улыбка. Можно было подумать, что
его сновидения приятны и легки, как летний ветер.
Люгер мог только позавидовать ему. Сам он будто плавал
в багрово-черном тумане. Раздевшись, он лег, смежил отяжелевшие
веки и ощутил, как горят воспаленные глаза. Затем начались привычные
кошмары, в которых он повторял свой путь в подземельях Фруат-Гойма,
но с гораздо меньшим успехом.
Он не слышал, как часы пробили полночь, зато почувствовал
чье-то присутствие. С трудом открыл глаза и увидел картину,
которая потом долго преследовала его. Воображение дорисовало то,
чего нельзя было разглядеть в темноте.
Рот Люгера раскрылся в беззвучном крике.
У него была всего секунда, чтобы понять, как именно он умрет,
но за эту секунду он проделал весь скорбный путь между жизнью и смертью.
Он увидел Морта, бесшумно подкравшегося к нему и уже
занесшего руки для удара. В руках маленький убийца держал
отцовский стилет, и он не ошибся в выборе: вонзить такое оружие
в человеческое тело мог даже ребенок. Но в лице Морта
не осталось ничего детского. Неживая бледность, холодная
отстраненность, по-звериному пустые светящиеся глаза... И еще
неописуемая улыбка...
Неотвратимость... Люгер услышал обрывок выдоха и свист, с которым
стилет устремился вниз, к его бешено забившемуся сердцу. Этот сверкающий
путь занял краткое мгновение, в течение которого Стервятник даже не успел
пошевелить рукой. У него осталось время только на ощущения, сменявшие
друг друга гораздо быстрее, чем мысли.
Момент перед тем, как стилет проколол кожу, был непереносимо жутким.
Месть оборотней все же настигла его спустя несколько лет, и она
оказалась предельно изощренной. Стервятника убил его собственный сын,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг