из виду. Сама дорога оказалась на удивление гладкой, однако ни встречных, ни
попутных машин на ней не было. Судорожные выхлопы развалюхи нарушали
девственный покой, и птичий гомон отступал куда-то в глубь леса, превращаясь
в недобрый звенящий фон на пределе слышимости. Лишь однажды, когда они
отъехали на десяток километров, Ф. заметил указатель со старой,
полустершейся надписью "Пионерский лагерь". Название лагеря было
неразличимым.
Он обернулся. Дочка заснула, положив голову на бедро матери. Жена
надела темные очки, и определить визуально, каково ее настроение, стало
нелегко. Однако Ф. еще не разучился улавливать флюиды - для этого ему
не нужно было видеть глаза своей благоверной.
Она была раздражена. Он и сам был раздражен тем, что с самого начала
все пошло немного не так, как ему описывали в агентстве, когда он приобретал
путевочки. Впрочем, он привык к разочарованиям в большом и в малом. И потому
не ждал ничего особенного от пансионата и предстоящего отдыха. Готовился к
худшему. Например, к тому, что в забронированном коттедже не окажется воды.
Ни горячей, ни холодной. Или не будет газовой печки. Или двуспальной
кровати. А пляж - за шесть километров. Вид из окна - на свалку. Соседи -
идиоты, с раннего утра врубающие попсятину на полную громкость... А можно
вообще сегодня никуда не попасть, если сломается колымага или закончится
бензин...
Потом он обнаружил, что предаваться мазохизму иногда даже полезно -
так быстрее проходит время. Поддатый инвалид пообещал, что довезет за сорок
минут. Тридцать пять уже прошло, но впереди по-прежнему не было никаких
признаков цивилизации, кроме самой дороги. Ни деревень, ни домов отдыха,
ни машин. Ф., который причислял себя к подвиду "генетических
горожан", становилось неуютно. Впору вообразить всю компанию последними
людьми на планете, чудом уцелевшими после какого-нибудь глобального
катаклизма. Ну и народец подобрался! Что ж это тогда выходит: он - Адам,
а его женушка - Ева? Да еще этот змей-искуситель с залитыми глазами,
сгорбившийся за рулем. И вдобавок невинное дитя...
Солнце скрылось за деревьями. Они ехали в глубокой тени, словно по
дну ущелья, из стен которого росли ветки и листья. В асфальте появились
выбоины и трещины. "Чем дальше, тем веселее", - подумал Ф. и
буркнул:
- Долго еще?
- Первый раз, милок? - заулыбался инвалид и бросил похотливый взгляд
в зеркало заднего вида, которое было установлено так, что в нем отражалась
отнюдь не дорога. Ф. хотел сделать ему замечание, чтобы не отвлекался.
Потом поймал себя на том, что столкнуться с кем-либо им не грозит. И улететь
в кювет тоже - слишком уж медленно они ехали. Колымага выжимала не больше
сорока.
- Впервой! - удовлетворенно сказал инвалид. - Оно сразу видать.
Вдруге сюда уж никто не вертается, клянусь протезом!
- Это точно, - вставила жена, сидевшая с непроницаемым лицом.
- Давай газуй! - бросил Ф., лишь бы водитель заткнулся. Но тот
не унимался и начал болтать о рыбалке. Славная, мол, в этих местах рыбалка...
Дорога пошла под уклон. Воздух, врывавшийся в салон через многочисленные
щели, стал прохладным и сырым. Заметно потемнело.
- Хочешь порулить? - неожиданно спросил инвалид, когда они разогнались
с горки до восьмидесяти километров в час и машина начала противно дребезжать.
- Хочу! - рявкнул Ф., начиная злиться.
- На! - сказал инвалид, снимая рулевое колесо с колонки и протягивая
его Ф.
Того прошиб холодный пот. Он криво улыбнулся, словно оценил юмор, но
при этом все внутри напряглось и окаменело. Он с трудом (почти со скрипом!)
повернул шею, чтобы посмотреть на свою спящую дочь. "Если останемся живы,
разобью ему морду! - решил Ф. - И протез сломаю, чтоб больше не
катался..."
В это мгновение раздался громкий хлопок, и машину резко повело влево.
Жена, которую, по всей видимости, парализовало несколько секунд назад,
теперь обрела дар речи и истерично заорала. Ф. вжался в спинку сиденья.
Паника впилась в загривок, будто цепная собака, и сковала движения. Капли
пота скатывались со лба на веки и мешали отчетливо видеть приближающуюся
стену леса, которая уже распалась на отдельные стволы. В голове мельтешили
горькие мысли: "До чего же глупо, мать твою! Как жил, так и подох! До того
глупо, что даже смешно..."
Жена визжала.
Дочка сладко спала.
Инвалид хохотал, еще не осознав степень опасности.
Потом длинные женские ногти впились в его багровую шею, и хохот сменился
оглушительным матом. Ф. схватился за рулевое колесо, пытаясь установить
его на место. Ничего не получалось. Колымагу трясло, как самолет, угодивший
в грозовой фронт.
Тут до инвалида, наконец, дошло, что шутки закончились, и он стал
помогать Ф. Но больше, конечно, мешал. Вдвоем они тянули руль в разные
стороны. Пьянчужка явно растерялся...
- Тормоз, придурок! Жми на тормоз!!! - завопил Ф.
Колымага уже летела по обочине; гравий колотил в днище. Этот адский звук
показался Ф. последним, что он услышит в своей жизни...
Ощутимый крен влево... Серия сильных ударов - кажется, глушитель задел
бровку...
Жена уже не кричала, а жалобно скулила, прижимая к себе разбуженную
дочку... Инвалид натужно хрипел от боли, наступив протезом на педаль
тормоза, а Ф. яростно сражался с куском металла, пытаясь вернуть машине
управляемость...
Внезапно рулевое колесо легко скользнуло на место, и Ф. крутанул
его вправо. Их занесло, но к тому моменту колымага потеряла скорость и не
перевернулась. Она остановилась прямо посреди дороги и заглохла.
Ф. вышиб дверь ногой и выбрался из салона.
- Ну извини, шеф, извини, - заторопился мгновенно протрезвевший
инвалид, когда Ф. приблизился к нему со сжатыми кулаками. - Я дурак,
а ты умный. Две бутылки, согласен?
- Ах ты, козел... - прошипел Ф., протягивая руку, чтобы схватить
инвалида за воротник и вытряхнуть из машины.
- Бесплатно довезу, ничего не возьму с тебя, мужик! - заверещал тот.
Ф. внезапно почувствовал непреодолимую брезгливость и убрал руку.
- А женка твоя мне всю морду разодрала! - добавил пьянчужка без всякой
логики. Даже набрался наглости пожаловаться.
С мордой у него как раз все было в порядке, но вот на шее появилось
несколько окровавленных полос. Это смахивало на свежевспаханный краснозем.
- У тебя запаска есть, дебил ты эдакий? - спросил Ф., сдуваясь,
как пробитый шарик. Теперь он чувствовал только опустошенность и желание
поскорее очутиться в кроватке. Одному. В полной темноте. И катитесь все к
черту!
- А как же, голуба! - с готовностью подтвердил инвалид, не обидевшись
на "дебила". Он распахнул дверцу и обеими руками выставил протез наружу.
Ф. бросил взгляд на черный потрескавшийся ботинок и содрогнулся.
- Сичас, родной. Сичас я тебе колесико достану... Тока ты мне
допоможешь маленько, ладно?
- Быстрее! - простонал Ф. и накрыл лицо влажным носовым платком.
* * *
Когда они закончили менять колесо, было уже около семи. Поскольку
инвалид не мог ни нагнуться, ни присесть, Ф. пришлось почти все
делать самому. В результате он испачкал смазкой свои любимые голубые
джинсы и ободрал указательный палец. Жена отошла с дочкой, как она
выразилась, "за кустик", и Ф. взмолился про себя, чтобы обе подольше
не возвращались. Он ненавидел, когда кто-то торчал у него за спиной и
наблюдал за тем, что он делает. Особенно если дело двигалось не блестяще...
Дергая рычаг домкрата, а позже налегая на педаль насоса, Ф. проклинал
тот день, когда решил "отдохнуть".
В конце концов он отмучился. Инвалид попинал живой ногой установленное
колесо и осклабился:
- Молодец, голуба. Щас поедем.
Однако после этого долго возился, укладывая в багажник домкрат, насос
и колесо с пробитой камерой, тер руки ветошью и, кряхтя, жаловался на
"горящие трубы"...
У Ф. появились тревожные мысли. Если бы он сам не нашел инвалида
на задворках и не уговаривал его достаточно долго, то заподозрил бы
ловушку - совсем как в триллерах для лоботомированных попкультурой. Но
зачем кому-то заманивать Ф. в лес? Да и что с него возьмешь? "Кому
ты нужен?" - сказала бы жена. При этом подразумевалось, что она-то нужна
многим. Против природы не попрешь - мужчины ее хотели и обхаживали, как
кобели суку в период течки. Если не все, то через одного. Лесбиянок тоже
хватало. А течка у нее была круглый год...
Наконец инвалид завел свою колымагу, и они поехали дальше. После
перенесенного стресса Ф. очень скоро захотел спать. Вероятно, поэтому он
плохо рассмотрел два замшелых столба, торчавших по обе стороны дороги,
словно обозначая въезд в некое темное царство. Между столбами была
переброшена металлическая ферма, с которой свисали почти до самой земли
какие-то вьющиеся растения. Машина промчалась сквозь них, легко пробив
эфемерный занавес. Только гниющие стебли мазнули по лобовому стеклу - и все.
Но, как говорится, "осадочек остался".
- Что это? - спросил Ф., зевая.
- А, ворота когда-то были, - нехотя отозвался инвалид. - Самосвал
снес.
- Давно?
- Да уж лет десять будя.
- Чего ж снес? Ворот не заметил, что ли?
- Может, тикал от кого...
Эта тема явно не вызывала у инвалида энтузиазма. Ф. оставил его
в покое. Ему показалось, что растения заплели какие-то буквы, установленные
на ферме. А столбы выглядели чересчур старыми, покрытыми следами эрозии
вековыми колоннами, к которым когда-то по недоразумению приделали чугунные
решетки. Но и сами решетки, торчавшие теперь из кювета, не красились лет
пятьдесят.
"К черту!" - решил Ф. У него хватало своих проблем, чтобы вдобавок
ломать голову над местными причудами. Спустя пять минут он снова боролся с
дремотой и старался держать глаза открытыми, чтобы вовремя вмешаться, если
водителю вздумается отмочить еще какой-нибудь номер. Но инвалид, похоже, и
сам был ошарашен тем, что едва не отправился в мир иной, и вел себя тихо.
Жена тоже помалкивала. Наверное, проклинала себя за то, что выдала
свою слабость, оказалась не на высоте. Потеряла лицо. Ф. чувствовал
удовлетворение всякий раз, когда с нее слетала маска фальши, ставшей второй
натурой. Вернее, первой... Дочка забавлялась с куклой и стала тихонько
напевать какую-то песенку. Идиллия. Все делали вид, что ничего не случилось.
Справа проплыла заброшенная бензоколонка. Забор позади нее был искорежен
наступавшим лесом. Сама дорога превратилась в две разбитые колеи с остатками
асфальта и густой порослью сорняка.
- Куда ты нас привез, дядя? - спросил Ф., стряхивая сонную
одурь. Ни одной тачки за два часа - это уж слишком. И если не обманывать
себя, то холодок в груди - отнюдь не вечерний воздух, который периодически
вдыхаешь. Холодок в груди означал зарождавшийся страх.
- Не боись. Я тутошние места знаю. Доставлю в лучшем виде... Во дела:
кажный год дорогу наново стелют, а все одно такая, будто тридцать лет
минуло!..
- Хватит болтать. Поворачивай обратно! - потребовал Ф., до
которого дошло, что они вляпались во что-то нехорошее. Во всяком случае, не
в лечебную грязь, как было обещано в рекламном проспекте пансионата. Пока
смердило не очень сильно и был шанс выбраться, запачкав только ноги. Кроме
того, Ф. беспокоился не столько о себе, сколько о ребенке.
- Спокуха, паря! Приехали! - тут же объявил инвалид с нескрываемым
торжеством.
Впереди действительно внезапно блеснул свет. Лес отступил; машина
выскочила на возвышенность, и с нее открылся отличный вид на облагороженный
ландшафт, залитый мягким электрическим сиянием, которое превосходило по
яркости розоватую увядающую корону закатывающегося солнца.
- Ух ты! - восторженно взвизгнула дочка.
Ф. и сам вдруг ощутил почти детскую радость. Как будто увидел
сказочную страну, где все мирно и прекрасно, а идеальные люди любят друг
друга, живут долго и счастливо, и семейные пары умирают в один день. Это не
было миражем в физическом смысле - разве что миражем воображения. И хотя
Ф. был уверен, что при ближайшем рассмотрении все окажется совсем иным,
очень хотелось продлить очарование момента.
...Все разительно менялось за некоей неуловимой границей. Широкая
лента идеальной дороги плавно спускалась в огромную чашу, окруженную лесом.
Благодаря террасам, разбитым на склонах, территория пансионата была похожа
издали на огромный амфитеатр. Густые деревья дарили тень в летний зной и
укрывали от дождя в ненастье (да и возможно ли в этом волшебном краю
ненастье?!). Красивые белые дома утопали в цветах. Газоны с густой травой
казались коврами, расстеленными в ожидании беззаботно играющих босоногих
принцесс. От одного светящегося острова к другому были протянуты гирлянды
фонариков - целый архипелаг огоньков, разделенных фиолетово-лиловым океаном
сумерек. Листва отбрасывала колеблющиеся леопардовые тени. Белеющие дорожки
уводили в бархатную темноту, туда, где грезили статуи и беседки предоставляли
влюбленным уютные уголки, а уставшим - вожделенный покой. На противоположном
склоне мерцали ажурные и загадочные конструкции парка аттракционов. Легкий
туман плыл над бассейнами и озерами - резервуарами таинственной изумрудной
прохлады, хранившей сны и русалочьи фантазии. Волшебство тихого летнего
вечера преобразило природу. И еще была слышна музыка, несмолкающая и
самая естественная на свете музыка - умиротворяющий шелест целого хора
сверчков...
Внезапно инвалид остановил колымагу.
- Тут и разбежимся. Покедова, ребята! До места пешком дотопаете.
- Ты что, мужик? Смотри, какая дорога! Песня, а не дорога! - увещевал
повеселевший Ф.
- Знак видал? Проезд только для машин персонала. А я не персонал,
понял?
- Кто ж тебя накажет, родной? Триста метров осталось; не выделывайся!
- Не-не-не, - замотал головой водитель. - Дальше не поеду, клянусь
протезом!.. Слушай, друг, может, все-таки стакан нальешь, шоб я сухой не
вертался?
- Я бы тебе налил, но с собой - ничего. Кефир будешь? Четыре
градуса все-таки...
Инвалид ответил злобным взглядом, решив, что над ним издеваются. Ф.
не стал больше уговаривать. Вылез из машины и вытащил сумки. Затем взял
дочку на руки и молча пошел в сторону пансионата.
Разозленный инвалид подергал рычаг переключения скоростей и сдал
назад. Уже развернувшись, он высунулся из окна и закричал вслед Ф.:
- Шоб ты сам кефир хлебал, когда захочешь зенки залить! А скоро
захочешь - это я тебе обещаю!
После чего тотчас же дал газу и растворился в вонючем облаке.
"Пожалуй, смахивает на проклятие", - решил Ф., даже не
оглянувшись, и прислушался к дроби, которую яростно выбивали каблучки жены.
Поступившие флюиды означали, что сегодня ночью он вряд ли получит то,
за чем изрядно соскучился. Честное слово, соскучился.
Иногда он всерьез думал, не лучше ли быть импотентом?
* * *
Неоновая стрелка с подсвеченной надписью указывала на коттедж
администратора. Но Ф. не торопился. Он внимательно смотрел по
сторонам, изучая обстановку, и до сих пор не мог поверить своим глазам.
Его супруга вертела головой с еще более обалделым видом. Ее прежде всего
поражала роскошь. А Ф. улавливал кое-что другое.
Даже воздух здесь, кажется, был иным. Вкусным. Густым. Пряным.
Пробуждающим приятные воспоминания и надежды на лучшее. Неведомым образом
законсервированный воздух апреля, сохранивший ароматы цветущих садов, юности,
свежести, девственного томления...
И вечер продолжался как цветной сон. Где-то заиграла мягкая свинговая
музыка; раздался густой и беззаботный мужской смех, затем и ответный женский
рассыпался хрустальным звоном. Над ближайшим палисадником всплывало облачко
сизого дыма - там кто-то сидел в кресле, курил сигару и любовался
звездами...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг