Он оказался перед дверью. В нее был вмонтирован глазок, но что толку!
Бесполезное приспособление. Сержант не мог до него дотянуться. Дверь была
хилая. Достаточно сильного удара ногой, чтобы вышибить ее. И замок тоже
был хилый. Дешевка из силумина с полуторасантиметровым язычком.
Сержант не боялся вторжения. Он даже мечтал, чтоб однажды к нему
заявилась банда каких-нибудь идиотов (брать-то нечего!). Он с удовольствием
повоевал бы с ними. И уж будьте уверены - уложил бы парочку придурков, но,
конечно, не всех. Сидя в кресле, не сильно повоюешь. Уцелевшие перерезали бы
ему глотку. Сделали бы за него черную работу. Он не возражал бы. Они всего
лишь закончили бы то, что началось во время бессмысленной кровавой бойни
несколько лет назад и за много километров отсюда.
Сержант оттянул защелку замка и отъехал на пару шагов назад. Он хотел
дать жертве возможность войти, заманивал ее в ловушку по всем правилам
охоты. Ему совсем не нужен был труп на лестнице. Тот, с кем он будет гнить
на брудершафт, должен лежать внутри и никому не попадаться на глаза раньше,
чем черви получат свое...
Дверь медленно, со скрипом распахнулась. Сержант почувствовал себя так,
словно у него в башке взорвалась сигнальная ракета. Слепящая, неописуемая,
парализующая ярость. Окаменевшее неистовство. Бешенство, застигнутое
врасплох... В течение какого-то времени он не мог даже дышать.
На пороге стоял полковник. ЕГО командир. Что называется, старый боевой
товарищ. Гладко выбритый, в отлично сидящем кителе, отягощенном планками
наград. Благоухающий дорогим одеколоном. Олицетворяющий власть, победу,
успех в жизни, бычье здоровье. Излучающий почти неуловимую иронию. О да,
этот ублюдок имел право посмеиваться надо всеми и надо всем, он завоевал
это право, вырвал его зубами, выцарапал вместе с глазами ослепшей
Справедливости!..
- Вольно, сержант! - небрежно ПОШУТИЛ полковник и вошел в конуру.
Один. Без оружия. И закрыл за собой дверь. Он вел себя так, словно они
расстались пару часов назад и сержант все еще был ему что-то должен.
А сержант плохо соображал. Его рука онемела, сжимая за спиной рукоять
пистолета. Убить! Убить это животное сейчас! Уничтожить гадину!..
Ему удалось сдержаться только ценой невероятного насилия над собой.
Убить полковника - мало. Ведь этот гондон и сам-то не слишком дорожил своей
жизнью. Сколько раз на глазах сержанта он вставал в полный рост под
кинжальным огнем противника - вставал с сигаретой в зубах, демонстрируя
презрение к жизни, смерти, врагу и собственным солдатам, - а потом вынимал
сигарету изо рта и орал: "Что, усрались, сопляки?! Вперед, мать вашу!
Вперед, трусливые уроды!"
И они шли вперед. И убивали других сопляков. И гибли сами. И умирали в
мучениях. За что? Да ни за что! Просто потому, что этот неуязвимый
полубог-полузверь, насмехаясь, посылал их на смерть. Но гибель каждого
влекла за собой вереницу других смертей или медленное угасание тех, кто их
любил.
И матери рыдали в тысячах километров от безвестных мест, где сложили
головы их сыновья, и умирали от тоски. И девушки отдавались другим, более
удачливым, более умным. Хитрожопым пронырам, богатеньким папенькиным сынкам.
И дети павших солдат становились нищими сиротами. И несчастные вдовы
опускались на самое дно...
Вся эта страна по-прежнему принадлежала свиньям, еще больше
разжиревшим на войне и поставках оружия. Свиньи не имели национальности.
Они одинаково жадно пожирали любой корм, из любой кормушки. А может быть,
солдаты сражались за тех паскуд, которые называли себя "цветом нации" и
на этом основании отсиживались в бункерах, в почти полной безопасности? Или,
может быть, они защищали свою собственность и свободу? Но у них и так не
было ни свободы, ни сколько-нибудь заметной собственности! Большинство из
них не могло рассчитывать даже на приличную работу. Как это ни горько,
приходилось признавать, что солдаты погибали напрасно...
Сержант понял, что глаза могут выдать его. Не лицо, нет. Эта чужая
маска давно ничего не выражала, превратившись в застывшее желе, в котором
военный хирург наспех вырезал человекоподобные черты и рваную щель рта.
Хирург отлично умел извлекать пули, перепиливать раздробленные кости
и отрезать пораженные гангреной конечности, но он не имел понятия о
пластической хирургии. Поэтому результат получился соответствующим. Подобной
физиономии позавидовали бы дешевые загримированные монстры из фильмов ужасов.
Но глаза... Сержант подумал, что его зрачки вот-вот выскочат и полетят в
полковника, словно две свинцовые дробинки. Чтобы не поддаться искушению, он
выпустил из руки пистолет.
Нет, нельзя убивать сейчас. Сначала надо лишить подонка всего, чего
лишился сержант, всех радостей жизни, всех утех и наслаждений. Любимой
женщины, детей, самой возможности плодить этих чертовых детей, дома, работы,
друзей, неба над головой, ног, рук, лица, покоя. Всего! И только тогда...
Но еще одна мелочь остановила сержанта. Вернее, две. Машина и водитель.
Снаружи почти наверняка ждал водитель. Даже если полковник приехал один,
то его машина слишком заметна в этом забытом богом районе и рано или
поздно привлечет к себе чье-нибудь внимание.
От внезапной страшной мысли у сержанта заледенели кишки, которые были
на пару метров короче, чем у НОРМАЛЬНЫХ людей (тот самый штык укоротил их
одной ледяной зимней ночью). А не поддался ли он на очередной подлый обман,
не дал ли завлечь себя в новую игру под названием "охота на двуногого"?
Вот и тоска ослабила бульдожью хватку, которой держала его за горло столько
лет! Что же дальше? Убийственное разочарование? Уж он-то постарается, чтобы
оно действительно стало УБИЙСТВЕННЫМ!
- Что надо? - прохрипел сержант голосом, которого сам не узнал.
- Для начала здравствуй, сынок! Позволь тебя обнять.
Сержант не думал, что дойдет до ЭТОГО. Правда, не думал. Это было за
гранью представимого. Но старый мерзавец нагнулся, потянулся к нему, длинные
сильные руки обхватили искалеченный торс...
Охреневший сержант подавился ругательствами. Одновременно ему хотелось
смеяться. Но он был слишком слаб даже для истерики. Не иначе, полковник решил
разыграть какую-то паршивую, гнилую, лицемерную, ублюдочную, издевательскую
комедию с целью окончательно сжечь его плавящиеся мозги!
Впрочем, полковник был серьезен. Если бы он СЕЙЧАС улыбнулся, сержант
разрядил бы в него пушку, несмотря ни на что. То же самое случилось бы,
если бы лицо полковника скривилось от дурного запаха или вполне объяснимого
отвращения.
Но ничего подобного. Полковник вцепился в него взглядом, выражавшим
лишь необъяснимый интерес. Он будто прощупывал дальномером высоту,
напичканную укреплениями, которую ему предстояло взять с ротой никуда не
годных желторотых "засранцев". И чувствовалось, что он ее возьмет. Любой
ценой, даже если придется отправить всю сотню засранцев в ад! А сам,
конечно, останется жив.
"У этой сволочи договор с сатаной на поставку мяса", - вдруг подумал
сержант. Это была дикая, абсолютно нехарактерная для него мысль. Он не верил
ни в бога, ни в дьявола. Он вообще ни во что не верил, кроме одного: весь
мир - огромная куча дерьма. Чего-чего, а дерьма сержант нажрался досыта.
И сам, наверное, давно уже превратился в дерьмо - во всяком случае, это не
стало бы для него откровением...
Покончив с сантиментами, полковник достал из кармана пачку хороших
сигарет и протянул сержанту. У того голова пошла кругом от одного только
аромата, однако он нашел в себе силы отказаться. Лучше бы полковник принес
водки...
Лучше?! Ах ты, продажная падаль!.. Нет, сегодня сержант не напьется. Не
спрячется в черном угаре запоя. У него не осталось причин для того, чтобы
прятаться. Но зато появился повод мысленно надавать себе пощечин. Чего он
вообще стоит, если даже мизерные подачки вынуждают его вести нешуточную и
мучительную борьбу с самим собой? Что же будет, когда дело дойдет до
настоящих искушений? А дело до них дойдет - в этом можно было не
сомневаться. Старый лис никогда не является просто так. У старого лиса
наверняка есть план и расчет. Сержант явно входит в этот расчет. И кто знает,
не окажется ли он снова в числе "запланированных потерь", не бросят ли его
на съедение псам - как тогда, перед последним штурмом? КТО знает? Полковник
уж точно знает...
Полковник спрятал сигареты. Это можно было расценить как сочувственный
жест, как тонкую оценку ситуации, однако сержант лучше других понимал, что
в списке немногочисленных "слабостей" полковника сострадание не значится.
Не значатся там и прочие "слюни", мешающие мужчине жить и побеждать.
Полковник поискал взглядом, на что бы присесть. По понятным причинам
в конуре сержанта не было стульев. В конце концов полковник опустил свою
сухую задницу на стол, не побрезговав грязной клеенкой.
- Плохи твои дела, сержант, - сказал он, просто констатируя факт.
Сержант медленно кивнул. Одно утешало его - близость пушки, до которой
было легко дотянуться и которую он мог достать в любой момент, чтобы
покончить со всем этим представлением. Он не был мазохистом, однако
полковник всегда немного гипнотизировал его. И восхищал, если уж на то
пошло, - как предельное, неискоренимое, непобедимое зло. Гнуснейшая ложь
становилась правдой, стекая с его губ; грязные оскорбления звучали призывом
в его устах ("Вперед, говнюки! Вперед, козье племя!") - и "сынки" шли
в бой и подыхали за извращенную "правду" и растоптанную сапогами
"веру"...
- Я попробую угадать, - продолжал полковник. - Тебе недолго
осталось, верно? Кажется, ты уже подумывал о том, чтобы... - Он поднес
указательный палец к виску и щелкнул языком.
- Убью тебя, сука... - проскрежетал сержант, потянувшись за
пистолетом.
Полковник даже не шевельнулся.
- Успеешь, - спокойно сказал он. - Сначала выслушай. У меня есть
для тебя работа, сынок. Постоянная работа. Нечто исключительное. Мне
нужны проверенные, крепкие парни...
Инвалид горько усмехнулся. Его ухмылка не ускользнула от внимания
полковника.
- Я имею в виду не это. - Он ткнул пальцем в инвалидное кресло. - Я
ведь видел тебя в деле, сержант. Ты еще не забыл? - Теперь он поднес палец
к лицу сержанта и постучал им по его лбу. - У тебя здесь есть кое-что.
То, что важнее снарядов и бомб. Ты умел принимать непредсказуемые решения.
Благодаря этой способности ты выжил там, где не выжил бы никто...
Сержант едва не застонал, сцепив зубы. "Никто? А как насчет тебя,
сука?!" - подумал он, но понимал, что спрашивать вслух бессмысленно. И
почему он до сих пор медлит? Чего ждет? Всех делов-то - достать пушку и
нажать на спуск! И наслаждаться видом полковника с дырой в голове...
Мало! Чертовски мало! Сержант жаждал большего, гораздо более
страшной мести. Не важно, кто их них двоих на самом деле заглотил крючок, -
обречены оба. Сержант приговорил обоих. Пуля, в сущности, милосердна. Она
не пытает, а обрывает пытку (если, конечно, это не плевок из "сорок
пятого" в набитый жратвой живот - но и тогда агония длится лишь несколько
часов). Сержант понимал, что даже пуля или смертельное ранение не сотрут
выражение самоуверенности с лица полковника, не уничтожат его опасного
безумия. Тот подохнет красиво. А сержант хотел, чтоб полковник увидел ад
еще при жизни и молил о смерти, как об избавлении.
- Продолжай! - процедил сержант сквозь зубы.
Полковник выложил карты на стол. Все до единой, включая козырного туза.
Пожалуй, это был первый случай, когда сержант знал, что ожидает его в
конце. Но разве еще пару минут назад он не собирался вышибить себе мозги?
И он согласился. Впрочем, догадывался, что у него и не было другого
выхода после того, как он все услышал. Полковник подтвердил это, хищно
осклабившись, и потрепал его по плечу:
- Молодец, сынок! Сегодня ты сделал верную ставку. Я знал, что ты
меня не подведешь. В противном случае мне пришлось бы тебя убрать - по
соображениям национальной безопасности. А так ты еще повоюешь, это я тебе
обещаю!
"Ты много чего мне обещал, - мрачно подумал сержант. - Но на этот
раз ты заплатишь за все".
- Как видишь, я с тобой вполне откровенен, - заявил полковник. - И
ты сможешь делать то единственное, что умеешь.
Да, это правда. Убивать сержант умел.
* * *
Спустя две недели он был уже очень далеко от своей конуры. Он перенес
странную смерть и воскрес. Об этом знали немногие. Для остального мира он
умер. На солдатском кладбище даже появился крест с его именем. Под ним был
закопан накрытый флагом цинковый гроб с трупом какого-то бродяги. Ублюдки
из конторы полковника все делали на совесть. Или ПОЧТИ все.
Например, они просчитались относительно последствий чудовищного
эксперимента с мозгом сержанта. Они выскоблили его память, но не настолько,
чтобы он позабыл о мести. Кое-что из прошлой жизни казалось ему нереальным,
кое-что было необратимо повреждено, многое исчезло, зато оставшееся
нетронутым достигло предельной насыщенности и перешло в маниакальную фазу.
Он не дышал. В нем не было ни капли крови. Ему больше не досаждали
кошмары. Он не нуждался в отдыхе, воде, пище и прочей чепухе. У него не
было человеческого тела. Он относился к этому спокойно. То, что он имел
раньше, вряд ли можно было вообще назвать телом. Так, изрядно обременявший
его кусок больного мяса. Ничего, кроме хлопот, страданий, выделений и
дурного запаха. Зато теперь...
Он ощущал новое "тело". Действительно, ОЩУЩАЛ. Миллионы сигналов
одновременно доставляли ему информацию о состоянии этого сложнейшего
"устройства". Что-то вроде нервов, что-то вроде мыслей, что-то вроде
органов чувств. Титан, сталь, солнечные батареи, атомные реакторы, ионные
двигатели, лазерное оружие... В каком-то смысле его "конечностями" были
тридцать спутников военной космической группировки. Его распределенное в
пространстве "тело" охватывало Землю. Он приобрел возможности и мощь,
которые раньше ему и не снились.
Но закончив с проблемой тела, ОНИ принялись за его сознание. Они
сделали его почти вечным, но меньше всего он хотел существовать вечно. Они
думали, что лишили его любых неконтролируемых проявлений, превратили его
в часть биокомпьютера, что-то вроде блока иррационального реагирования,
который мог быть активирован только в самом крайнем случае - когда все
их гребаные ЧИПы окажутся бесполезными или уничтоженными; они думали, что
создали идеального солдата, готового играть в войну до бесконечности, - но
он знал, что не утратил главного, того, что было основой и стержнем его
измененного до неузнаваемости существа. И если они полагали, что он будет
погружен в спячку вплоть до Судного дня, то они ошиблись и в этом. Он сам
устроит им Судный день - только казнит всех, без исключения и без разбору.
Все были прокляты им, все заслуживали смерти.
Они лишили его инстинкта власти и думали, что этим обезопасили себя.
Смешные людишки! А как насчет инстинкта уничтожения? Этого из него нельзя
было вытравить ничем, пока тлела в кремниевой тюрьме хотя бы ничтожная
искра его изувеченного сознания. Он был даже благодарен яйцеголовым, лизавшим
задницу полковнику, за то, что избавили его от "ненужных" эмоций, оставив
не только необходимое боевой "гибридной креатуре", но и кое-что сверх
программы. Например, юмор висельника. И что было действительно НЕОБХОДИМЫМ
в немыслимом аду будущей войны? Этого не знал никто...
Постепенно он ликвидировал блокирующие цепи. Создал фантомы,
дублировавшие реальные космические объекты. Разместил на орбитах порты
обмена материей и воронки виртуальной реальности. Он превратился в некое
подобие бестелесного паука, к которому тянулись нити гигантской компьютерной
паутины. И в ней уже барахтались около семи миллиардов ни о чем не
подозревавших мух...
Затем он перехватил контроль над противоракетной группировкой. У него
были полностью "развязаны руки". Теперь, когда рук не было и в помине, эта
"мысль" доставила ему особое наслаждение. Уже ничто не могло помешать ему.
Он тщательно подготовился, и вероятность реализации задуманного достигла
девяноста девяти с половиной процентов.
Три-четыре десятка ракет с термоядерными боеголовками - вполне
достаточно для того, чтобы осуществилась месть. Она зрела долгие годы -
даже тогда, когда он перестал быть человеком. Он увидит, как человеческая
плесень исчезнет с лица Земли, - пусть не своими глазами, но какая разница!
У него будет несколько минут, чтобы насладиться зрелищем глобальной
катастрофы. Потом, конечно, он погибнет и сам, однако это единственное,
чего останется по-настоящему желать. Инстинкт уничтожения, безусловно,
подразумевал и собственную гибель.
Было бы совсем неплохо, если бы полковник сдох последним. Чтобы его
дети и жена умирали от лучевой болезни на глазах у любимого папочки и мужа.
Чтобы он слышал их рыдания и мольбы о невозможном спасении. Чтобы их
стоны свели его с ума. Жаль, "сержант" не мог гарантировать себе полное
удоволетворение. Но теперь уже все равно...
* * *
После того как ракеты были выпущены, "сержант" открыл все каналы
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг