способностью. А ведь когда-то Марк неплохо начинал. Даже записал два
собственных альбома. Но давно понял, что всегда останется в категории крепких
профессионалов-середнячков, к которой, кроме него, относились тысячи,
десятки тысяч. Дело не в тщеславии или комплексе неудачника; этого он был
лишен начисто. Просто ему казалось иногда, что знать свой потолок -- почти
то же самое, что знать день и час своей смерти.
...Какая только чушь не полезет в голову в сортире! Может, от того, что
в эти редкие минуты он оставался наедине с собой? Правда, вскоре у него
возникло иррациональное чувство, что он не один. Телекамера не в счет, хотя
пару лет назад поборники гражданских свобод громко вопили о нарушении
элементарных прав человека. Козырный аргумент о борьбе с терроризмом,
преступностью и наркоманией сыграл свою роль, и наличие средств наблюдения
во всех помещениях общественных заведений было узаконено...
Кто там сегодня у мониторов? Случайно, не Стелла? В таком случае,
понятно, почему он ощущает на себе липкий, неотвязный взгляд, даже минуя
электронных посредников. Правда, была еще одна линия, к которой подключен
компьютер федеральной службы, но то, чего никогда не видел, как бы и не
существует.
Страусиный прием. Иногда помогает.
Судя по всему, предостерегающие вопли об угрозе тотального надзора были
явно преувеличены. Сектор обзора камеры охватывал только проход и
пространство у двери. Существовала также небольшая мертвая зона, где
осторожные клиенты обычно и занимались предосудительными делишками. Марка
не покидало подозрение, что эта зона устроена специально и федералы о ней
прекрасно знают. Для чего она устроена -- это другой вопрос, над которым
лучше не задумываться... Так что человек всегда оказывается изворотливее
системы. Того времени, когда было наоборот, Марк уже не помнил -- тогда он
был еще слишком юн. А сейчас все просто: стесняешься -- запрись в кабинке.
Кстати, двери всех кабинок были закрыты. Он зачем-то нагнулся и заглянул
под них. Ни одной пары ног. Только стерильный фаянс и плитка. Стояла тишина,
чуть ли не зловещая. Потом внезапно загудела лампа. Марк ополоснул руки и
выдернул из коробки салфетку. Странно все-таки: в клубе полно людей, а в
сортире он один... Тоненько пискнул сигнал тревоги в мозгу. Опасность! Еще
неизвестно, откуда она исходит, но этого лучше и не знать. Ему захотелось
поскорее убраться отсюда. Что он и сделал, не дожидаясь, пока паранойя
достигнет пика насыщенности. Бедные мои нервы! -- думал он, шаря по
карманам. Оказалось, где-то забыл сигареты. Ну, ничего -- Гоша тоже курит
"chesterfield"...
Возле задней двери о чем-то трепались здоровенный охранник и недавно
сменившийся паренек, обычно занятый парковкой на клубной стоянке. Марк
обменялся с ними быстрыми приветствиями и выскочил наружу, надеясь, что
мороз его взбодрит. Стальная дверь тяжело лязгнула, закрывшись за ним.
Было даже чересчур холодно. Черный ход выводил в узкий переулок.
Лунный свет окаймлял крыши, прилипая к каждой грани резким голубоватым
отблеском. Мрачноватые стены из красного кирпича, пожарные лестницы,
мусорные контейнеры, обледенелые гидранты. Справа находился пандус для
разгрузки рефрижераторов. Несколько машин, казалось, вросли в слежавшиеся
снежные сугробы. При одном только взгляде на заиндевевший металл все стыло
внутри... А куда же запропастился Гошик? Неужели затянулся пару раз и смылся?
Что-то не похоже на него. Обычно Гоша выкуривал не менее двух сигарет подряд.
На всякий случай Марк еще раз обшарил карманы. Нет сигарет, хоть тресни!
Зато спать действительно расхотелось. Он схватился за металлическую скобу,
обмотанную тряпкой, чтобы не примерзали пальцы, и снова открыл дверь. Хотел
стрельнуть сигаретку у кого-нибудь из персонала. И прямо на пороге столкнулся
с представительным стариканом в отличном смокинге. Тот загораживал собою
проход и протягивал ему вскрытую пачку "lucky strike". Без тени улыбки.
Марк бросил взгляды по сторонам. Охранник и парковщик испарились. Позади
старика маячил хмурый молодой человек, одетый не хуже хозяина, -- то ли
секретарь, то ли телохранитель. Скорее всего, второе. Старик явно был важной
шишкой, хотя держался подчеркнуто просто. Его лицо излучало властную силу,
но без малейшего оттенка самолюбования или упоения своей значительностью.
Все еще густые седые волосы были зачесаны назад; светлые глаза спокойны и
неподвижны; губы обесцвечены, но не запали в беззубые пустоты; тяжелые
веки опускались и поднимались медленно; всякий раз, когда открывался зрачок,
взгляд казался почти гипнотическим. Кисти рук были покрыты пятнами пигмента,
ногти ухожены, розового цвета и без трещин -- признак хорошего здоровья. В
общем, это был красивый, солидный, абсолютно уверенный в себе старик, и его
самоуверенность подкреплялась чем-то таким, о чем Марк еще не догадывался.
-- Закуривайте, -- предложил незнакомец голосом, начисто лишенным
неприятного старческого дребезжания, и встряхнул пачку, элегантно выбив одну
сигарету.
Марк почему-то мгновенно вспомнил эпизод шестилетней давности, когда
его жена и ребенок едва уцелели во время урагана. Впрочем, причина была
очевидна -- пачка "lucky strike". Крючок, навечно засевший в его памяти,
не говоря уже о Дине. Ту до сих пор пробирала дрожь при виде черной надписи
на ярко-красном фоне...
Марк взял предложенную сигарету и прикурил от дешевой пластмассовой
зажигалки, не переставая удивляться, куда это все подевались. Коридор был
пуст, словно заброшенный подземный ход. Старик в упор смотрел на Марка, и
тот почувствовал себя неуютно.
-- Не будем тратить время на знакомство. У вас его мало, а у меня и
подавно. Перейду сразу к делу. Не перебивайте и не думайте, что я шучу.
Возможно, мое предложение покажется вам чудовищным, однако мы все тщательно
взвесили и пришли к выводу, что другого выхода нет. Все слишком серьезно.
Если бы мы хотели нанести вам или членам вашей семьи какой-либо вред, то
сделали бы это без предупреждения...
При словах "членам вашей семьи" Марк насторожился. До этого он
действительно не воспринимал болтовню старика всерьез. Сердце провалилось
куда-то, но по пути было подхвачено колючей ладонью. Ладонь сжалась в кулак.
Секундный ледниковый период внутри. Все, отпустило...
Он не был гением, но интуиция -- это то, без чего невозможно играть
джаз. И он испытывал не страх -- старик не внушал ничего подобного. Скорее,
приступ клаустрофобии, словно приближалось землетрясение, а он был заперт
в тесной темной кладовке на пятом этаже ветхого дома. При этом ключ от
входной двери находился в чужих руках. Возможно, в руках этого незнакомца...
Предчувствие катастрофы? Да, именно так.
-- Надеюсь, у вас нет сомнений по поводу важности вашего мальчика?
Его надо сохранить во что бы то ни стало, -- продолжал между тем старик
с ледяным спокойствием. И леденящим, если на то пошло.
Он изъяснялся так странно ("по поводу важности вашего мальчика"!),
что Марк даже не сразу понял, о ком, собственно, идет речь. И вообще -- о
живом ли существе? Не о семилетнем же ребенке, в самом деле?! А когда понял,
то задохнулся от праведного гнева: "Важность?! Что ты знаешь о том,
насколько он важен для меня, папаша? Ведь это мой единственный сын. Может,
это ты держал его на руках, когда ему было четыре месяца и он задыхался, а я
тупо молился, хватаясь за маленькую белую ручку, как за соломинку, и этот
бессмысленный захват не могли разорвать все время, пока реанимационная
бригада делала свое дело?.. Или три года назад, на речном пляже (наш
последний на сегодняшний день пикник!) -- разве это ты, старая развалина,
сорвался с места, отбросив пластмассовый стакан с водкой и едва не
подавившись куском мяса, тяжело рухнул в одежде в омут и поплыл, рассекая
вязкий черный кисель, устанавливая немыслимый собственный рекорд скорости
(при этом казалось, что барахтаешься на одном месте), и отчетливо понимая,
что если ЕГО не вытащишь, то и самому незачем плыть обратно, и, скорее
всего, на это не хватит сил и просто не останется воли к жизни?.."
В тот раз он уже не молился, догадываясь подсознательно, что все зависит
только от него... А моментом истины был тот, когда он прикоснулся к телу,
трепетавшему в беспросветной глубине, внутри отвратительной субстанции --
мертвой и все-таки сверхъестественным образом ОХОТИВШЕЙСЯ за маленькой
жертвой... И когда он эту жертву забрал, выхватил из владений бесформенного
демона, стихия воды предприняла последнюю попытку взять их обоих. Ее вязкость
изменилась. Что-то взорвалось у него в ушах, а в глазах и без того колыхалась
чернота, и мокрая, аморфная, многопалая рука проникла ВНУТРЬ, поглощая,
вбирая в себя остатки кислорода и цепляясь за стенки легких тысячами
микроскопических крючков, и закрепившись надежно, рванулась обратно, и он
едва не выблевал свои внутренности в окружающий мрак...
А после появился свет, было чудо нового рождения, голубое небо, и
ребенок дышал, выплевывая жижу, которая чуть не стала причиной его гибели,
и самая никчемная жизнь показалась бесценным подарком, раем, и Марк чуть ли
не впервые был благодарен за каждое мгновение тому безликому, что сталкивало
существа и силы в безжалостной игре вероятностей и позволило ему протянуть
еще немного, задержаться ненадолго по ЭТУ сторону, пока везде и всюду, в
клетках и Галактике, продолжалась непрерывная, смертоносная пляска...
"И разве это ты, старик..."
-- Я уважаю ваши родительские чувства, -- заметил незнакомец, прерывая
его бессвязный внутренний монолог. Возможно, он читал по лицу или просто
хорошо изучил человеческие мотивы и реакции. -- Более того, я пытаюсь помочь
вам и ему. Если вы проявите благоразумие, он выживет, а вы исполните свой
долг до конца. Иначе все было напрасно...
"Что было напрасно?!" -- хотелось завопить Марку, но вместо этого он
выдавил из себя что-то банальное и невнятное. Человекообразная кукла с
несомненными телепатическими способностями превращала его потуги
сопротивляться в жалкую клоунаду.
-- Ему что-то угрожает? -- спросил он, разомкнув одеревеневшие губы.
-- Бессмысленный разговор, -- оборвал его старик. -- Он в смертельной
опасности. Если вы этого до сих пор не поняли, значит, вы просто слепой
кретин. Даже сейчас, пока мы здесь болтаем, может произойти все что угодно.
Самое худшее. Время -- не только деньги, и я не блефую. Мое предложение
таково. Я принимаю на себя все расходы и заботы по его воспитанию. Я богат
и обладаю кое-каким влянием. У меня обширные возможности, которые намного
превышают возможности средней семьи. Ваш сын не будет ни в чем нуждаться.
Но главное -- его будут хорошо охранять. Вы и ваша жена получите приличную
компенсацию. ОЧЕНЬ приличную. Речь идет о шестизначных суммах, с помощью
которых вы сможете реализовать любые ваши мечты, желания и планы. В конце
концов, заведете другого ребенка. Да хоть пятерых!.. Вам, вероятно, кажется,
что я предлагаю вульгарную сделку, но мне некогда обсуждать каноны
обывательской морали.
-- Другими словами, вы хотите купить у меня моего сына?
Старик поморщился и резко махнул рукой, будто отметал праведный
отцовский гнев.
-- Я сделаю вашего сына тем, кем он может стать потенциально. Извините
за прямоту, но с вами он -- даже если выживет -- останется недоразвитым
калекой. Я, конечно, имею в виду не физический аспект. Что же касается
купли-продажи... Вы и его мать сможете встречаться с ним несколько раз в
год в тех местах, которые будут определены моими людьми, и, разумеется, под
их охраной...
Это звучало так нелепо (по крайней мере, в первые секунды), что Марк
не знал, что делать -- смеяться, дать старику по роже или просто послать
подальше и вернуться в зал, где рассеиваются любые наваждения, кроме
музыки... Гнев и впрямь испарился; осталось только ощущение дикой
неловкости, словно его попросили совершить нечто непотребное при свидетелях
и за деньги.
-- У меня другое предложение, -- сказал Марк, выбрасывая сигарету в урну
и успокаиваясь настолько, что он мог связно соображать. -- Сейчас вы уходите
и никогда больше здесь не появляетесь, не говоря о том, чтобы приблизиться
к моей жене или сыну. В этом случае я не буду заявлять в полицию и забуду
о нашем разговоре. И даже ничего не скажу Малышу.
Малыш -- это была кличка того самого вышибалы, смахивавшего на хорошо
одетую и чисто выбритую гориллу, который пять минут назад курил возле задней
двери.
Старик впервые позволил себе бледную улыбку. Но не превосходства, а,
скорее, сожаления. Он был явно разочарован в собеседнике. Он отступил на два
шага и поманил Марка пальцем, приглашая заглянуть в бетонный аппендикс, где
был установлен распределительный щит.
Марк заглянул. Там сидел Малыш, привалившись спиной к стене. Он
выглядел вполне благополучно, но при этом, судя по всему, находился в
безусловной и длительной отключке. Под прикрытыми веками поблескивали
свинцовые белки. Марк присмотрелся повнимательнее и убедился в том, что
Малыш дышит. На его огромной бритой голове и иссеченном шрамами грубом лице
не было ни малейших свежих повреждений.
Сам собой возникал вопрос: каким образом старик или его сопровождающий
вырубили эту боевую машину, которая когда-то уложила на пол восьмерых не
самых слабых ребят на глазах у Марка и еще пятерых свидетелей? Кстати, на
тот подвиг Малышу понадобилось меньше минуты. Сейчас же подобная неприятность
случилась с ним самим -- только все произошло мгновенно и бесшумно.
Марк был впечатлен, но если они думали, что такие дешевые способы
давления эффективны, то ошибались.
-- Я не хочу продавать своего сына, -- сказал он, испытывая только
опустошенность и уже понимая, что эти люди вряд ли оставят его в покое.
Они были опасны, по-настоящему опасны. Он чуял это нутром. А значит,
придется, как минимум, забыть о спокойной упорядоченной жизни (теперь его
жизнь вплоть до этого утра действительно казалась ему спокойной и
упорядоченной, несмотря на сбитый ритм и ночной угар!). Объяснения с
милицией -- тоже далеко не самая приятная процедура. Так что при любом
раскладе его не ожидало ничего хорошего.
Старик вздохнул и принялся втолковывать ему с выражением бесконечного
терпения на лице, словно имел дело с пациентом психушки:
-- Вы предпочитаете, чтобы он погиб? Сколько раз его жизнь
подвергалась непосредственной опасности, начиная с того случая в парке?
Шесть? -- ("От кого он узнал?! Не от Динки же!" Кроме того, шесть -- это
было совершенно точное число. Марк помнил каждый эпизод -- ведь такое не
забывается до гробовой доски. Выходит, ОНИ знали о нем все. Кошмар!) -- Вам
не кажется, что шесть потенциальных смертей -- многовато для семилетнего
ребенка? Вы возразите, что на него никто не покушался, всякий раз это было
всего лишь случайностью, трагическим стечением обстоятельств, не так ли?
Поверьте мне, вы ошибаетесь. Ваши заблуждения могут стоить ему жизни.
Дело даже не в статистике или теории вероятности. Не хочу пугать вас,
дорогой мой, но вы столкнулись с вполне сознательными действиями...
Марк бросил взгляд на часы. Ему пора было возвращаться. Он опаздывал
уже на пару минут. Хотя какой, к чертям собачьим, сейшн после такого
разговора?! Надо срочно позвонить домой, убедиться в том, что с Диной и Яном
все в порядке. И думать, думать, что делать дальше. Друзья, гостиница,
отпуск?.. И опять старый хрен будто прочел его мысли.
-- Без нашей помощи вы пропадете. Все трое. Упорство бессмысленно и
губительно. Давление будет нарастать. В конце концов вашего сына достанут.
Где угодно. Это сломает или убьет вас, не говоря уже о вашей жене. Я
предлагаю вам другое: благополучную жизнь до старости и полную реализацию
способностей вашего сына. Что вы выберете?
Старик неоднократно намекал на некие "способности". До сих пор Марк
надеялся, что все в пределах нормы. Он ненавидел крайности. Его сын -- парень
как парень, если судить о нем трезво и без родительских соплей.
-- Почему именно он?
-- Я же сказал: полная реализация. Вы замечали какие-нибудь странности?
О да. Он замечал. Вот, например... Нет, сейчас не время для
воспоминаний, хотя кое-что он помнил до мельчайших подробностей. Однако
не обсуждал этого даже с женой. На подобные разговоры у них было установлено
что-то вроде негласного табу. Старик хладнокровно разбивал хрупкую скорлупу
его защиты. Но то, что замечал Марк, заставляло его ЖАЛЕТЬ сына, беспокоиться
о его физическом здоровье, уязвимой психике и такой немаловажной штуке, как
взаимопонимание. Пока взаимопонимание было полным (по крайней мере, днем),
но Марк знал, что существует некая тайная комната (в душе? в голове?), а там,
за неосязаемой дверью, -- чернота и полная неизвестность. Ему казалось, что
маленькие "странности" делают его сына беспомощным и бесконтрольным,
обрекают на одиночество и изоляцию в будущем; старик же намекал на некую
скрытую СИЛУ (при условии, что Марк правильно понял своего визави, а тот не
был сумасшедшим или богатым ублюдком, ищущим экстравагантных развлечений).
Но если все сказанное -- ложь, то совершенно несуразная, бесцельная и
бесполезная. Непонятно, кому и зачем это надо. Впрочем, Марк уже получил
первые доказательства того, что старик не лжет. И во что тогда он вляпался,
не ощущая за собой ни малейшей вины? С возрастом он приобрел стойкое
отвращение к авантюрам. Сейчас отвращение стало почти физиологическим.
-- Возвращайтесь домой, -- мягко посоветовал старик. -- Мы обо всем
позаботимся. Зейгера я беру на себя (Зейгер был номинальным владельцем
клуба. Кто стоял за ним, Марк не знал). Поговорите с женой, постарайтесь ее
убедить...
-- Разве я непонятно выразился?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг