Андрей Дашков.
Жилец
-----------------------------------------------------------------------
Сборник "Фантастика-2000". Изд. "АСТ", М., 2000.
OCR & spellcheck by HarryFan, 28 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
В этом отеле было шесть миллиардов комнат. И еще несколько миллиардов
на подземных этажах. Оттуда ОНО и появилось.
Кто-то из репортеров с присущим людям этой профессии черным юмором
окрестил новую болезнь "синдромом жильца". Ее природа и каналы
распространения остались неизвестными. Дилетанты заговорили о вирусном
штамме, поражающем нейронную сеть человека и формирующем сверхразреженный
негуманоидный "мозг". Позже выяснилось, что жертвами "эпидемии" стали не
только люди. Употреблялись бессмысленные словосочетания типа "интоксикация
массового сознания". Вряд ли это имело что-то общее с действительностью.
"Жилец" начал "двигаться", оставляя за собой трупы. Или почти трупы.
Идиотов (но, вероятно, были и святые), которые ни о чем не могли или не
хотели рассказать. Вот уж действительно - "отель, где разбиваются сердца"!
Сколько времени нужно, чтобы побывать в каждом номере, освободить его от
устаревшей мебели, спустить прежнего обитателя с лестницы, полюбоваться
видом из окна... и успеть соскучиться?
Никто не знал. Но "жильцу", судя по всему, было некуда спешить. В его
распоряжении оказалась вечность - в сравнении с ужасающей краткостью
земного человеческого существования. А это означало, что отель не
останется прежним. Будут достраиваться новые этажи, а самые старые и
неприспособленные обрушатся сотнями и тысячами уже в следующую секунду.
Поэтому его эволюция обещала быть стремительной и необратимой. Некоторым
людям пришлось иначе взглянуть на отведенное им время. Долгая жизнь,
красивая жизнь, кошмарная жизнь, жизнь любой ценой (праздник, который НЕ
ВСЕГДА с тобой) - и больше ничто не имело значения.
Внезапно "жилец" обнаружил, что может радикально изменить среду
обитания, приспособить ее для себя. Как говорил один гедонистически
настроенный "учитель жизни", если уж суждено страдать, то лучше страдать с
удобствами.
А разве нет?
Но начиналось все с сущего пустяка.
Ее идентификационный код был забыт. Кое-что, конечно, сохранилось в
истории болезни - бессмысленный набор букв. Произнеси его вслух - и на это
"имя" все равно никто не отозвался бы. Женщина, носившая его, ничего не
слышала, не видела и не ощущала.
Санитары называли ее между собой "морской свинкой" за неестественно
розовый цвет кожи. Солнечные лучи не прикасались к этой коже в течение
двадцати трех лет, но "свинка" вовсе не отличалась болезненной бледностью.
Напротив, она была свежа, как майское утро, и выглядела гораздо моложе
своих сорока лет. Ее не портили даже следы старых ожогов на правой
половине лица. Следы можно было принять за родимые пятна странной
конфигурации.
Большую часть времени она лежала на спине. Когда возникала угроза
образования пролежней, ее переворачивали набок, сажали на пол или ставили
в угол - чтобы не мешала убирать. Уборка палаты занимала всего около пяти
минут. На кормление и переодевание требовалось гораздо больше времени -
ведь "свинка" ходила под себя с удивительной регулярностью. По ней можно
было сверять часы.
Ступор с восковой гибкостью - это довольно смешная штука, если вы
обладаете специфическим чувством юмора. Большинство санитаров обладали им
в полной мере. С пациентом-кататоником можно делать все что угодно. Он
сохраняет то положение, которое вы ему придадите, столько времени, на
сколько хватит вашего терпения. Он - живое пособие по хатха-йоге.
Ограничения накладываются лишь жесткостью скелета и фантазией
экспериментатора. В этом смысле особенно изобретательными были "ночники".
Случалось, "морскую свинку" ставили на четыре точки, а затем играли в
нарды на ее спине ночь напролет. Ей было абсолютно все равно. Она могла
стоять так даже с открытым ртом и огурцом в заднице (для смеха) - если не
полениться и сделать соответствующие приготовления. Кстати, кормить ее
было сущим мучением. Процесс пережевывания пищи растягивался на десятки
минут. Поэтому "свинку" питали преимущественно кашкой или посредством
инъекций. Быстро и без хлопот.
Теперь о времени и месте действия. Две тысячи пятый год. Харьков.
Бывшая усадьба губернатора Сабурова, ныне - больница приказа общественного
призрения (проще говоря, психушка). Третий подземный этаж корпуса "Д".
Седьмое особое отделение (официально их было всего шесть). Крайне
ограниченный доступ. Вневедомственная охрана. Подземные коммуникации.
Специальное снабжение с территории оборонного предприятия, расположенного
по соседству, за пятиметровым забором.
Отсюда осуществлялись поставки "биологического материала" для
лабораторий военной разведки. Однако некоторые исследования персонал
больницы проводил самостоятельно. То есть занимался тем, что по контрасту
с прикладными задачами вояк можно было назвать "фундаментальной наукой".
Именно поэтому "свинка" задержалась тут надолго. Ее случай являлся бы в
общем-то достаточно банальным, если бы не одна деталь: в течение двадцати
трех лет электроэнцефалограммы показывали наличие постоянного по амплитуде
тета-ритма, что соответствовало состоянию абсолютного самадхи.
Кроме того, ее биологический возраст практически не изменялся. Таким
образом, "морская свинка" оставалась уникальным и" почти неизученным
объектом. Чем-то вроде "черного ящика" психопатологии. Она занимала
одиночную палату площадью девять квадратных метров - комнату с глухими
стенами метровой толщины, покрытыми мягкой обивкой, и стальной дверью. В
помещении находились кровать и единственный источник света, защищенный
металлическим решетчатым колпаком.
Ни один из пациентов, перебывавших в седьмом отделении за всю историю
его существования, не имел родственников, а шестнадцать из них, как
следовало из документов Министерства внутренних дел, были казнены за
тягчайшие преступления по приговору суда в различное время, но не менее
восьми лет назад. На самом деле они умерли гораздо позже - при испытаниях
экзотических видов оружия, включая пси-резонансные излучатели и
вирус-мутант JBES. Однако кое-кто до сих пор был "жив". А кое-что условно
СЧИТАЛОСЬ живым. Например, мозговые клетки четверых "психов" (среди них -
знаменитого серийного убийцы и педофила Мирона Мельника) были
задействованы в некристаллических структурах биокомпьютеров
военно-космических сил.
"Свинка" не представляла интереса для военных ни в качестве жертвы, ни
как "иррациональный расширитель баз данных". Она была нечувствительна к
боли и внешнему излучению; альфа- и бета-активность мозга почти полностью
отсутствовали. При этом сохранялся мышечный тонус, достаточный для
поддержания давления во внутренних органах. Ее личность равнялась нулю;
этому существу полагалось находиться в глубочайшей коме; оно было бы
абсолютно бесполезным... если бы не тета-ритм и феноменальный обмен
веществ, свидетельствовавший о том, что "свинка", возможно, представляла
собой бессмертный человекоподобный организм, рывком достигший
эволюционного потолка.
У некоторых жрецов "чистой науки" при мысли о "свинке" захватывало дух.
Славик Рыбкин работал в седьмом отделении санитаром. Это был ничем не
примечательный малый, если не принимать в расчет его нездоровую склонность
к порнографии.
Гипертрофированные, должным образом подсвеченные и отретушированные
женские прелести потрясли его воображение еще в начальной школе. Но он не
стал вульгарным дрочилой. Наоборот, со временем Рыбкин превратился в
настоящего эстета от порно. Он открыл, например, что ногти на пальцах
мастурбирующей женщины, покрытые красным лаком, могут выглядеть, как капли
крови на бархатных лепестках; ягодицы - как песчаные дюны, освещенные
закатным солнцем; а грудь - как нежный тропический плод, покрытый
золотистым пушком.
Изредка у него случался секс с "реальными" бабенками, и всякий раз
Славик поражался тому, насколько далеки они были от идеала. Он замечал
малейшие изъяны в их внешности. Ему достаточно было увидеть пластырь на
растертой пятке, мохнатую родинку на щеке, прыщ на шее или почуять запах
пота, чтобы желание тут же трансформировалось в брезгливую холодность. А
от обкусанных ногтей Рыбкину вообще хотелось блевать.
Надо отдать ему должное, он не сразу утвердился в поклонении
недостижимому целлулоидному совершенству. Перепробовав дамочек из своего
окружения, Рыбкин добрался до самых ухоженных, но при ближайшем
рассмотрении и эти оказались не без дефектов. Тогда он решил рискнуть,
поистратиться и обратился к услугам по-настоящему дорогих проституток.
Результат оказался разочаровывающим. Везде Славик видел не одно, так
другое: сыпь в паху, пломбированные зубы, черные точки на месте выбритых
волос, шрамики или просто чересчур мясистые пальцы. Этому парню было
трудно угодить.
Окончательно добило его курортное приключение в Судаке. Сняв на пляже
столичную штучку, он обработал ее в ресторане и, доведя до нужной
кондиции, повез в мотель.
Была волшебная крымская ночь. Южный ветер шумел в кипарисах. Звезды
мерцали, переговариваясь с поэтами азбукой Морзе. В специально
подготовленном Рыбкиным номере пахло свежими яблоками... У "штучки" был
прекрасный ровный загар, поэтому ее тело от шеи до кончиков пальцев на
ногах казалось Славику сладким коричневым леденцом. Он и начал облизывать
его с вожделением, которого не испытывал достаточно давно...
Все шло чудесно до той минуты, когда Рыбкин добрался до лифчика.
Освободив "леденец" от этой упаковки, Славик взвыл и выскочил из номера,
едва успев натянуть брюки. Много ночей подряд его преследовало одно и то
же кошмарное видение: ложбинка между очаровательных, налитых и загорелых
женских грудей, заросшая черными курчавыми волосами...
Сам Рыбкин тоже был далеко не мраморный Аполлон, поэтому он
возненавидел и собственное тело. У него появился своеобразный комплекс
неполноценности. Это углубило психологическую травму и вызвало интересный
синдром замещения. Женщины перестали его удовлетворять. Ему было хорошо с
собой и своими фантазиями, когда он изучал бесконечно соблазнительные тела
по журналам и порнофильмам.
В общем, болезнь приобрела хронический характер. Рыбкин ни о чем не
переживал. Он считал это легким, незаметным для окружающих и безобидным
отклонением от нормы, которое никак не отразилось на его профессиональных
качествах. В больнице он был на хорошем счету. Начальство отзывалось о нем
как о добросовестном, физически сильном, душевно устойчивом и морально
здоровом работнике, что позволило ему со временем заключить новый контракт
и получить доступ в седьмое отделение.
Он попал в эту секретную тюрягу для психов, откуда они отправлялись в
последний путь (иногда довольно мучительный), когда уже обозначился конец
процветанию. Рыбкин пользовался благами, вкушал от спецкормушки, но совсем
недолго. Потом наступила эпоха разоружения, разразился экономический
кризис, за ним последовала глубочайшая депрессия. Все военные программы
были свернуты; уникальное оборудование законсервировано или распродано с
аукционов; снабжение и финансовые вливания прекратились. Численность
персонала седьмого отделения уменьшилась на две трети. "Клиентура" также
понесла невосполнимые потери - особенно после отмены в стране смертной
казни. В результате из сорока "перманентных" в отделении осталось всего
шестеро. Среди них - знаменитая в узких кругах "морская свинка".
Сокращение младшего медицинского персонала означало расширение
обязанностей дежурного санитара. В частности, теперь один раз в шесть
часов ему приходилось иметь дело со "свинкой". Точнее, с продуктами ее
вялой жизнедеятельности.
И Славик Рыбкин возненавидел свою работу.
Рыбкину предстояло скучнейшее двенадцатичасовое дежурство, и вряд ли
развеять его депрессию могли свежие номера "Плейбоя", "Ню-альтернативы" и
"ТВ-секса", лежавшие в шкафчике номер семь в мужской раздевалке.
Он приехал на несколько минут раньше и поболтал с охранниками о
футболе. Они сошлись на том, что в этом году киевское "Динамо" должно
взять Кубок "Тойоты". Затем Рыбкин прошел к служебному лифту и нажал не
самую заметную кнопку с надписью "подвал". Спустившись на двенадцать
метров вниз, он прошел через предварительный фильтр и подвергся
трехступенчатой идентификации (голос, отпечатки пальцев, радужная оболочка
глаза). С точки зрения Славика, это был абсолютно никчемный пережиток
шпиономании, отнимавший время и электроэнергию. Зато минуло уже полгода,
как уволили Юлика, служившего во внутренней охране и долгое время бывшего
постоянным партнером Рыбкина по деберцу.
Лишь после того, как неумолимый электронный жлоб открыл перед ним
стальные двери седьмого отделения, его дежурство началось официально. Он
машинально посмотрел на свои противоударные водонепроницаемые часы. Было
20:01. Колян, которого он сменил, уже переоделся и приплясывал от
нетерпения:
- Давай быстрее, братан, у меня сегодня пьянка.
- По поводу?
- Можешь поздравить. Жена второго родила.
- А-а, - кисло сказал Рыбкин. - С тебя пузырек.
- Святое дело! Послезавтра свободен?
- Да. Все тихо?
- Как на кладбище. Правда, Бобо утром чуть пошумел, руки себе покусал.
(Бобо - это была кличка добродушного толстяка из палаты номер три,
похожего на Деда Мороза (одиннадцать убийств с последующим расчленением
трупов. Цель - совершение магических действий. Самое смешное, что
результат "магических действий" был налицо. Во всяком случае, во время
следствия на Бобо пытались повесить еще двенадцать жертв, которых он,
по-видимому, прикончил НА РАССТОЯНИИ, не выходя из своего вонючего
деревенского дома... В седьмом отделении не было суеверных. Тем не менее с
Бобо никто никогда не ссорился всерьез.)
- Что это с ним?
- Да хер его знает! Испугался чего-то, придурок. Я его связал, потом
заставил жрать фенобарбитал. Думаю, проспит до утра.
- "Свинка" прорезалась?
Этот вопрос вдруг приобрел для Рыбкина огромную важность. Лицо Коляна
расплылось в широкой садистской улыбке.
- А как же! Пять часов назад...
Славик застонал. Что касалось "свинки", он считал быстро. Ему
предстояло мыть ее как минимум дважды...
Они прошли на центральный пост. Здесь уже расположилась ночная
сестра-толстушка Соня Гринберг - и пила свой "чегный" кофе. Рыбкин окинул
взглядом два ряда шестидюймовых экранов. Большинство мониторов не
работали. Один показывал длинный прямой коридор, по правую сторону
которого находились двери всех сорока палат. По левую располагались
служебные помещения. Еще два монитора были соединены с телекамерами,
установленными в палатах с номерами три и шестнадцать. Как и ожидалось,
Бобо мирно спал. Славик увидел, что его руки действительно перебинтованы
от запястий до локтей. Судя по всему, укусы были глубокими - на бинтах
проступила кровь. Шестнадцатая палата была пуста.
Рыбкин едва удостоил Соню кивком. Он, мягко говоря, недолюбливал эту
гору потеющего рыхлого мяса, жабий рот и наивные глаза навыкате. С Соней у
него был "плохой контакт", но это полбеды. Гораздо хуже, что он был
вынужден ей подчиняться.
Попрощавшись с Коляном, он подошел к автомату за банкой "пепси". Сунул
в щель монету и услышал, как та протарахтела к окошку возврата. Промочить
горло было нечем, кроме насыщенной хлором водопроводной воды. Рыбкин
выругался вполголоса.
Часы показывали всего лишь 20:12, а он уже начинал нервничать.
К десяти часам вечера Рыбкин нервничал очень сильно. В этом проклятом
склепе не было даже телевизора. И пообщаться не с кем, если только вы не
любитель внутренних диалогов, чреватых известным диагнозом. Чертова корова
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг