объехал старых приятелей и пригласил их к себе отпраздновать Новый Год.
Согласились почти все. Это хоть как-то обрадовало - попойка обещала стать
ностальгической. Единственное, чего не хватало, - какой-нибудь девки,
присутствие которой позволило бы Стеклову надеяться на логический исход.
Впрочем, не исключалось, что кто-нибудь из холостых друзей все же проявит
инициативу...
Конец декабря несколько скрашивало ожидание Нового Года и Рождества,
но и это чувство было скорее рудиментарным, заимствованным из наивного
детства и неизлечимо-романтической юности. От праздников Борис уже давно
ничего не ждал, кроме суеты и брани. Толстая сучка в последнее время
обленилась и вряд ли захочет приготовить хоть что-нибудь. Она не хотела
понимать вещей, выходящих за рамки ее убогих представлений о том, как НАДО
жить. В эту категорию попадали, например, друзья Стеклова, его мазня,
рок-н-ролл, стремление разнообразить секс... Но теперь ему было плевать
на нее.
Самой Новогодней ночи Стеклов не любил. Уже к трем часам его начинала
угнетать искусственность затеянного маскарада. Едва забрезжившее утро
приносило отрезвление и сожаление о содеянных глупостях. Но до этого,
особенного утра расставаний и безнадежного одиночества оставалось еще две
недели.
Мартин подрос и превратился в хитрого зверя. В его походке появилась
вкрадчивость, а в манерах - серьезность. Он тоже невольно участвовал
в ярмарке тщеславия, опережая в скорости роста человеческих детенышей.
В них перемены были незаметны, а Мартин уже перестал играть с ними.
Стеклов подолгу гулял с псом, опасаясь только приближаться к берегу озера,
чтобы тот не поранил себе живот и лапы. Эти бездумные прогулки были лучшим,
что он запомнил в том долгом смазанном декабре.
* * *
Борис лежал в темноте под неприятным впечатлением от только что
пережитого сна. В этом сне Мартин вел себя слишком по-человечески, а потом
пытался звать хозяина по имени. Во всяком случае, собачье повизгивание
складывалось в членораздельные жалобные звуки.
В сновидении было что-то липкое и противоестественное. Стеклов
обнаружил себя лежащим на диване в кабинете. На нем был длинный махровый
халат, а поверх - теплый клетчатый плед. За окнами все так же уныло
моросил дождь.
Он вспомнил, что поссорился с Ларисой. Она достала его своими
дурацкими планами обустройства дома. Ей не терпелось превратить особняк
в стерильный и безликий склад техники, набитый микроволновыми печами,
электрокофеварками, модными унитазами и стационарными биде в отхожих
местах, домашними кинотеатрами и многофункциональными кухонными комбайнами.
В электронно-пластмассовый рай, от которого Бориса тошнило. По поводу
ванны "с пузырьками" он посоветовал жене есть перед купанием побольше
горохового супа. Это было последней каплей. Стерва разразилась
продолжительным и очень громким монологом. Обычные упреки в черствости,
бездушии, в том, что он загубил ее жизнь. Правда, теперь загубленная
жизнь протекала в семикомнатном загородном доме.
Самое смешное, что он был с нею совершенно согласен. Жене
действительно было трудно одной, а без любви весь мир казался пустыней.
Они оба, измученные жаждой попутчики, терзали друг друга с безжалостностью,
которая превратилась в многолетнюю привычку...
Он услышал шаги в коридоре и подумал, что это жена вышла за сигаретами
или решила заглянуть в кабинет. Потом до него дошло, что шаги были
двойными. Легкие и неуверенные, НО НЕ ДЕТСКИЕ, сопровождали более тяжелую
поступь.
Стеклову стало не по себе. Он вдруг подумал о том, что до смешного
беззащитен в этом огромном доме. Он до сих пор не удосужился установить
охранную систему и приобрести оружие. С его деньгами это не было большой
проблемой. Проблема состояла в наплевательском отношении к собственности и
самой жизни. В подобные моменты, когда человек оказывается под колпаком
страха, это вызывает у него досаду и заставляет чуть ли не молиться.
Борис еще не молился, но досаду уже испытывал. Он лихорадочно
прикидывал, что в данной ситуации лучше - обнаружить себя или притвориться
трупом. Дверь в кабинет была последней по коридору, и у неизвестных
посетителей не могло быть иной цели. Они медленно приближались, а страх
растворял в Стеклове кости скелета, пока его тело не превратилось в большой
кусок подрагивающей ваты.
Все стихло. Кто-то стоял за дверью. То, что ночным гостям может быть
присуща нерешительность, даже не приходило Борису в голову. Пауза лишь
подчеркивала безликую угрозу, повисшую в темноте. Потом дверь со скрипом
приоткрылась. Стеклов ожидал увидеть хотя бы отсвет фонаря, но в щели не
было ничего, кроме клубящейся черноты. Раздался шорох - это порыв ветра
потер о стекла сосновыми иголками.
Дверь медленно закрылась. Сквозь гул в голове Стеклов услышал
удаляющиеся шаги. Снова двойные. Как будто слепой послушно топал за своим
проводником... Борис сполз с дивана и балансируя на скрипучих досках пола,
добрался до камина. Нащупал еще теплую решетку и нашел лежавший поблизости
металлический прут. Достаточно увесистый и достаточно длинный, чтобы сойти
за дубинку.
Он не имел понятия о текущем моменте времени. Может быть, приближалась
полночь, а может быть, уже наступило утро. Он зажег настольную лампу, и за
пределами светового конуса, окрашенного в зеленый цвет, стало еще темнее.
Он быстро пересек полосу темноты и открыл дверь.
По коридору удалялись двое. Судя по прическам и фигурам - парень и
девушка. За спиной у девушки висел пустой кожаный рюкзак. На голых ногах
угадывались какие-то пятна. Борис перекрыл собою и без того слабый поток
света, поэтому не сразу заметил кое-что необычное. Особенно, когда эти двое
обернулись на звук.
Первое, что он увидел, это наглый язык - знаменитый лейбл "Роллинг
Стоунз" - на груди у парня. На языке блестели капли влаги. Футболка, как
и джинсы, была совершенно мокрая и с нее капало на пол. Полоска влажных
следов пролегла по коридору и исчезала на лестнице.
Парень двинулся навстречу Стеклову, и девушка покорно поплелась следом.
В их движениях была вялость, как будто их сковывали... водоросли. Свисавшие
с плеч мохнатые нити определенно были похожи на водоросли. Лица гостей
выплыли на свет, и Стеклов ощутил болезненный спазм где-то в области живота.
У парня был только один глаз. На месте второго торчал расщепленный
деревянный колышек, изрядно подгнивший, однако все еще достаточно прочный,
чтобы пробить глазное яблоко и остаться в глазнице. В довершение всего на
нем сидела улитка или слизняк - сквозь нахлынувшую дурноту Стеклов не
различал деталей.
Девушке не повезло еще больше. У нее вообще не было глаз, а вместо век
свисала какая-то рваная бахрома. Белесые кусочки плоти, блестевшие в
неровных черных провалах глазниц, выглядели в точности так, как выглядит
объеденное рыбами мясо... В ее волосах запутались гниющие листья, а пятна
на ногах оказались колониями каких-то существ, похожими на зеленоватый
мох. Парень держал ее за руку, и его почерневшие пальцы охватывали запястье
зловещим браслетом.
Кошмарная парочка медленно приближалась, а Стеклов, как ни странно,
осознавал, насколько глупым окажется все, что бы он сейчас ни сделал или
ни сказал. Кроме одного. Он шагнул навстречу парню и нанес ему удар прутом
сбоку, который пришелся в голову.
Раздался негромкий шлепок, как будто прут вошел в мягкую землю. Парень
пошатнулся и едва не упал. Девушка удержала его, замерев в неподвижности
и не испугавшись. Она просто стояла, не издавая ни звука, - существо, уже
лишенное эмоций...
У парня на левой стороне лица появилось фиолетовое пятно. Продолговатый
пузырь сразу же лопнул, и в трещине стало видно то, что обычно спрятано под
кожей, но не кровь. Крови не было ни капли.
Борис понял, что быстрого нападения не последует. Он ждал, не зная, что
будет делать, если прикончит этих двоих прямо здесь. Убивать и прятать трупы
не понравилось бы ему так же, как не понравилось бы и то, что парочка
просто уйдет и исчезнет, чтобы появиться снова в любую из будущих ночей.
Отпустить кошмар - это еще хуже, чем проглотить его без остатка. Ждать
страшнее, чем вспоминать...
В этот момент девушка издала какой-то булькающий звук. Она открывала
рот, и на ее губах лопались пузыри. Тонкие струйки слюны или воды потекли
из уголков рта. Потом сквозь бульканье все же прорезался грязно шипевший
голос.
- Пусти нас погреться, - попросила полураздетая мокрая девушка из
декабрьского кошмара, и Стеклов почувствовал, что у него слабеют ноги.
Голос - это было нечто более убедительное, чем видение; до сих пор где-то
на границе сознания еще блуждала трусливая мыслишка о том, что все это
бред, но когда начал вибрировать воздух, голос врезался в уши и ржавой
проволокой пополз вдоль извилин, мыслишка растворилась, поглощенная потом,
выступившим между корнями волос.
Чтобы не дать себе окончательно превратиться в мешок с дерьмом, он
ударил еще раз. Попал в девушку и почти вклеил ее в стену. У него были
сомнения в том, что это женщина, на которую вроде бы нельзя поднять руку.
Кто сказал такую глупость?!.. Во всяком случае, гости уходили. Пусть не
так быстро, как ему хотелось бы, но по крайней мере, не сопротивляясь.
Не встретив гостеприимства, на которое рассчитывали. Должно быть, там, в
невозможном пространстве своего кошмара, они привыкли ко всему - к побоям,
изгнанию, бездомности...
Стеклов шел за ними, не питая иллюзий и надежд на то, что когда-нибудь
сможет забыть это посещение. Почему-то он вдруг вспомнил Геннадия
Андреевича и его дурацкий испуг при виде Мартина. И еще эта сказочка о
щенках... Или теперь уже не сказочка?..
Они добрели до веранды и сошли по ступеням в ледяной дождь. Ветер
безотрадно блуждал по голому парку и раскачивал висящий снаружи фонарь.
Слабеющий мутный свет выхватывал из темноты лишь малую часть топкой земли,
по которой, скользя, двигались двое. Девушка с выеденными глазами и
перебитой прутом рукой все еще цеплялась за парня.
Стеклов стоял в пределах досягаемости дождя и ветра, но холод лишь
помогал ему сдерживаться и не изойти рвотой. Реакция на страх была
унизительной и непреодолимой. Чего он ждал - что гости исчезнут? Нет, все
было гораздо хуже - они удалялись в ту сторону, где не было ни дороги, ни
леса, ни человеческих жилищ.
Они уходили к черному озеру.
* * *
Тьма и вода, льющаяся с неба, скрыли их, но они вернутся - теперь
Стеклов ЗНАЛ это. Они совсем близко. В озере. И может быть, он обошелся
с ними слишком жестоко...
Он машинально потрогал дверь, но так и не вспомнил, запирал ли на ночь
замки. Вероятно нет, понадеявшись на ленивую беспечную стерву...
Он закрыл дверь, отгородившись от холодного мрака, и только теперь
подумал о Мартине. Фонарь качнулся влево, вправо и остановился, зацепившись
за что-то. Бледное желтое сияние сосредоточилось в дальнем углу веранды. Там
лежал пес. Его зрачки не отреагировали на свет. Борис подошел к нему и
осторожно наклонился, почему-то опасаясь этого темного отчужденного зверя.
Мартин был мокрым. Кое-где к его шерсти прилипли знакомые Стеклову
гниющие водоросли.
Кто гладил тебя, пес? Кто пытался увести тебя? Или играть с тобой? Или,
может быть, искал у тебя сочувствия?..
Мартина била мелкая, но непрерывная дрожь. Это не было следствием
переохлаждения. Борис знал настоящую причину. Его самого трясло почти так
же сильно.
Похоже, пес не замечал его присутствия. Борис хотел искупать его в
горячей воде и попытался взять на руки. Пальцы наткнулись на узлы сведенных
судорогой мышц.
Тогда Стеклов накрыл Мартина валявшимся поблизости старым одеялом и
отправился в дом, надеясь обнаружить где-нибудь бутылку водки. Хотя бы
теплой.
Но не мог не думать о гостях.
Пожалуй, ему еще повезло, что они не отправились наверх и не разбудили
детей, иначе всю оставшуюся жизнь Борису пришлось бы иметь дело с двумя
заикающимися идиотами. Все же Стеклов решил проверить это. Он нашел в
кладовке электрический фонарик и поднялся на второй этаж.
Возле спальни, где безмятежно храпела жена, его охватило раздражение.
Кому-кому, а ей бы не помешал небольшой сеанс шоковой терапии. Может быть,
тогда она перестала бы думать о всякой чепухе. Но ужас, к сожалению, не
излечивает глупость...
Он подошел к двери детской спальни. Мокрых следов в коридоре не было,
или... они уже высохли. На всякий случай он взялся за ручку и толкнул дверь.
И с омерзением ощутил, что ладонь испачкана чем-то холодным, пористым и
липким.
Два темных холмика под одеялами несколько успокоили его. Только после
этого он поднес руку к свету и увидел прилипший к ней комок мелких
водорослей, уже мертвых и превратившихся в гниющую массу.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Вечером следующего дня играли в карты у соседа. Геннадий Андреевич
долго всматривался в Стеклова пытливым прокурорским взглядом, после чего
заговорил как бы сам с собой:
- Что-то мне сегодня не спалось. Выходил подышать воздухом. Мне
показалось, что я видел свет на вашей веранде, около трех часов...
Борис неуверенно кивнул.
- Мне тоже... не спалось.
Старик хмыкнул и погрузился в невеселые размышления над своим дырявым
мизером. Музыкант переводил взгляд с одного партнера на другого, уловив
возникшую напряженность. Экс-прокурор называл его просто "Владик".
- Как насчет утопленников? - хмуро спросил Стеклов спустя десять
минут.
- Что вы имеете в виду? - вкрадчиво, с улыбочкой, осведомился Владик.
- Ну, может быть, кто-нибудь утонул в этом нашем озере...
- Наверняка, - буркнул Геннадий Андреевич, не отрывая взгляда от
своих карт.
- Ре-гу-ляр-но, - с довольным видом отчеканил музыкант.
- Что значит - регулярно?
- Давайте посчитаем. Хотя бы один в десять лет - это ведь совсем
не много, правда? Но за век уже наберется десяток...
- О, черт, - Борис поморщился. Музыкант приоткрылся с новой,
неожиданной стороны. Некрофил, что ли?
- Глупости болтаешь, Владик, - мрачно сказал Геннадий Андреевич.
- Я не об этом, - Стеклов не давал сбить себя с толку. - За
последние несколько месяцев...
- Определенно что-то было! - музыкант щелкнул пальцами. - Незадолго
до вашего приезда. Геннадий, ты должен помнить...
- Помню, помню, - дурное настроение отставного прокурора усугублялось
растущей "горой".
- Так что же было?
- Полицейские. Задавали вопросы. Кто что видел, кто что слышал...
Искали пропавшую парочку из города. Легкомысленная молодежь. Приехали на
пикник - и... - Владик сделал широкий жест руками, будто дирижировал
невидимым оркестром.
Карты расплылись у Стеклова перед глазами. Он долго не мог найти
червовую даму и отличить ее от бубнового короля. Какой-то бесплотный
зверек лизнул его вдоль позвоночника холодным языком; Борису вдруг
захотелось все бросить, оказаться подальше отсюда и увезти с собой детей.
Но он все еще не хотел согласиться с тем, что какой-то дурацкий кошмар
может изгнать его из того места, к которому его влекло.
- Однако самое интересное произошло давно, - поблескивая стеклами
старомодных очков, объявил Владик и сгреб взятку бледной тонкопалой лапкой.
- Я живу здесь уже двенадцать лет и местные легенды - мой конек.
- Как будто это хоть что-нибудь объясняет, - мрачно прокомментировал
Геннадий Андреевич, очевидно, имея в виду Стеклова.
- Дом, который вы купили, - продолжал музыкант с загадочным видом.
- Вы интересовались его прошлым?
- Нет. Какое мне дело до прошлого? - на самом деле Борис не мог
похвастаться подобным безразличием. В нем снова зашевелился страх.
- Что-нибудь кровавое?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг