американцы в свою очередь разгромят ЦРУ, которое сплошь состоит из
агентов БЕЗО, а это нам ни к чему.
Конечно, картина, нарисованная моим собеседником, в моем мозгу
уложиться никак не могла.
На углу проспекта Первого тома и переулка имени Четвертого
Дополнения мы расстались. Я шел к себе в гостиницу и думал, что за
небылицы он мне плетет, этот Дзержин. Пьяный он, сумасшедший,
провокатор или просто разыгрывает? Вдруг меня остановила неожиданная
мысль, и я кинулся обратно. Я догнал Дзержина уже у самой площади
Вдохновения, схватил за локоть и спросил, очень волнуясь:
- Слушай, но если все БЕЗО состоит сплошь из агентов ЦРУ, то
сам-то ты кто такой?
Он посмотрел на меня внимательно и, резко вырвав руку, сказал:
- Вот что, дорогуша, давай условимся раз и навсегда. Во избежание
возможных неприятностей ты никогда не будешь задавать мне подобных
вопросов.
- О'кей? Шюр, [Sure (англ.) в данном контексте означает согласие.]
- сказал я и отошел.
ТАЙНА МЕДАЛЬОНА
Я думаю, не преувеличу, если скажу, что мне пришлось увидеть и
услышать в Москорепе немало удивительного. Но откровения Дзержина меня
просто потрясли. Я вернулся в гостиницу очень взволнованный и хотел
сразу спросить Искрину, что она думает по этому поводу. Но она была
занята, смотрела по телевизору футбол.
Я сел рядом с ней на кровать и тоже стал смотреть. Играли
известные мне команды, но под несколько удлиненными названиями. Первая
называлась Государственная Академическая ордена Ленина команда
"Спартак", а другая - Государственная Академическая ордена Ленина
команда "Динамо". Игроки были в возрасте лет примерно от сорока до
шестидесяти. Я спросил у Искрины, почему такие старые футболисты. Она
сказала, что, естественно, в столь важные команды попадают только
лучшие спортсмены повышенных потребностей, а чтобы дослужиться до
звания лучших, нужно время.
Игра протекала вяло. Футболисты не бегали, а важно ходили по полю
и медленно катали мяч. Я спросил у Искрины, какой счет, она сказала,
что счет будет открыт только на двадцать четвертой минуте, а вся игра
закончится со счетом 5:4 в пользу "Спартака".
- Откуда ты знаешь? - спросил я.
- Так написано в программе.
- Разве счет устанавливается кем-то заранее? - спросил я.
- Конечно, - сказала Искрина. - Спортивный Пятиугольник все
планирует задолго до матча. А в твое время разве было не так?
- Совсем не так, - сказал я. И объяснил, что в мое время
спортсмены были моложе и счет складывался стихийно в процессе игры.
- Я не понимаю, что значит стихийно, - сказала она. - Кто-то же
всё-таки этот счет устанавливал.
- Да никто не устанавливал! Просто игроки бегали по полю, пинали
мяч, били по воротам, и кто больше заколотит, у того больше и счет.
- Но это же волюнтаризм, - сказала она возмущенно. - Это, выходит,
кто быстрей бегает или сильнее бьет, тот больше и забивает?
- Ну да, - сказал я, - именно так. Правда, в годы расцвета
коррупции бывало так, что одна команда давала взятки другой и тогда
счет определялся иначе.
- Вот видишь, - сказала Искрина. - Значит, была почва для
злоупотреблений. А сейчас такого не может быть. Сейчас Спортивный
Пятиугольник устанавливает счет в зависимости от положения той или
иной команды, от того, насколько игроки дисциплинированны, как изучают
произведения Гениалиссимуса и к какой категории потребностей они
относятся. Не может же быть так, чтобы команда общих потребностей
безнаказанно забивала мячи команде повышенных потребностей!
- Чушь какая-то, - сказал я. - Но если ты заранее знаешь, чем дело
кончится, зачем смотреть?
Искрина пожала плечами:
Когда ты пишешь роман, ты тоже знаешь, чем он кончится.
- Вот именно, что не знаю, - возразил я. То есть, когда я
принимаюсь за роман, у меня бывают какие-то планы, но потом герои
начинают вытворять чего хотят, и кто из них кого задушит, это уже
зависит от них. Вот тоже и с этим Симом. Твои начальники пристают с
ножом к горлу, чтоб я его вычеркнул, а я не могу, у меня просто рука
не поднимается.
Она спрыгнула с кровати и выключила телевизор.
- Слушай, - сказала она мне шепотом, - а как выглядел этот Сим?
- Ну как? сказал я. - Ну такой... роста... ну, скажем, среднего. И
вот такая бородища.
- Посмотри сюда, - сказала она и, вытащив из-за пазухи свой
пластмассовый медальон, раскрыла его. - Это он?
Мне показалось, что произошло что-то потустороннее. Как будто в
комнату влетел и тут же вылетел из нее кто-то невидимый. С маленькой
вделанной в медальон фотографии на меня пристальным и недобрым
взглядом смотрел Сим Симыч Карнавалов.
РОМАН
- Ну как, ознакомились? - спросил маршал, когда я вытащил из-за
пазухи книгу, порядком помятую.
- Да-да, прочел, - сказал я.
Мы были в его кабинете одни, он велел секретарше, чтобы она никого
не пускала и никого не соединяла по телефону.
- Ну и как? - спросил он, заглядывая мне в глаза.
- По-моему, неплохо, - сказал я. - Совсем даже неплохо. Я бы даже
сказал, хорошо, замечательно даже.
- Ну да, - согласился он, - роман получился в основном интересный.
Ну а вы его все-таки читали с критическим отношением?
- Ну конечно, с критическим. А как же, - сказал я. - Я всегда и
все читаю критически.
- Вот именно это я и хотел от вас услышать! - маршал оживился и
забегал по комнате. - Понимаете, когда человек мыслит критически,
тогда с ним можно договориться. Когда он мыслит некритически, тогда с
ним договориться нельзя. И какие же вы недостатки нашли в вашем
романе?
- Недостатки? - переспросил я удивленно. - Я не понимаю, о каких
недостатках вы говорите.
Он посмотрел на меня как-то странно.
- Ну как же, - сказал он растерянно, мне кажется, что во всех
книгах, даже в самых лучших, какие-то недостатки все же имеются.
- Конечно, имеются, - согласился я очень охотно. - Во всех книгах,
кроме моих. Потому что я, когда пишу, я все недостатки сразу
вычеркиваю и оставляю одни только достоинства. Правда, сейчас, читая
роман, я заметил: там в одном месте запятая стоит лишняя, но в этом
целиком виноват корректор. Не понимаю, куда он смотрел.
Взрослый помолчал. Я тоже. Он вытер со лба пот.
Я сделал то же движение, хотя у меня лоб был не потный.
- Вот вы так говорите, - сказал Берий Ильич обескураженно. - Но вы
говорите неправильно. Таких произведений без недостатков не бывает.
Вот, скажем, над Гениалиссимусианой работает большой коллектив
авторов, но даже он иногда делает некоторые ошибки. А у вас... Ну вот
давайте посмотрим.
- Давайте, - охотно согласился я.
- Ну, хорошо. - Он открыл книгу, пробежал глазами первую страницу.
- Ну, начать хотя бы со вступления. Уже в самом начале у вас сказано
как-то непонятно, то ли все, что вы пишете было на самом деле, то ли
вы все это выдумали. А где правда?
- Ну вот, - сказал я озадаченно. Откуда ж я знаю, где правда? Вы
же сами говорите: вторичное первично, а первичное вторично. В таком
случае вообще никакой разницы между выдумкой и реальностью не
существует.
- Допустим, - легко согласился он и стал листать дальше. - Ну
этого капиталиста вы очень хорошо изобразили. Очень сатирически. Ну
этого... как его... Махенмиттельбрехера?
- Миттельбрехенмахера, - вежливо поправил я.
- Ну да, ну конечно, Михельматен... ну, в общем, понятно. А он что
же, этот ваш торговец, он и белыми лошадьми тоже торгует?
- Белыми? - удивился я. - А-а, я понимаю, что вы имеете в виду.
Этого я, право, не знаю. Он вообще-то, я думаю, их не по цвету
выбирает. Ему надо, чтобы они бегали хорошо. Он поэтому предпочитает
арабских скакунов.
- Ага. Ну да. А кстати, насчет этих арабов, которые на вас там
напали... Вам не кажется странным, что они возлагали на вас такие
надежды, что вы у нас тут будете секреты добывать?
- Мало ли чего они возлагали, - сказал я. - Они, может быть, обо
мне по себе судят и думают, что я способен родину продать за мешок
золота. А я ее, должен вам сказать, и за два мешка не продам.
- Да-да-да, - поторопился заверить меня маршал. - Поверьте мне,
никто в вашем патриотизме не сомневается. Ладно, оставим это. Это все
может быть так, может быть не так, это не важно. А вот это... - он
открыл страницу, на которой помещено первое упоминание о Сим Симыче, -
это уж никуда не годится. С этим мы поступим таким образом, - он
выхватил из пластмассового канцелярского стаканчика остро отточенный
карандаш и, раздирая бумагу, решительно провел черту от левого
верхнего угла страницы к правому нижнему. Он уже собирался провести и
другую черту крест-накрест...
- Стоп! Стоп! Стоп! - закричал я. - Стоп! - схватил я его за руку.
- Так не пойдет. Что это вы прямо так чиркаете, как будто это вам
что-то такое. Я, может быть, этот замысел вынашивал и лелеял, я, может
быть, ночи не спал, все это выстраивая, я, может быть, каждое словечко
вот так вот облизывал... - я даже попытался показать, как облизывал, -
а вы прямо карандаш в руки и давай чиркать.
Маршал все это выслушал с большим недоумением.
- Ну как же, - сказал он, - ну как же? Ну зачем же вы этого вот
Сима Симыча вывели? Ведь он нам, вы понимаете, совершенно не нужен.
Откровенно говоря, этот разговор стал мне казаться довольно
дурацким, и я начал понемногу сердиться.
- Ну что это такое? - сказал я. - Что это за глупая постановка
вопроса? Вам Сим Симыч не нужен. А мне лично он нужен, и я вам
категорически запрещаю его вычеркивать.
- Да? - Берий Ильич вдруг переменил выражение и посмотрел на меня
насмешливо. - Вы мне запрещаете? А вы примерно представляете разницу
между вашим воинским званием и моим?
- А мне плевать на ваше звание, - сказал я, но тут же прикусил
язык и испугался. Черт его знает, подумал я, может, так не надо. Эти
маршалы, они такие обидчивые.
- Берий Ильич, сказал я почти нежно. - Поймите меня правильно.
Если этот роман на самом деле написал я, то, значит, я его писал,
фигурально говоря, кровью сердца, душу свою в него вкладывал, а вы
прямо хотите взять его и изуродовать.
- Ну подождите, подождите, подождите, - заторопился маршал. - Да
что это вы так разнервничались? Ведь вы же должны понимать, что это
дело серьезное, общегосударственное и общекоммунистическое. Ведь если
вы этого не сделаете, мы не сможем ваш роман переиздать и не сможем
провести ваш юбилей.
- Ну и черт с ним, с вашим юбилеем! - сказал я в сердцах.
- Да не с моим, а с вашим.
- С вашим, с вашим, - повторил я настойчиво. Он вам нужен, а не
мне. А я без него обойдусь. В конце концов, столько людей помирают
даже без всяких столетних юбилеев, ну и я обойдусь.
- Ну хорошо, вы такой эгоист, вы обойдетесь, но о других ведь тоже
надо побеспокоиться хоть немножко. Вы же знаете, - продолжил он мягко
и вкрадчиво, - наши комуняне так готовились к вашему юбилею, трудились
в поте лица, перевыполняли производственные задания, жили этим,
считали дни. Они ждали юбилея как большого праздника. А вы из-за
вашего, собственно говоря, каприза, хотите им этот праздник испортить.
О, Господи! Теперь, кажется, я вспотел. Мне стало ужасно неловко и
перед Взрослым, и перед всеми остальными комунянами. Я сказал:
- Я не понимаю, почему это вас так волнует. Я понимаю, что вашим
комунянам хочется почитать чего-нибудь такого, кроме
Гениалиссимусианы, но если уж вы согласились мой роман напечатать, то
зачем же его корежить?
- Не корежить, а улучшить, - быстро перебил Взрослый. - Убрать из
него все лишнее. Это же не только мое личное мнение. И комписы наши со
мной согласны, да и сам Горизонт Тимофеевич, несмотря на свою
исключительную занятость, вникал в это дело и настоятельно...
понимаете, настоятельно, повторил маршал с явной угрозой, - просил вас
обо всем хорошенько подумать.
Ух, черт! Вообще-то говоря, я человек отчаянный. Но когда мне
угрожают такие люди, как этот маршал, я понимаю, что дело серьезное.
- Даже не знаю, как с вами быть, - сказал я растерянно. - Ну,
хорошо. Дайте мне книгу еще на одну ночь, я еще раз посмотрю и...
- И поправите, - подсказал он.
- Да не поправлю, а подумаю, - сказал я. Если что-то можно...
- Ну конечно, можно, - сказал маршал.
- Да вам-то, конечно, - сказал я со вздохом. - Вам-то никаких
романов не жалко... Ну да ладно. Еще раз подумаю.
- Ну вот и ладно, - обрадовался маршал. - Вот и договорились.
Прочтите еще раз, посмотрите, подумайте, приходите завтра, и все
сделаем. Слушайте, у меня есть... - он подошел к двери, заглянул в
замочную скважину, приложил ухо, вернулся... У меня есть кое-что
специально для вас.
Он долго возился с секретным замком, открыл сейф и извлек
оттуда... Ну что бы вы думали? Ту самую бутылочку водки "Смирнофф",
которая у меня пропала после приземления в Москорепе.
Я, разумеется, ничего ему не сказал. Мы разделили эту бутылочку. И
что интересно, даже эту мизернейшую порцию водки я выпил совершенно
без всякого удовольствия. Я даже удивился и подумал, что, может быть,
настоящим комунянином я еще не стал, но зато от алкоголизма, кажется,
вылечился. Как будет рада моя жена, подумал я, чокаясь с маршалом.
ЭДИСОН КСЕНОФОНТОВИЧ
Все эти дурацкие переговоры о переделке моего романа мне так
осточертели, что я был очень рад приглашению Эдисона Ксенофонтовича
Комарова, с которым мельком познакомился в Упопоте, посетить
возглавляемый им Комнаком. Я понял, что Эдисон Ксенофонтович большой
человек, когда он прислал за мной не какой-то там зачуханный паровик,
а настоящий лимузин, работающий на бензине. Да и шофер был не простой,
а полковник.
Мы выехали на проспект Первого тома и понеслись прочь от центра.
Впрочем, неслись недолго. Где-то сразу за средним кольцом
Коммунизма у нас лопнула шина, и, пока полковник менял колесо, я вышел
подышать свежим воздухом. Воздух, однако, оказался не очень-то свежим,
а таким, какой бывает в давно не чищенном свинарнике. Да и звуки
вокруг были тоже свинарные. Что-то где-то визжало и хрюкало. Я
оглянулся, ожидая увидеть какие-нибудь приземистые скотоприемники, но
увидел совсем другое. Я увидел, что со всех балконов шестиэтажного
дома, под которым мы стояли, на меня, визжа и хрюкая, смотрят свиньи.
Больше того, со всех других балконов всех других домов на меня тоже
смотрели свиньи.
Признаюсь, мне стало немного не по себе. Что это! Какой-то
свинский коммунистический город или это новая порода свинолюдей?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг