Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   Минут через пятнадцать, покончив с ответами на  вопросы,  он  вышел  из
зала. Сразу увидел Маргариту Павловну. Она стояла  у  дверей  -  вероятно,
ждала  его.  Он  вежливо  поздоровался.  Она  улыбнулась  полными  губами,
сказала:
   - Это было очень интересно.
   Николай промолчал.
   - Неужели то, что вы рассказали, возможно?
   - В наш век все возможно, - сказал он.
   Рита задумчиво посмотрела на него. Ему  показалось,  что  она  хочет  о
чем-то его спросить.
   Но она не спросила.
   Из-за  двери  с  надписью  "Кабинет  биологии"  высунулась   голова   в
кудряшках.
   - Маргарита Павловна, все в сборе.
   - Иду. - Рита кивнула Николаю. И ушла.


   Трудно сказать, что  больше  взбудоражило  институт  -  Транскаспийский
трубопровод или рукопись Матвеева, о  которой  Привалов  сделал  подробное
сообщение. В отделах и лабораториях без конца спорили о  Бестелесном  и  о
струе масла, пронзившей толщу воды. Эта  струя  странным  образом  как  бы
связывала рукопись с проблемами трубопровода. В  наиболее  пылких  головах
рождались фантастические проекты. К Привалову повадились ходить прожектеры
из разных  отделов  института.  С  одними  он  спорил,  других  вышучивал,
третьих, разозлясь, выгонял из кабинета.
   - Навязались на мою голову! - ворчал он. - Транскаспийский  проектируем
из обыкновенных труб, ясно вам?
   Напористый Маркарян, человек, пренебрегавший бритьем, кипятился:
   - А почему Багбанлы к вам приезжает? Думаете, не  знаю?  Весь  институт
знает: вы с ним собираете сверхтаинственную  установку!  Зачем  секрет  из
этого делаете, спрашиваю? У меня тоже, может быть, есть идея...
   - Да поймите  вы:  проектируем  из  о-бык-но-венных  труб!  -  плачущим
голосом говорил Привалов.
   И это было, конечно, чистой правдой. Но правдой было и то, что Багбанлы
несколько раз приезжал по вечерам  в  институт  и  о  чем-то  совещался  с
Приваловым,  и  что  водной  из  комнат  лаборатории   сооружалось   нечто
удивительное. О "сверхтаинственной" установке могли бы кое-что  рассказать
инженеры Потапкин и Костюков да еще лаборант Валерка Горбачевский,  но  им
было велено помалкивать.
   Что до Колтухова, то он не одобрял "прожектерской" горячки,  охватившей
институт. Самых шумливых спорщиков он вызывал к себе в кабинет,  предлагал
высказаться, а потом  окатывал  ушатом  холодных  сомнений  и  язвительных
замечаний.
   - Не уподобляйтесь, - говорил он, - тому мольеровскому  герою,  который
услыхал краем уха, что морские порты приносят большую выгоду, и - хлоп!  -
тут же предложил проект:  "Во  Франции  все  берега  пустые  король  пусть
превратит в порты морские - огромный соберет тогда доход..."
   У себя в чуланчике Колтухов  продолжал  возиться  со  смолами.  Иногда,
приготовив новый состав, он отправлялся в Институт  физики  моря  -  благо
идти было недалеко, - прямиком в лабораторию Опрятина. Расплавив  смолу  в
формочке, он помещал ее между  обкладками  конденсатора,  подключенного  к
сильной электростатической машине. Пока смола заряжалась,  Колтухов  мирно
беседовал с Опрятиным, рассказывал ему всякие случаи из своей жизни.
   - Ваша электретная смола - долго она  сохраняет  статический  заряд?  -
спросил однажды Опрятин.
   - Смотря как зарядить, - ответил Колтухов. - Твой директор рассказывал,
что  ты  на  каком-то   острове   монтируешь   установку   с   генератором
Ван-де-Граафа. Вот если от такого генератора зарядить...
   - Боюсь, это будет еще не скоро, Павел Степанович, - улыбнулся Опрятин.
- Мы только начали монтаж.
   - Жаль.
   Колтухову  очень  хотелось  получить  смолу  с  сильными   электретными
свойствами, чтобы применить ее для изоляции  подводных  трубопроводов.  Он
полагал,   что   изоляция,   имеющая   статический    заряд,    не    даст
электрохимическим процессам коррозии разъедать трубы.  Тонкий  слой  такой
изоляции будет дешевле и надежнее современных многослойных покрытий.
   - Я, конечно, и раньше знал о  свойствах  электретных  смол,  -  сказал
Колтухов, - да в голову не приходило. А тут, видишь,  этот...  как  его...
Матвеев надоумил.
   - Матвеев?
   - Помнишь, я тебе рассказывал про старинную рукопись? На пляже  мы  еще
лежали...
   - Помню. - Опрятин насторожился, взгляд его стал внимательным и острым.
- А какая, собственно, связь?
   - Матвеев пишет, видишь ли, что индусы носили в горы какую-то смолу,  -
неторопливо сказал Колтухов. - Оставляли ее на  высоких  вершинах,  и  там
она, дескать, получала "небесную силу". Вот я и  подумал:  может,  индусы,
сами не зная, что это такое, использовали энергию космических лучей - ведь
на большой высоте она особенно эффективна. А в смолах они толк  знали.  И,
говоря по-современному, получали они мощно заряженные электреты.
   - Мощно заряженные электреты, - негромко повторил Опрятин и побарабанил
пальцами по столу. - Да, это интересно...


   Нас часто поражает прозорливость великих  ученых  прошлого.  На  многие
десятки лет вперед они умели предсказывать направление развития науки.
   Более ста лет назад Майкл Фарадей выразил твердую  уверенность  в  том,
что в будущем появится специальная наука о взаимосвязях и  управлении.  Он
даже дал этой "науке будущего" название  -  "кибернетика"  [от  греческого
слова "кибернос" - рулевой, управляющий].
   Он же предсказал,  что  в  электричестве  должна  быть  найдена  прямая
аналогия с магнетизмом. Магнитный брусок намагничивает железо  -  передает
ему свои свойства, а сам их  при  этом  не  теряет.  Фарадей  считал,  что
когда-нибудь тело,  заряженное  электричеством,  сможет  передавать  заряд
другому телу, а само при этом не разрядится.
   По своему обыкновению, Фарадей дал этому "будущему веществу" название -
"электрет" [по  аналогии  с  английским  произношением  слова  "магнит"  -
"магнет"].
   В двадцатых годах нашего века японские ученые Сато  и  Эгучи  заметили,
что некоторые смолы, расплавленные и остывшие в сильном электростатическом
поле, между обкладками конденсатора, заряжаются  и  делаются  постоянными,
совершенно  новыми  источниками  электричества.  Они,   подобно   магниту,
передавали свои свойства, не теряя их. Это и были электреты. Если электрет
разрезать, то на новых концах возникают новые полюсы.
   В годы войны японцы широко применяли полевые телефоны  без  батарей,  с
электретами [электреты большей частью делают из естественных смол,  воска,
канифоли;  в  последнее  время  в   поисках   мощных   электретов   ученые
приготовляют их из серы, стекла,  пластмасс;  электреты  применяются  и  в
ядерной технике, для счетчиков].


   Юра все чаще засиживался в  колтуховской  "смолокурне".  Ему  нравилось
готовить  новые  составы  пластмасс  по  рецептам  Павла   Степановича   и
производить электрометрические измерения заряженных смол.
   Колтухов был доволен своим помощником. Он рассказывал Юре об электретах
и, как ему самому казалось,  тонко  и  ловко  внушал  этому  покладистому,
немного легкомысленному парню, что  опыты  с  поверхностным  натяжением  -
затея пустая и, может быть, даже вредная, что вообще  надо  всегда  стоять
"на практических рельсах", а не витать в "беспочвенных облаках".
   Однажды он послал Юру к Опрятину заряжать очередную порцию смолы.
   Опрятин принял Юру любезно, провел в лабораторию, к  электростатической
машине, сам помог включить ее.
   Юра живо осмотрелся. В лаборатории работало несколько человек  в  белых
халатах. Один из них, грузный и лохматый, сидел спиной к Юре у  стола,  на
котором стояли аквариум, обмотанный спиралью, и ламповый генератор.
   "Хорош генератор, - подумал Юра. - Не то что наша кустарщина!"
   - Высокой частотой занимаетесь? - спросил он как бы между прочим.
   - Одна из наших побочных тем, - ответил Опрятин и внимательно посмотрел
на Юру. - А почему вас интересует высокая частота?
   - Да нет, просто так...
   Тут в лабораторию вошел рослый мужчина в синей спецовке, в котором  Юра
с удивлением узнал Вову Бугрова.
   - Товарищ Бенедиктов, - сказал  Вова  густым,  хрипловатым  голосом,  -
получите корм для ваших рыбок.
   Лохматый  человек,  сидевший  возле  лампового  генератора,  обернулся,
кивнул, принял из Вовиных рук  два  бумажных  пакета.  Юра  так  и  впился
взглядом в его широкое лицо с припухшими веками.
   - Здорово! - Вова направился к Юре, протягивая руку. - Ты  чего  у  нас
делаешь?
   - Привет, дядя Вова...
   Бенедиктов, поднявшись, высыпал из пакета  в  аквариум  щепотку  корму.
Опрятин подошел к нему, они о чем-то заговорили.
   - Ты разве здесь работаешь? - спросил Юра, все глядя на Бенедиктова.
   - Лаборантом, - сказал Вова. - По науке пошел, понятно? Меня знаешь как
уважают? Я  тут  кружок  организовал,  классической  борьбы.  Для  научных
работников, которые поздоровее. Хочешь, ходи на занятия.
   - Слушай, дядя Вова, чем тут у вас  Бенедиктов  занимается?  -  понизив
голос, спросил Юра.
   - Бенедиктов? Научный работник он, по рыбной части. А еще я знаешь  что
делаю? - Вова расхвастался не на шутку. - Изобретаю, брат.  Электросиломер
делаю - во! - Он отогнул кверху большой палец.
   Зарядив смолу, Юра кинулся к себе в институт. Он ворвался в лабораторию
и заставил Николая оторваться от толстой подшивки трубных стандартов.
   - Колька, новости есть!
   Глотая в спешке слова, он рассказал  о  встрече  с  Бенедиктовым,  и  о
ламповом генераторе, и о Вове.
   - Высокая частота - и рыбы? - Николай провел ладонью по крутому лбу.  -
Непонятно. Опрятин ведь уровнем моря занимается...
   - Вот бы спросить у этого Бенедиктова про ящички!
   - Так он тебе и скажет!
   - Не скажет, - согласился Юра. - Зело мрачный у него вид. Ну, я  пошел.
Пал Степанов ждет.
   - Иди, иди, смолокур несчастный!..
   - А ты? Знаешь, кто ты такой? Дикий кот.
   - Почему? - удивился Николай.
   -  Есть  такой  тип  ученых  -  дикие  коты.  Которые  рассчитывают  на
случайность.
   - Ладно, ладно, иди, - сердито сказал Николай. - Нахватался у Колтухова
словечек!..
   К Юре действительно быстро прилипали разные словечки. После  знакомства
с рукописью Матвеева он стал кстати и некстати  вворачивать  в  свою  речь
старославянские словечки - все эти "зело", "сиречь"  и  "дондеже".  С  его
легкой руки они разлетелись по  институту.  Теперь  институтская  молодежь
называла чертежи не иначе, как "грунт-рисы" и "зейгер-рисы", а  масштаб  -
"мачтапом".
   Кроме того, Юра  увлекся  индийской  гимнастикой  фиксированных  поз  -
"хатха-йога". Он донимал двух молодых инженеров из Бомбея,  проходивших  в
институте практику, просьбами продемонстрировать "четыре  дыхания"  и  был
очень удивлен тем, что индийцы оказались малосведущими по этой части.
   Он раздобыл затрепанную книгу индийского йога  Рамачарака,  изданную  в
1910 году в Санкт-Петербурге. Книга  пошла  по  рукам  вместе  с  копиями,
снятыми  Юрой  с  фотографий  в  журнале  "Физкультура   и   спорт",   где
изображались  позы   "хатха-йога".   Многие   увлеклись   этой   необычной
гимнастикой. Но пока один только Юра освоил позу сидящего Будды -  "лотос"
или, иначе, "падмасану", из которой он, опрокинувшись  назад,  упершись  в
пол теменем и  держась  руками  за  ступни  скрещенных  ног,  переходил  в
великолепную "матсиасану".
   А в последнее время Юру будто подменили. Он стал  Удивительно  тихим  и
молчаливым. Он избегал разговоров  и  совершенно  перестал  улыбаться.  Не
подходил к телефону, когда его вызывала Валя,  обеспокоенная  затянувшейся
размолвкой. Даже с Николаем он почти не разговаривал, а на вопросы отвечал
междометиями или кивками.


   Вернувшись после доклада в институт, Николай принялся  изучать  профили
дна и сведения о грунтах порученного ему участка.
   Звонок возвестил  о  перерыве.  Лаборатория  опустела.  Но  Николай  не
поднялся из-за стола. Он задумчиво рисовал какие-то  завитки  и  кудряшки.
Потом отрезал от края ватмана узкую полоску. Один конец ее прижал к столу,
перекрутил второй на полоборота и склеил концы вместе.
   Долго смотрел он на получившееся продолговатое  звено  с  перекрученной
стороной и думал.
   Потом, взяв карандаш, Николай повел черту вдоль звена,  пока  черта  не
замкнулась. Она обошла обе стороны  бумажной  полоски,  хотя  карандаш  не
отрывался и ни разу не пересек ее ребро. Это бумажное звено  было  моделью
математического парадокса, известного под названием "поверхность Мебиуса".
С математической точки  зрения,  такое  звено  не  имело  толщины,  а  его
поверхность не делилась на наружную и внутреннюю. Это была поверхность - и
только поверхность. Окно в область Неведомого, открытое математикой.
   Если б Николай не перекрутил полоску, то получилось бы простое звено  -
вроде тех, которые клеят для елочных украшений. Оно имело бы внутреннюю  и
внешнюю поверхности, разъединенные толщиной бумаги.
   Николай сделал второе звено с закруткой в  ту  же  сторону,  попробовал
вложить его в первое. Это  оказалось  невозможным:  ведь,  вкладывая  одно
звено в другое, подобное, мы обращаем внутреннюю поверхность одного  звена
к внешней поверхности другого. Но если оба звена не имеют ни  внешней,  ни
внутренней поверхности, то как их совместить?
   Он взял ножницы и разрезал звено вдоль, но  оно  не  распалось  на  два
узких звена, как можно было ожидать, а просто стало вдвое длиннее, но зато
потеряло "одноповерхностные" свойства. Николай  еще  раз  разрезал  кольцо
вдоль - теперь  оно  разделилось,  но  оба  получившихся  звена  оказались
продетыми друг в друга.
   Бросив звенья, Николай подпер голову руками.
   А  что,  если  сделать   такую   "сукрутину"?   Взять   медную   трубку
прямоугольного сечения, нагреть ее, перекрутить на полоборота... А дальше?
Включить в выходной контур генератора?
   Николай встал. Где Юрка? Куда он делся?
   Раньше Юра перед звонком на перерыв обычно вытаскивал бутылку кефира  и
торжественно  объявлял:  "Время  звенеть  бокалами".  А  теперь  -  просто
исчезает.
   Николай отправился на поиски.
   В  коридоре  трое  молодых  техников  разбирали   хаггардовскую   "Дочь
Монтесумы".
   - "Драв суорд, ю дог", - монотонно читал один из них. - Значит,  э-э...
"тащите меч, вы собака..."
   - Зачем так буквально? - остановился  возле  них  Николай.  -  Надо  по
смыслу: "Защищайся, собака!" Вы Костюкова не видели?
   - На этом этаже - нет, - ответили ему. - Мы  были  и  в  австерии  и  в
кружале.
   Значит, в столовую и буфет можно не заглядывать.
   Николай поднялся этажом выше и вошел в бильярдную.
   Игра шла на трех столах. Сухо постукивали шары. Ожидающие своей очереди
подсказывали игрокам и издевались над неудачными ударами.
   Юры здесь не было, но Николай ушел не сразу. Сам он играл  неважно,  но
любил смотреть на эту тригонометрическую игру, требующую верного  глаза  и
твердой руки.
   Недаром более ста лет назад Гаспар  де  Кориолис  подолгу  наблюдал  за
игрой знаменитого Менго, автора  книги  "Благородная  игра  на  бильярде",
Менго, впервые снабдившего кий кожаной наклейкой, что позволило  применять
"крученые"  шары.  Понаблюдав,  Кориолис  написал  "Математическую  теорию
бильярдной игры" - книгу, из-за  которой  до  сих  пор  иные  незадачливые
студенты  проклинают  теорию  удара  упругих  тел,  поворотные  ускорения,
Кориолисовы силы инерции и самого Кориолиса с его бильярдом.
   До конца перерыва оставалось двадцать минут. Николай  махнул  рукой  на
поиски. Купив в буфете бутерброд, он вышел  во  двор.  В  тенистом  уголке
между вибрационным стендом и айлантами, что росли вдоль  стены,  он  вдруг

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг