этом серьезный признак потенции к развитию землян. Не случайно они,
предвидя большое наводнение, передают через Шама совет его отцу - поскорее
уходить в горы. Заметьте: не вождю, не всему племени в целом, а именно
этому искуснику, отцу Шама. Что это, как не забота о том, чтобы гениальный
изобретатель выжил, передал свое мастерство будущим поколениям?
Мы не знаем и, к сожалению, никогда не узнаем, успел ли отец Шама
добраться до гор или его захлестнул потоп. Но больше нигде в древнем мире,
как и в средние века, наука не обнаружила следов гальванотехники. Пока не
обнаружила.
Мне остается в самом сжатом виде очертить круг вопросов, связанных с
цивилизацией Древнего Шумера. Здесь предстоит большая, кропотливая работа,
мы должны выявить еще много сведений, которые хранит память Шама и его
жены.
Мы уже установили с помощью Фарбера, что говорят наши гости на одном
из диалектов старошумерского языка, распространенного в Двуречье по
крайней мере до половины третьего тысячелетия. Язык, а также характерная
для Шумера шестидесятичная система счета проливают свет на вопрос,
поставленный в свое время Леонардом Вулли: были ли шумерами люди,
населявшие южную часть долины Двуречья до п о т о п а? Да, они были
шумерами. Возможно, они принадлежали к раскопанной Вулли культуре
Эль-Обейда. Это предстоит еще установить. Можно, однако, считать
установленным фактом, что их культура пережила потоп.
Пока мы не располагаем новыми данными в сложнейших вопросах
этногенезиса. Кто такие шумеры, откуда пришли? В каких отношениях были они
с загадочным народом, пришедшим в Двуречье, согласно легенде, с моря?
Однозначных ответов на эти вопросы пока нет. Шам, однако, вспоминает об
Издубаре, вожде племени, точнее, рода, который некогда привел своих людей
с гор в долину. Речь идет не о Хозяине воды, а о его отце, старом
Издубаре, великом охотнике, который очень напоминает библейского Нимрода,
"сильного зверолова". Ближайшие к Нижнему Двуречью горы - хребет Загрос на
юге нынешнего Ирана. Легче всего предположить, что именно оттуда пришли
шумеры, как впоследствии оттуда вторгались в долину племена Древнего
Элама. Но прародиной шумеров могли быть и более отдаленные гористые районы
Азии - Тавр, например, или Кавказ, Иранское нагорье или Гиндукуш.
Главным инструментом дальнейшего исследования станет, по-видимому,
лингвистический анализ. Шам уже согласился принять у себя дома в качестве
гостя Павла Борисовича Решетника, очень способного лингвиста.
Шам, естественно, географии не знает, и Ур не мог со слов отца
определить на карте нужное место. Как ни странно, в материалах эирской
экспедиции не была указана долгота места. Ур сказал мне, что там значилось
только, что колодец, возле которого располагалось селение, находился к
северу от экватора примерно на двенадцатую часть круга. Это соответствует
тридцатому градусу северной широты. Где-то под этим градусом стоял
древнейший из известных нам городов Шумера - Эриду. Вполне возможно, что
это и был тот самый Город, куда шел с караваном Шам, Город, в одном
дневном переходе от которого он был ранен в бою у Реки. Название Реки
сомнений не вызывает - это древний Буранун, нынешний Евфрат.
Было ли наводнение, начало которого видели Шам и эирцы, обычным для
долины весенним разливом рек или тем самым "всемирным потопом", который
описан в шумерском сказании о Гильгамеше и впоследствии в Ветхом завете,
мы не знаем. Пожалуй, судя по настойчивому совету эирцев (а им было
виднее) поскорее покинуть долину, это все же был потоп. Вряд ли он
уничтожил всю жизнь в долине - города наверняка уцелели, - а вот селение
Шама было, конечно, сметено водным потоком, как и другие селения. Самому
Шаму и его жене необычайно повезло. Потоп поглотил, уничтожил их род, и
прошли многие годы, прежде чем на юге долины вновь расцвела жизнь и
поднялись и окрепли города-государства - великий Ур, Лагаш, Урук, - они
же, Шам и его супруга, были в пути, в межзвездном пространстве, и течение
времени для них замедлилось...
- Валечка, к телефону! - пропела тетя Соня, выглянув на лестничную
площадку.
Валерий сидел в соседской галерее у раскрытого окна и слушал, как
бубнил пенсионер Фарбер:
- Древнейшие клинописные тексты не полностью передают звук, поэтому
мы... э-э... плохо знаем старошумерский язык. Но при различиях в
фонетике... э-э... основа у него та же, что и в классическом шумерском...
Та же неизменяемость корня, и гармония гласных, и агглютинация...
- Сейчас, теть Соня! - досадливо откликнулся Валерий. - Как вы
сказали, Ной Соломонович? Альгю...
- Агглютинация. - Фарбер прокашлялся и косенько посмотрел на него. -
Это значит... э-э... приклеивание, присоединение к корню слова аффиксов...
аффиксов, имеющих определенное грамматическое значение...
- Валечка, что ж ты не идешь? - снова высунулась тетя Соня. - Аня
тебя ждет.
- Аня? - Валерий бурно рванулся к застекленной двери, бросив на ходу:
- Простите, Ной Соломонович, я сейчас...
- Для шумерского языка характерны длинные цепочки аффиксов, - бубнил
Фарбер, не сразу заметив исчезновение собеседника. - Э-э, где же ты?.. Ну
ничего...
Он уткнул нос, поросший черными волосками, в книгу.
Около десяти лет назад Фарбер ушел из аптеки, где работал провизором,
на пенсию, и все эти годы он мало разговаривал с людьми. Так только, с
приходящей родственницей, готовившей ему обеды, с соседями по поводу
рецептов да с сыном-инженером, который раз в неделю проведывал старика,
книжки ему приносил. От недостатка коммуникаций у Фарбера голос как-то
сел, сделался глухим, как из закрытой бочки, и что-то неприятно клокотало
у него в горле, когда он начинал говорить. Последние дни, однако, с лихвой
вознаградили старика за долгое молчание. С того самого момента, когда он
робко заговорил с Шамом по-шумерски, к нему, Фарберу, вдруг повалил народ.
Он не совсем ясно представлял себе, откуда взялись в наши дни шумеры, но
видел, что они вызывают жгучий интерес. Несколько раз приходил симпатичный
профессор Рыбаков, - сидя в застекленной Фарберовой галерее на скрипучем
соломенном стуле, профессор долгие часы разговаривал с ним и с Уром и пил
чай с инжировым вареньем, принесенным тетей Соней. И приходили еще люди, и
с некоторыми было очень интересно говорить, потому что они хорошо знали
ранние цивилизации и разбирались в шумерской клинописи. Голос у Фарбера
мало-помалу окреп за эти прекрасные дни, и почти прошло клокотание в
горле, и его ввалившиеся щеки вроде бы немного округлились и даже
порозовели. Особенно приятно было ему, когда один из сведущих людей
поспорил с ним по поводу употребления шумерского суффикса "на", а потом,
признав свою ошибку, выразил восхищение его, Фарбера, познаниями и
пригласил на работу в научный институт. Ах, если б скинуть со слабых,
ссутулившихся в аптеке плеч хотя бы десяток лет!..
Третьего дня Шам с женой и сыном уехал куда-то в колхоз - жаль, жаль!
Сразу исчезли гости, кончились прекрасные времена. Нет, не совсем
кончились, остался один собеседник - и кто бы мог подумать, что непутевый
Сонин племянник, который вечно гоняет где-то мяч (Фарбер был искренне в
этом убежден), вдруг зажжется таким неистовым интересом к древнейшей
цивилизации Земли? Вот уже несколько вечеров сидит тут, и слушает, слушает
то, что он, Фарбер, рассказывает ему о Древнем Шумере и Древнем Аккаде, о
халдеях и хананеях, о жестоких и могущественных царях Вавилона и
Ассирии...
Валерий ворвался в заставленную картонными коробками переднюю своей
квартиры, схватил трубку.
- Алло? - сказал со старательной небрежностью.
- Здравствуй, Валера, - прозвенел как ни в чем не бывало Анин
голосок. - Где ты пропадаешь, почему не звонишь?
Валерий мог подробно перечислить свои звонки и как следует ответить
на это "где пропадаешь", но сдержал свой порыв. Не надо спорить с
женщинами, не надо, не надо...
- Занят был на работе, - отрывисто бросил он.
Аня хихикнула:
- Так занят? Бедный! Нонна, наверно, житья не дает?
- Ты чего хотела?
- Фу, как грубо! - Аня осеклась. Потом, после короткой паузы, уже
другим тоном: - Валера, я у подруги занимаюсь, это почти рядом с тобой.
Если хочешь, приходи минут через двадцать на угол Гоголя. Проводишь меня
домой. Если хочешь, конечно.
С той же старательной небрежностью Валерий ответил:
- Ладно, подойду через полчаса.
Постоял немного, дымя сигаретой, над умолкнувшим телефоном.
Телефонный аппарат был новый. Красный, как пожарная машина. Как сигнал
опасности.
- Валечка, ты уходишь? - спросила тетя Соня. - Хотела тебя попросить
обвязать эти две коробки с посудой.
Еще могли пройти месяцы до вселения в новую кооперативную квартиру,
но беспокойная тетушка загодя начала сборы. Неохотно, но исправно Валерий
притаскивал ей из окрестных магазинов пустые картонные коробки из-под
масла и печенья, и тетя Соня аккуратно, вдумчиво укладывала в них пожитки.
Не надо, не надо, не надо спорить с женщинами, убеждал себя Валерий,
ворочая тяжелые коробки и обвязывая их бельевой веревкой. Не сорваться бы,
не выказать свою боль и обиду, сохранить небрежный, скучающий тон. Сотни,
тысячи вещей есть поинтересней, чем встречи с Анькой. Вот - Шумер! Ка-акая
прекрасная, захватывающая штука - история! Дураком он был набитым, когда в
школьные годы пренебрегал историей. Бросить, что ли, читать фантастику и
приключенщину, засесть за толстые тома Всемирной истории - да не просто
так, а с карандашиком, с хронологическими таблицами. Не обезьяна же он,
черт дери, которой нет дела до того, что происходило до нее в родном лесу.
Вдруг спохватился: истекают условленные полчаса!
Натянув замшевую куртку, купленную по случаю в комиссионке, крикнул
тете Соне: "Ухожу!" - и вихрем на улицу.
На углу улиц Тружеников Моря и Гоголя скучал, углубившись в
самосозерцание, продавец хурмы, пожилой носатый дядечка в нечистом халате.
Было еще светло, еще только собиралось завечереть поблекшее сентябрьское
небо.
"Агглютинация, - подумал Валерий, прислонившись к фонарному столбу. -
Приклеивание к корню этих... как их... фениксы, что ли... нафиксы...
Хорошо старику Фарберу с его древностями, с агглютинацией этой самой. А
если не склеивается? Где такой клей найти, чтобы прихватило надежно,
навсегда?.. Жду еще пять минут, - подумал он, взглянув на часы. - Если она
за пять минут не придет..."
И тут же вышла Аня из-за угла - розовощекая, в черно-блестящем плаще
до пят, в голубой кепочке с козырьком. Царственной походкой подошла к
Валерию, сказала с улыбкой:
- Приветик.
Они пошли вниз по улице Гоголя под зеленой листвой акаций, под
широкими днищами старых балконов, под ранними фонарями.
- Валера, ты на меня сердишься? - Анин голосок взлетел на немыслимую
высоту.
- Чего сердиться? - дернул он плечом. - Подумаешь, каких-нибудь две
недели не виделись.
- Ну Валера, не на-адо! Я же вижу по твоему носу, что ты сердишься,
как ненормальный. А я правда, когда ты позвонил тогда, очень была занята.
Ты не представляешь, какая трудная у нас химия...
Не хотел Валерий - точно не хотел, - и все-таки сказал:
- А этот... ну, сын академика, - он представляет?
Аня остановилась. Поморщилась, ножкой топнула:
- Ясно, ясно. Рустам, конечно, уже раззвонил.
И верно, именно от Рустама впервые услышал Валерий про сына
академика. В кафе "Молодежное" разглядел он, Рустам, в табачном дыму, как
танцевала Аня с бойким чернявым юношей. И узнал Рустам в этом парне сына
известного нефтехимика, который раньше, до переезда в дом ученых, жил по
соседству с Рустамом, на одной улице. Само собой, рассказал он Валерию о
встрече в "Молодежном". Не такой был Рустам человек, чтобы держать друга в
неведении.
- Во-первых, никакой он не сын академика, его папа просто членкор, -
объяснила Аня. - А во-вторых, мы с Тофиком учились в параллельных классах,
а сейчас он тоже в университете учится, на востоковедческом. Что из того,
что мы разочек сходили в кафе?
- Знаешь что? - отрывисто сказал Валерий, чтобы разом все кончить. -
Сегодня с тобой отплясывает Тофик из параллельного класса, завтра появится
Рубик с перпендикулярного факультета, - ну что ж, на здоровье. Только мне
все это ни к чему. Мне двадцать восемь, я для тебя уже старый.
Минуты две или три они шли молча, пересекая по диагонали сквер с
подсвеченным фонтаном. Пенсионеры, плотно сидевшие на скамейках, таращили
на них глаза.
Аня погрустнела, светлые бровки ее взлетели под голубой козырек,
придав лицу беспомощное выражение.
- Ты не старый, а эгоистичный. Почему я должна сидеть взаперти и носа
не высовывать без твоего разрешения? Я живой человек все-таки...
Валерий не ответил. Не было смысла возражать, если она сама не
понимает, что живой человек не должен так обращаться с другим живым
человеком.
Аня вдруг порывисто взяла Валерия под руку.
- Не надо нам ссориться, Валера. Это не имеет никакого значения - кто
со мной отплясывает. Правда. Я никогда не забуду, как ты написал тогда на
машинке... ну, сам знаешь...
"Да разве я хочу ссориться? - думал Валерий. - Мне эти ссоры - острый
нож... Только надоели качели. Вверх-вниз, вверх-вниз... Сколько можно
терпеть?.."
- Ну Вале-ера! - нашептывала Аня под ухом. - Не будь таким ледяным.
Слышишь?
Лед быстро таял.
И вот уже они сидели на Приморском бульваре в укромной темноватой
аллее среди других парочек.
- Хватит целоваться, - сказала Аня. - Хорошего понемножку... Хватит,
говорю!.. Что у вас новенького в институте?
- Анька, Анечка! Мучение мое... Любишь?
- Сам знаешь.
- Ничего я не знаю, ни-че-го. Пойдешь за меня замуж? Не молчи,
отвечай: да или нет?
- Пойду...
Валерий вскочил:
- Пошли во дворец! Хотя... - Он вгляделся в циферблат часов. - Черт,
поздно уже, наверно.
- В какой дворец? Бракосочетания? - Аня прыснула в ладошку.
- Само собой, не в Букингемский же. Там ведь уйма формальностей -
заявление, справки, срок какой-то надо выждать...
- Сядь. Ну сядь же! - Аня потянула его за руку. - Ты, я вижу, уже
разбежался.
- А чего тянуть? Завтра у тебя когда лекции кончаются? В два? Я за
тобой заеду - и во дворец.
- Валерочка, милый, очень тебя прошу: не торопи. Я согласна,
согласна, - быстро добавила она. - Мы пойдем с тобой во дворец, но только
не завтра. Не торопи меня, ну пожалуйста!
- Почему?
- Мне... страшно немного...
- Чего тебе страшно? - насторожился он.
- Валера, я тебе по правде все скажу... Вот я вижу, как Лариска
живет, - это подруга моя, она весной вышла замуж. Снимают с мужем комнату
в старом дворе, удобств никаких...
- Вопрос снимается! - прервал ее Валерий. - Мы с теткой скоро
переедем в новый дом...
- Я знаю. У Лариски чудный муж, музейный работник, страшно
интеллигентный, но зарабатывает он немного, а у Лариски только стипендия,
она на третьем курсе.
- Ну и что? - спросил Валерий неприятным голосом. - Они голодают?
- Конечно, нет. Кто теперь голодает? Но что-нибудь купить - целая
проблема. Я вижу, как Лариска мечется - здесь пятерку займет, там десятку,
- хочется ведь быть одетой не хуже других... А ведь скоро у них и ребенок
появится...
Она замолчала, теребя ремешок сумочки. Из соседней аллеи донеслось
гитарное треньканье, потом - взрыв смеха.
- Слышишь? - сказал Валерий. - Это над нами люди смеются.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг