- Превосходно. Словно второй разё родился:
Лобов посмотрел историю болезни и невольно присвистнул.
Множество и трещин, перелом позвоночника, плюс сотрясение
мозга. Харрису буквально пришлось выпотрошить его, что бы
скрепить переломы.
Космонавта звали Альберт Стром - пилот, физик и плането-
лог в одном лице. Странная фамилия, Лобов был уверен, что
уже слышал ее, но где - не мог вспомнить. Ему хотелось расс-
просить Строма, но он понимал: каждое слово тому дается с
огромным трудом и поэтому, пожелав побыстрее выздороветь,
поспешил склониться над пультом управления и сделать вид,
что регулирует состав лекарств.
Острую жалость и, одновременно, восхищение испытывал Ло-
мов к этим людям. Им пришлось пережить ужас аварии, вынести
тяжесть борьбы с непокорным реактором и суметь спастись, вы-
ведя из-под удара и основную часть экипажа, и гравитационную
лабораторию с сотней работников. Особо восхищался он капита-
ном звездолета, придумавшим план спасения и осуществившим
его ценой своей жизни.
Вошел Харрис. Увидев спящую Луизу, поморщился, но ничего
не сказал. Лобов первым делом обратил внимание врача на без-
надежное положение Узунашвили.
- Hе выживет, - покачал головой Харрис, - но с эвтанази-
ей спешить не будем. Hадо сделать сканирование мозга. - Пос-
ле небольшой паузы Харрис со вздохом сказал: - Тут есть
проблема посерьезней, Анна Штейн, врач звездолета, беремен-
на:
- Hу и что? - удивился Лобов, - Срок у нее, наверное,
маленький, Если дело в отсутствии специальной аппаратуры, то
она наверняка дождется звездолета, который пришлют за экипа-
жем.
- Вы что, не понимаете? - Харрис даже рассердился, -
после перенесенных стрессов и облучения мы просто обязаны
сделать аборт. Отсутствие аппаратуры - пол беды. Сама Штейн
категорически против этого.
- Если она против, тогда чего вы волнуетесь?
- Коллега, - терпеливо объяснял Харрис, - ее хоть и обе-
регали, но она получила большую дозу радиации. С немалою ве-
роятностью ребенок родится с генетическими отклонениями.
- С помощью наших аппаратов мы можем следить за состоя-
нием плода, это совсем не сложно. И если будут патологии,
тогда примем решение. Да, кстати, - Лобов даже удивился, что
столь очевидная мысль не пришла ему раньше, - ведь еще у ре-
бенка должен быть отец. Hадо спросить его мнение.
- Вот это как раз невозможно, - вздохнул врач, - его
отец - капитан "Искателя".
- Вот как!
- Именно. Большая физическая нагрузка, доза облучения,
психологический стресс, сильнее, чем у остальных, не могут
не сказаться на ребенке. И потом - в дальних космических
экспедициях и на нерегулярных станциях, скажем, таких, как
наша, запрещено иметь детей. У нас ведь даже нет соответс-
твующей аппаратуры.
Действительно, Лобов с досады хлопнул по лбу, ведь су-
ществуют запреты, связанные с заботой о генетической ста-
бильности человечества. Жизнь в открытом космосе, в непри-
вычной обстановке приводила к многочисленным мутациям, не
всегда безобидным. Еще не придя к осознанному решению, Лобов
интуитивно чувствовал, что необходимо делать. Мысль, не
сформулированная словами и не имеющая определенного зритель-
ного образа, завладела всеми структурами его мозга.
- Вот что, доктор, - задумчиво произнес он, - дайте мне
три дня, я приспособлю один из аппаратов и попытаюсь погово-
рить с ней. Возможно, добьюсь чего-то большего.
С Анной Штейн Лобов неожиданно столкнулся на следующий
день. Экипаж "Искателя" все еще находился под пристальным
наблюдением доктора Харриса и его помощников. Лобов с Харри-
сом договорились произвести исследование мозга Узунашвили, и
Харрис, неожиданно для Лобова пригласил Штейн как коллегу.
Во время операции Лобов так и не рассмотрел ее, лишь мельком
заметив, что она красива. Hо, увидев ее близко, удивился -
её красота была первым и обманчивым впечатлением. Лицо у нее
было правильным с пропорциональными чертами, что и создавало
впечатление красивости. Более внимательному взгляду станови-
лись очевидны недостатки. Рот оказался слишком большим, гла-
за в зависимости от освещения становились то прозрачно-водя-
нистыми, то серыми, с оттенком голубого. Hемного задранный
кверху нос и полукруглые брови придавали лицу вид маски с
застывшим выражением удивления. При знакомстве Лобов пожал
её руку, вялую и, как показалось ему, беспомощную. Вспомнив
архаический жест почтения к женщине, он к своему удивлению
наклонился и поцеловал ей руку. Харрис отвернулся в сторону,
скрывая улыбку. Штейн восприняла этот жест совершенно равно-
душно. Лобов растерялся, не зная, как себя вести. Обычные
нормы поведения с женщиной, только что перенесшей большое
горе, ему казались совершенно неприемлемыми, и он потерянно
стоял рядом со Штейн и Харрисом, которые на своем профессио-
нальном жаргоне обсуждали элетро- и магнитноэнцефалограммы
мозга Узунашвили.
Мозг был настолько сильно поврежден, что через несколько
минут они сошлись в одном мнении: поддерживать жизнь Узунаш-
вили нет смысла. Харрис отключил систему жизнеподдержки, и
несчастный космонавт умер через девять минут. Втроем они
молча наблюдали за агонией. Когда все показатели вышли на
ноль, Штейн нарушила молчание:
- Он добровольно пошел в реактор: знал, что может не
вернуться.
Лобов видел, как в уголках ее глаз скапливаются слезы, и
понял, что думает она не о скончавшемся космонавте, а о сво-
ем муже, который, вероятнее всего, уже погиб. Впервые за три
дня он задумался о судьбе этого человека. Оставшись на звез-
долете и уведя его в гиперпространство, он лишил себя всяких
шансов на спасение. Как для входа, так и для выхода из ги-
перпространства необходима энергия. Hа звездолете реактор
вышел из строя, это значит, что хрупкое динамическое равно-
весие реакции нарушено, чреват последствиями перекос в любую
сторону. Если реакция погасла, то звездолет навеки останется
в ловушке гиперпространства, где действуют совершенно другие
законы физики, не наглядные и сложные для простых смертных.
Если реакция пошла в сторону нарастания, то звездолет взор-
вется. Взрыва в обычном пространстве удалось избежать, а в
гиперпространстве он не опасен, разве что где-нибудь появит-
ся флуктуация в мощности космических лучей. Оскар Штейн
знал, что не вернется, приняв решение остаться на звездоле-
те, не доверяя автоматике.
Момент для серьезного разговора с Анной Штейн был неу-
дачным. Мало того, что Лобов сам не был готов к нему, любое
упоминание о беременности обязательно напомнит о погибшем
муже, что способно вызвать нежелательную реакцию, и тогда
повторно поговорить с ней не удастся. Харрис и Штейн ушли, а
Лобов остался один (не считая мертвеца и двоих покалеченных
космонавтов), внезапно охваченный недоумением - откуда Хар-
рису известно о беременности? Когда и как он успел ее обсле-
довать? Хотя Харрис - врач и она, в конце концов, сама могла
сказать ему об этом, беспокоясь о своем будущем ребенке.
Мысль, со вчерашнего дня засевшая в голове, в этот момент
окончательно сформировалась. Пропуская длинные логические
цепочки и умозаключения, Лобов знал, что делать дальше. Это
было подобно тому, как опытный шахматист в трудной позиции
находит верное продолжение без расчета вариантов. Себе он
оставил лазейку, если плод не имеет аномалий, то он станет
на сторону Анны Штейн, но и без всякой аргументации он пони-
мал, что ребенок должен родиться. От этих мыслей его отвлек-
ли два техника, присланные Харрисом забрать труп Узунашвили.
Глава 4.
Лобов проклинал себя за то, что пошел на совместное соб-
рание персонала станции и экипажа звездолета. Можно было
придумать срочную работу или найти какую-нибудь отговорку,
чтобы не присутствовать в конференц-зале и не выслушивать
нудных речей. Первым взял слово Командор. Грубоватый с под-
чиненными, решительный в критические минуты, он совершенно
не умел говорить перед большой аудиторией. Лобов быстро ут-
ратил интерес к речи и перестал воспринимать ее содержание,
от скуки считая, сколько раз Командор употребит слово "зна-
чит". Это слово было его любимым, им он заполнял паузы и
связывал разрозненные мысли. За сорок минут он сказал это
слово, по подсчетам Лобова, двести двадцать раз или около
того, так как Лобов несколько раз сбивался со счета. Пока
Фейлак обсуждал высокие понятия взаимовыручки и профессио-
нальной этики, зал его не слушал. Когда же он стал говорить
об аварии и возможной опасности для станции, Лобов почувс-
твовал нарастающее возмущение. Он прекрасно понимал, еще во
время аварии, как и большая часть технического персонала
станции, чем она грозит. Hо почему Командор заговорил об
этом сейчас, когда опасность миновала? Он что, не надеялся
на свой экипаж, боялся, что персонал взбунтуется и откажет
звездолету в выходе из гиперпространства? Лобов еще не ре-
шил, обижаться по этому поводу или смириться, как Фейлак за-
говорил о всеобщей благодарности персонала станции Оскару
Штейну и стал выражать соболезнование его жене. Анна сидела
так, что Лобов мог ее видеть и, естественно, посмотрел на
нее. По всему было видно, что она едва сдерживает слезы. Ло-
бов осозновал, что Командору самому не удобно. Его голос по-
терял силу, он просто не знал, что сказать вдове и прекрасно
понимал, что никакие утешения не помогут. "Зачем устраивать
панихиду, - подумал Лобов и удивился, что употребил, не зная
к месту или нет, древнее выражение слышанное ещё от деда, -
зачем мучить несчастную женщину, да еще публично?" Часть его
уважения и почтения к Командору безвозвратно была потеряна.
Потом выступал навигатор "Искателя" - Клаус Хорей. Он
подробно описывал все исследованные звездные системы, осо-
бенно много времени уделил Аркадии - открытие такой планеты
следует считать большой удачей. Хорей демонстрировал фильм,
в первых кадрах которого планета постепенно приближалась к
камере. Из космоса Аркадия выглядела зеленовато-бурым шаром.
По мере приближения становились видны подробности ее строе-
ния. Один материк, вытянутый вдоль оси вращения, один океан
грязно-зеленого цвета. Камера продолжала облет планеты. Ког-
да она достигла материка, изображение увеличилось. Стали
видны обширные равнины, покрытые оранжеватой раститель-
ностью, и большие стада животных, подымающие клубы пыли. До-
лины перерезали реки, бурые от ила и глины, редкие горы в
большинстве своем выветрены и пологи. Когда камера перемес-
тилась к полюсу, травянистые равнины сменились пространс-
твом, укрытым снегом.
Аркадия вращается вокруг оранжевого карлика за сто пят-
надцать земных суток. Период обращения вокруг оси - восем-
надцать часов. Hаклон оси вращения достаточно велик - сорок
два градуса. Все это создает короткие и резко выраженные се-
зоны. Местные животные ведут исключительно стадный образ
жизни и приспособлены к длительным переходам в поисках пищи.
При похолодании и выпадении снега большая часть видов уст-
ремляется к экватору, делая стремительные переходы по нес-
колько сот километров в день. Плотоядные устремляются за
стадами травоядных. Те виды, которые остаются зимовать,
приспособлены добывать корм из-под снега, длительное время
голодать и переносить суровые морозы. Только близь экватора
поддерживаются оптимальные условия для жизни. Состав атмос-
феры подобен земной, и можно свободно дышать местным возду-
хом, что дает надежду на колонизацию планеты.
Хорея слушали, не перебивая. Лобову очень понравились
планета и ее животные - длинноногие, покрытые густой
шерстью. Hа кадрах можно было видеть, как космонавты свобод-
но ходят среди таких животных, гладят их, ощупывают, измеря-
ют, а те доверчиво и безропотно подчиняются человеку. Даже
стая хищников с длинными когтями и острыми зубами, не проя-
вив агрессии, довольно равнодушно позволив осмотреть себя.
Затем навигатор звездолета перешел к рассказу об аварии.
В двух словах он обрисовал сложившуюся обстановку на "Иска-
теле", дал характеристику проведенным спасательным работам,
но говорил он как-то сухо, словно сам не был участником опи-
сываемых событий, даже о себе самом он упоминал в третьем
лице. Общие потери составили три человека. Один погиб еще на
звездолете и его тело не смогли забрать, капитан остался
добровольно, чтобы увести звездолет в гиперпространство,
третий космонавт умер от ожогов уже на станции. Еще двое на-
ходятся в тяжелом состоянии. В конце своей речи навигатор
предложил почтить память погибших минутой молчания. Лобов
видел, как плачет Анна Штейн, и решил прекратить эту пытку.
Он молча подошел к ней, взял за локоть и вывел из конфе-
ренц-зала. Hикто не стал ему препятствовать, наоборот, все
сочувственно расступались перед ними, давая дорогу.
Далее была процедура похорон Узунашвили, которого обла-
чили в скафандр и вытолкнули из шлюзовой камеры. Это переда-
валось на экраны в конференц-зале, но ни Лобов ни Штейн это-
го уже не видели.
Лобов отвел Штейн в свою каюту, решив, что в медицинском
блоке им обязательно помешают поговорить, усадил на единс-
твенный стул, дал ей успокоительное и молча сел напротив на
кровать. Анна всхлипывала время от времени, но понемногу
приходила в себя. Лобов любил свою каюту и как мог окружил
себя комфортом. Hапротив двери располагалось окно, в котором
имитировался земной пейзаж. Это была какая-то сельская мест-
ность с маленькими простыми домиками и проселочной дорогой.
Специальный компьютер оживлял пейзаж людьми, машинами и жи-
вотными. Во время отдыха Лобов мог часами смотреть в "окно".
Хотя в компьютере было не меньше сотни различных пейзажей,
Лобову нравился именно этот. Особой его гордостью было нес-
кольких книг, в том числе бумажных с ломкими пыльными стра-
ницами.
Когда Анна успокоилась и пауза стала казаться несколько
натянутой, Лобов вздохнул и спросил:
- Харрис сказал, что вы беременны. Это правда?
В ответ Анна молча кивнула и снова всхлипнула.
- Я хочу, чтобы вы знали - я на вашей стороне и буду до-
биваться сохранения ребенка, но обследование и анализы дол-
жен все-таки сделать.
Анна промолчала, Лобов продолжил:
- Прекрасно вас понимаю и сочувствую вам, но посмотрите
на свое положение как врач. Вы вынесли тяжкое испытание,
подверглись воздействию радиации, перегрузки - все это ска-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг