разными красками, словно главный кулич, который каждую Пасху присылала
матушка Василиса. В крепости жил отец Павлика, но мальчик его не видел: за
стены крепости никого не пускали. Город этот, в отличие от первого, не
слушался никаких приказов и жил так, будто нигде на свете, кроме как в нем
самом, ничего не происходит, и это было совершенно неправильно, и Павлик
всегда принимал решение, что возле этого города надо поставить большие горы
- чтобы город понял, какой он маленький и низкий в сравнении с ними, с
горами, а еще тут нужно поселить змей, лошадей и белохвостых орланов,
скитала Гармодия и дядю Веденея, который один может объяснить жителям, что
русский язык, на котором они тут разговаривают, годится для чтения книжек, а
для разговора по душам говорить надо по-киммерийски, тогда только и сможет
выразить русский человек всю полноту чувств, не ругаясь бессильно и попусту,
- Павлик приказывал жителям этого города говорить по-киммерийски, и они,
странное дело, повиновались...
Последнее, что успел нынешним утром увидеть в этом городе Павлик, была
нелепая карета, без единой лошади медленно ехавшая с севера на юг по большой
улице; в карете стояла мама в странной шляпе, на полях которой лежали
бананы, вишни и, кажется, ананас, а рядом с мамой он сам, Павлик, в лазурном
мундирчике и со шпагой на боку, в машину со всех сторон бросали цветы, но ни
один не долетал, а на правом радиаторе кареты сидела птица, которую он
раньше видел только на картинках - ярко-синий попугай с желтыми пятнышками
возле клюва, - попугай одной лапой цеплялся за радиатор а другой деловито
держал яблоко, которое совсем по-человечески надкусывал и глотал, ни на что
вокруг не обращая внимания. Глаза у попугая были красивые и умные, как у
дяди Гаспара.Проснулся мальчик - впрочем, уже не мальчик, а юноша - от того,
что дядя Гаспар прикоснулся к его плечу. И в следующий миг до слуха Павлика
долетел голос графа, на первом этаже замка заоравшего сиплым петухом.
Значит, покуда граф растирался полотенцем, дядя Гаспар прошел прямо к нему -
он-то в озере не плавал и согреваться после купания было ему ни к чему.
- Вставайте, Павел Павлович, одевайтесь. Новости важные и нам надо
поговорить. Я подожду в зале.
Павлик сперва почувствовал себя дурак дураком: с чего это дядя Гаспар
заговорил с ним на "вы"? Потом вспомнил, что он - царевич, будущий царь, а
дядя Гаспар всего только президент, и стал быстро влезать в одежку, потом не
без труда натянул новые сапоги. Подумал - и шпоры пристегивать не стал. Едва
ли в такую рань пришел еще кто-нибудь. Федор Кузьмич поднимался в замок на
его памяти очень редко, три, кажется, раза, и занимало это полдня. А за
окном сейчас было все еще утро.
В коридоре Павлику попался камердинер Прохор. Глаза его были полны
слез. Увидев Павлика, он отвернулся и со всех ног бросился прочь по
коридору.
Академик стоял в игорной зале у окна с видом на европейский уступ; за
окном все не рассветало - выходило оно как-никак на запад. Последнее время
Гаспар Шерош стал глуховат и Павлика услышал лишь тогда, когда тот подошел и
встал рядом, отдав честь по-военному, как приказывал себя вести в таких
случаях граф. На Гаспаре были необычайно высокие сапоги с отворотами, из-за
правого отворота торчал ярко-красный мобильный телефон.
- Доброе утро, Павел Павлович, - мягко сказал академик, - у нас с вами
дела. Прежде всего прочтите вот это. - академик протянул ему сложенную
корочку документа с русским двуглавым орлом на лицевой стороне и надписью
"Свидетельство о рождении".
- Тут ошибка, господин Шерош, - Павлик решил, что надо себя тоже вести
по-взрослому, - он прочел свое свидетельство о рождении и ошибку увидел
сразу, - Я не девятого июня родился, я девятого сентября.
Академик только усмехнулся и протянул еще несколько бумажек - это были
ксерокопии выписок из церковной книги - за подписью нынешнего епископа, отца
Аполлоса. По ним получалось, что он и вправду родился в том же году, в каком
думал, в семьсот девяностом по-киммерийски, но в сентябре же! И по знаку
зодиака Павлик всегда считал, что он - Дева. А теперь выходило, что
Близнецы. Вообще-то было даже приятно, что он, оказывается, на три месяца
старше, чем думал. Ну, а как же с днем рождения быть?
- У вас, Павел Павлович, теперь два дня рождения. Русский в июне,
киммерийский в сентябре. Пусть в России думают, что мама, Федор Кузьмич и
Авдотья Артемьевна в Киммерион в июне пришли. В известном смысле так оно и
было, для новых людей время в Лисьей Норе искажается на три месяца... Из-за
этого через нее ни один киммериец не может выйти: время назад идти не может.
И офени поэтому стареют раньше других, - хотя им при выходе обратно ничего
не делается, но и время вспять не течет. Лисья Нора только Змею подчиняется,
да и то, кажется, не всегда. А киммериец может выйти из Киммерии только если
Змей разомкнется. Так, кстати, сегодня ночью и ушел Варфоломей Хладимирович.
- Как это ушел? Кто разрешил?.. - очень удивился Павлик.
- Не разрешил, Павел Павлович. - слабо усмехнулся академик. - По
приказу архонта. Кирия Александра Грек приняла решение и отправила гипофета
во Внешнюю Русь. Обязанности его пока что будет исполнять младший брат.
Варфоломей Хладимирович уже неделю как свободный человек и вполне может
работать гипофетом. Тесть его, Махнудов, первым на прорицание записался
Сивилла покряхтела ему и вдруг говорит: "Все дороги ведут в Тверь".
Варфоломей теперь над этим голову ломает. А Веденей Хладимирович пошел
пешком, его Астерий Миноевич отвез вчера вечером вон туда, - академик указал
в окно, - а рано утром нас с Федором Кузьмичом сюда привез. Федор Кузьмич...
отдал графу приказ: осенью вы с мамой уезжаете в Москву.
Павлик мигом расстроился. Он знал, что рано или поздно ему такая дорога
предстоит, но слишком сильно засело в нем киммерийское отсутствие охоты к
перемене мест. Академик накрыл его руку своей. Вся кисть руки Павлика была
короче одних только пальцев Гаспара. Лучшего напоминания о том, что он,
Павлик, все-таки должен жить в Москве, придумать было нельзя и Павлик взял
себя в руки.
Царевич отвернулся к окну. Воздух был на редкость прозрачным, в дымке
вдали даже виднелись крыши Киммериона. А по Селезни, направляясь в Рифей,
кто-то плыл. Павлик удивился.
- Это стеллеров бык, Астерий Миноевич его вперед нас в озеро пропустил,
- Лаврентий, ты же знаешь. Вот, посмотри. - Гаспар протянул царевичу сильный
бинокль графа, обычно стоявший у того в кабинете, но сегодня, видать, взятый
взаймы.
- А на спине у него кто?
На спине у быка сидело что-то маленькое, вроде лягушки, поджавшее ноги,
и держало перед собой красный телефон. Существо явно говорило, но другой
телефон, засунутый за обшлаг Гаспарова сапога, молчал. Павлик удивился:
телефоны эти наверняка больше ни с кем не соединялись. Свой академик обычно
держал включенным и все глупости, которые набалтывала ему старуха Европа,
заносил в записную книжку.
- Куда же ее теперь?
- Назад, на Кипр. Зря ее вообще сюда прихватили. А теперь ее хатка
понадобилась. Призрак этот, что к Сувор Васильичу на преферанс приходил,
теперь в ее хатке жить будет. Впрочем, какая теперь у него жизнь. Там, в
хатке, вовсе умрет. Европе-то все равно. Хатка у нее под скалой была, а
значит - в Азии. В Европе такого второго места нет, чтобы призрак этот
больше по ней бродить не мог, но... твой папа приказал, чтобы он и Азию тоже
не поганил. Пришлось выселять Европу... по прежнему месту прописки, на Кипр,
а Лаврентий смирный - приказали, он и поплыл. Ничего, к середине лета
вернется к своим коровам, они без него нам весь Рифей... обмычат.
- А кто ж с ним справился, дядя Гаспар? - Павлик временно забыл, что он
уже взрослый, да и академик ничего не имел против такого обращения.
- Нина Зияевна подсказала. Помнишь, к вам другой призрак играть в вист
приходил, Дикий Оскар? Вот он и управился, он этого призрака сперва раздел,
- костлявое, я тебе скажу, зрелище, - потом в хатку сунул и дверь запечатал.
Вечным проклятием. А потом еще дикий мужик приплыл, знаешь, Ильин, и свое
добавил, ну, не проклятие, но то самое добавил, что дикие мужики обычно
только и говорят. Вот и конец призраку.
- А не жалко его?
Лицо академика окаменело.
- Нет, Павел Павлович. Хватит этого призрака и с нас, и с вас, и вообще
хватит. Лишний он. Пусть лежит под Рифейским хребтом, и никакие хозяйки
медной горы к нему не ползают. Тарах праздник сегодня по этому случаю
устраивает - говорит, от этого призрака у него даже посевы морской капусты с
тоски кисли сколько лет. Надоел, словом.
Бык выруливал из Селезни в Рифей. Европу у него спине уженельзя было
разглядеть, да и сам он даже в бинокль виделся светлым пятнышком на темных
водах реки. А что же Европа?
Академик вдруг засмеялся - наверное, от облегчения.
- Я вот тоже задумался - а что Европа? Я, Павел Павлович, так думаю:
дура она старая, эта Европа - вот и весь сказ.
1994-1999
Москва
Библиотека веселой фантастики
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 04.12.2001 18:19
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг