загадочные кортадо оценила, бумажку ей сразу и разменять-то не смогли, а
потом на сдачу, кроме бутерброда с мясом и томатной пастой, получила Софья
пачку фунтов толще той, что была в ее распоряжении с самого начала. Софья
тут же горько пожалела о разменянной банкноте, следующие отдавала буквально
с сердечной болью, хотя так и не поняла, сколько десятков, не то сотен
фунтов умещается в одном загадочном кортадо.
Софья все принимала легко и по-царски, как должное: второй за неделю
особняк, пачки валюты, револьвер, изящного мальчика, - она не сомневалась,
что по первому требованию будет ей и третий особняк, и второй мальчик.
Впрочем, пока что ей и этот не надоел. Теперь она ожидала получить в лучшем
виде и тетку, она удивилась тому, сколь неказист на вид дом, у которого
затормозил послушный негр, - как-то непохоже на резиденцию, в которой
полагалось бы жить великой княгине в такой цивилизованной стране, как
Англия. Полагалось бы держаться уровня повыше, неужто Лига службы Романовым,
или как ее там, уделяет так мало внимания тетушке? Если так, то надо дать им
указания. Пусть пришлют ей лакея-другого. С оговоркой, быстро сообразила
Софья, чтобы среди них не было лиц азиатского происхождения. Азиатов нужно
оставить исключительно для нужд престола.
Особняк нуждался в ремонте: простой дом позапрошлого века, то ли еще
старше. Вообще-то не очень Софья в этой архитектурной фигне разбиралась, да
и не пыталась разобраться, императоры не обязаны. Поднимаясь по стертым
ступенькам, Софья почему-то вспомнила аргументы Вроблевского в пользу Дома
Старших Романовых: американец, идя "от противного", утверждал, что лишь
прямые потомки Петра Первого Великого по мужской линии могли бы считаться
более законными, - скажем, если бы имелись потомки его внука, Петра Второго
Алексеевича, - нежели потомки его старшей дочери, Романовы-Голштинские,
старшинство мужской линии у которых не нарушалось никогда. "Не выискались бы
еще эти самые потомки внука", - подумала Софья, убедила себя, что никогда не
выищутся, и вошла в услужливо приотворенную черным человеком тяжелую дверь.
Негр тихо предупредил ее, что до окончания доклада ей лучше посидеть в
первом ряду.
- Какой такой доклад? - удивилась Софья.
- Феминизм как смысл и сущность идеи феминизма. Наденьте наушники, там
найдете переключатель синхронного перевода, повернете до упора, услышите все
по-русски.
Софья обозрела зал и тихо обомлела. Насколько виделось в неярком свете
из-под потолка, все кресла были заполнены активистами феминистского
движения. И все эти активисты, кажется, без исключения были мужчинами. Ближе
всех сидела группа в пять-шесть сухих старичков с бородками "под Ленина" и
усами "под д'Артаньяна"; все они жадно впивали ушами то, что лилось в их
лысые головы из наушников. С другой стороны прохода сидела другая группа
старичков, еще более ветхих, но безбородых, они тоже слушали. Куда ни глянь,
везде были одни мужики, а с трибуны речь неслась громкая, английская, - все
это было неуютно, чуждо Софье. Она солдатскими шагами ушла в первый ряд и
громко села на единственное пустое кресло. Напялила наушники, русский язык в
них был уже подан, голос в них звучал мужской, негритянский, вроде как у
Элвиса Пресли, хотя тот вроде бы белый был и русского не знал, Софья точно
не помнила. А на трибуне стояла пожилая, подтянутая женщина - неужели это и
была великая княгиня Александра Михайловна?
- ... Дневной заработок женщины-грузчика все еще не достиг уровня
дневного заработка грузчика-мужчины ни в Бирмингеме, ни в Глазго, не говоря
уже о позорных случаях на Ист-Энде, о которых я уже рассказал... Мало этого.
Женщины-докеры в Ливерпуле, приготовившись к забастовке, вовсе не уверены
сегодня, что их поддержат докеры-мужчины, по вине их жен, преступно
изменивших делу феминизма! Женщины, стоящие ныне во главе только восьми
правительств, завтра будут стоять во главе тридцати девяти, но не позорно
ли, что и об этом мы все еще должны узнавать от предиктора-мужчины,
пользующегося налоговыми льготами в своем государстве! А, - спросим мы, -
каковы налоговые льготы, установленные британским правительством для
предиктора-женщины? Могут мне возразить, что их в Британии нет, но кто
поручится, что завтра в одной лишь Англии, не говоря о Шотландии и Ольстере,
не появятся сотни миллионов женщин-предикторов, преданных идее феминизма? Но
и среди самих женщин есть случаи безответственного поведения. Вот что
сообщает владелец фирмы "Розовый треугольник" в том же Ливерпуле: спрос на
противозачаточные средства среди транссексуалок поднялся в одну целую и три
десятых раза. Может быть, это и свидетельствует о росте сознательности среди
женщин, борющихся за равноправие, - ибо среди транссексуалов, по нашим
данным, наблюдается аналогичный рост спроса, - но не используются ли эти
средства на стороне, в целях личной наживы? Мы не знаем. Однако факт
недопущения женщин в мужской туалет, запрет на пользование писсуаром - это
ли не...
Софья сняла наушники. В мужской туалет ее ничто не влекло. Взор
докладчицы пылал, но говорила она по-английски, и сейчас Софья была рада
тому, что языка почти не знает, и вообще не вполне была претендентка на
престол уверена, что русская императрица должна быть предана идеям именно
феминизма. От гнета мужского ига, то есть от мужской тяжести, она не
особенно жаждала освобождаться: сорок-пятьдесят килограммов восточной плоти
- вовсе не тяжесть. Если мужчина хорошо отдрессирован и умеет в нужный
момент исчезать, то чего с ним бороться? Надоест - поменять. И всего-то.
Всего-то...
Очнулась немного задремавшая Софья оттого, что зал взорвался
аплодисментами. Раскрасневшаяся докладчица держала над головой сцепленные
руки и поворачивалась туда-сюда, благодаря слушателей. Зал аплодировал стоя,
но Софья, двинув для приличия в ладоши раз-другой, вставать не думала, не
императорское это дело. Докладчица что-то выкрикнула, указала на Софью. Зал
вновь зааплодировал. Софья поняла: это ей лично. Кивнула. Зал зашаркал
ногами, - видимо, официальная часть кончилась. Пожилая докладчица ринулась с
трибуны к Софье и заключила ее в объятия.
- Возлюбленная дочь и сестра, - проворковала тетушка с таким
отвратительным английским "р", что у Софьи уши заболели, - какое счастье,
что ты тоже поступила так феминистически, так трогательно! - тетушка взасос
впилась Софье в подбородок, то есть в то место, до которого ей позволял
дотянуться рост, потом подхватила ее под руку и потащила куда-то. Софья
убедилась, что возле другого локтя находится верный Унион, и пошла без
сопротивления. Привели ее в помещение с низким потолком, сильно прокуренное,
что-то вроде молодежной столовой. За столиком четвертой оказалась девица лет
двадцати пяти с чем-то или без чего-то, с длинным мундштуком в зубах, с дико
блестящими глазами, - Софья по близорукости не поняла, что сверкают не
зрачки, а контактные линзы.
- Знакомься, душенька, это сестра Луиза, - все с тем же мерзким
акцентом продолжила тетушка, - это вот мэтр Юньон, тоже пламенный борец за
дело феминизма, я думаю, ты читала его книги.
Книги? Софья очень удивилась. Негры, оказывается, еще и писать умеют.
Старички с д'артаньяновскими бородками принесли блестящие чайнички,
молочники, чашки, какое-то печенье, еще какую-то английскую ерунду, а Софья
как раз очень была бы не против пожрать по-людски. Тетушка между тем
продолжала ворковать.
- Ты ведь у нас уже год как председательница русской секции! Мы тебя
единогласно избрали. Ну, ты все помнишь, я тебе написала в... Екатеринбург.
- Я письма не получала, - механически ответила Софья, совершенно забыв
о том, сколько времени прошло с тех пор, как она покинула Свердловск; ей уже
было скучно и хотелось домой, к любимым слугам, к привычному уюту
хайгейтского особняка.
- Это все советская почта! - лязгнула старуха. - Ну, ничего, теперь ты
у нас займешь свой пост, включишься в борьбу за равноправие женщин, за наше
правое феминистическое дело! Как насчет того, к примеру, чтобы возглавить
редакционную коллегию справочника... - тетка что-то сказала по-английски, из
чего вылавливалось более-менее понятное слово "квинз", - и еще ты должна
войти в редакцию нашего литературного альманаха, мы ведь должны доказать
миру не только свое равенство, но и превосходство, право быть всегда
наверху...
Софья подумала про оставленного дома восточного юношу и констатировала,
что в словах тетки есть истина - порою можно быть и наверху. Но не всегда
же. Всегда утомительно. Царица она или нет, чего это тетка раскомандовалась?
А тетка продолжала:
- Луиза у нас - председатель итальянской секции. А там - председатель
датской секции, - тетка указала кофейной ложечкой на немолодого мужчину за
соседним столом, - а вот наш глубокоуважаемый председатель американской
секции.
Унион с достоинством поклонился. Сколько ни оглядывалась Софья - ни
единой женщины, кроме тетки и нервно курящей Луизы, сидели кругом одни
только мужики, и все, по словам тетки, были председателями феминистских
секций, редакторами боевых феминистских изданий, тренерами боевых
феминистских формирований, историками всемирного феминистского движения,
теоретиками феминистской науки и техники, а также авторами учебников по
эротическому феминизму, - такой в соавторстве сочинили пятеро старичков с
бородками "под Ленина", которых Софья видела еще в зале. Софья тихо дурела
от табачного дыма, в глазах потемнело, уши заложило, сознание стало гаснуть.
- Ах, дорогая, тебе дурно? - участливо спросила тетка, но Унион уже
закатал рукава платья претендентки на престол и что-то вкатил ей в вену с
помощью одноразового шприца. Софье сразу полегчало, и ни она, ни тетка, ни
даже нервная Луиза не заметили, как негр положил в карман шприц,
предварительно втянув в него полкубика венозной крови. Прядь Софьиных волос
Унион заполучил еще в Дании с помощью молодого Умералиева, ничего больше
жрецу-вудуисту не требовалось. Он убедительно порекомендовал великой княгине
не настаивать на том, чтобы Софья подписала отречение от престола сегодня
же. Пусть поживет в Лондоне, освоится. Неделю, другую - спешить не к чему. А
пока что он отвезет ее высочество в резиденцию. "О да, да", - согласилась
тетка, и негр, провожаемый сверкающим и пристальным взором Луизы Гаспарини,
единственной женщины среди феминисток великой княгини Александры Михайловны,
увез Софью в Хайгейт. Без особого труда он убедил ее, что обморок произошел
от переутомления - самолет, психушка, копенгагенский особняк, потом снова
самолет, потом Лондон, два нападения Лиги борьбы с Романовыми, доклад тетки
- очень, очень всего много за такой короткий срок. Софья улеглась, а
заглянувший к ней перед сном юный слуга окончательно убедил ее, что право
поспать она заслужила.
Глубокой ночью Унион, одетый в совсем неевропейский костюм, точней
всего лишь в юбочку из тростниковых метелок, вошел в спальню к Софье. Он
укрепил перед зеркалом толстую желтую свечу и зажег ее. Потом вытащил из
боковой створки зеркала фотографию, укрепил ее лицом к зеркалу - так, чтобы
отражение сквозь пламя свечи смотрело прямо на спящую Софью. На фотографии
был изображен курносый старикан с ласковым, мутноватым взглядом. Негр что-то
забормотал, позвякал свинцовыми перстнями левой руки о серебряные кольца
правой. Потом сунул руку в створку зеркала и вытащил оттуда упиравшегося
восточного юношу; тот, в чем мать родила, трижды обошел вокруг Софьиного
ложа - по правилам, против часовой стрелки, но уже по собственной инициативе
сглатывая неподдельные слезы. Потом жрец вновь затолкал его в зеркало, и
понять, кто побывал в комнате - сам ли мальчик, его ли пленное отражение, -
было невозможно. Из кармана юбочки Унион извлек частицы ногтей, волос и
крови Софьи и, пристально глядя в лицо спящей претендентке на престол,
забормотал бесконечное заклинание, всего из нескольких повторяющихся слов.
По мере бормотания взгляд отраженной в зеркале фотографии ласкового старца
осмысливался, как бы приценивался к Софье, самым бесстыдным образом одобряя
все ее женские стати. Свеча догорела. Негр в темноте нашарил фотографию и
спрятал ее на место, потом тихо вышел, не обернувшись, лишь тонкий запах
плавленного воска недолгое время висел в воздухе. Потом исчез и он.
Наутро Софьей овладело нестерпимое желание побывать в святых местах, на
родине предков матери, в государстве Израиль, ей всюду мерещился какой-то
немолодой, никогда прежде ею не виданный, но на диво обаятельный человек,
даже в глазах вновь пришедшего к ней азиатского мальчика сиял этот
назойливый, но такой влекущий образ. Негр дал ей исчерпывающий ответ, что
да, конечно, сейчас она может позволить себе отдых, и поездка в Палестину ей
ничем не может повредить: израильский закон о запрете на въезд для членов
Лиги защиты Романовых ни в какой мере на самих Романовых не
распространяется. Тем более, что членам Лиги борьбы с Романовыми въезд в
Израиль тоже запрещен - во имя демократии и равноправия, как того требовал
автор закона, депутат Ариель Кармон.
Софья снова призвала верного азиатского юношу, чтобы помог ей уложить
вещи. А Марсель-Бертран Унион съездил на телеграф и послал срочную весточку
на Гаити, временно проживающему там американскому беллетристу Освальду
Вроблевскому, где сообщал, что в Лондоне все его дела успешно закончены.
2
...обрящется рука твоя всем врагом твоим, десница твоя обрящет вся
ненавидящая тебе, яко положиши их яко пещь огненную во время царства твоего.
ПОП ЛАЗАРЬ
ЧЕЛОБИТНАЯ ЦАРЮ АЛЕКСЕЮ МИХАЙЛОВИЧУ
"...лядя из Лондона. Ее вы можете... ать... ать... также... ать...
ать..." - приемник кашлянул на коротких волнах что-то, и больше уже не
кашлял. Опять - все. Последнюю радость отнимают. Вот. Сперва на чин
понизили, это бы ладно. Был капитан, стал штабс-капитан. Никто ничего еще не
понимает, чуть ли не все думают, что это повышение. А вот как придет
ответ... Ведь подал же прошение на высочайшее имя! В месяц должны отвечать,
в месяц! Хотя месяц - еще только через две недели. Может, учтут. Может,
переведут. Учтут личную преданность лошадям и маршалу Буденному, переведут в
кавалерию, тогда будет чин не штабс-капитан, а штаб-ротмистр. Прошел
переаттестацию - и точка. Не понижали меня! Переарестовали, то есть
переаресто... переаре... Фу.
Даже мысленно не мог нынче Миша произнести такое мудреное слово, он
седьмые сутки подряд переваливался из шестой алкогольной формы, в которой и
Би-Би-Си хорошо слушается, и сайрой закусить можно, в седьмую алкогольную
форму, в которой впору этими бибисями разве что закусывать, да и те назад
пойдут, лучше спать. Не поглядели, гады орденоносные, на заслуги. Взяли, да
и покумили. То есть превратили в кума. Предложили возглавить руководство
спецлагерем номер какой-то, возле города Великая Тувта. Город, сволочи, тоже
переименовали, чем плохо им было раньше Большая Тувта? Нет, надо все
перепельменить навыворот, лишь бы не как при советской власти...
Лагерь ему тоже достался не просто так. Ему спецлагерь поручили, такой,
в который министр внутренних дел Всеволод Глущенко приказал швырять всех
прежних милиционеров, не снимая формы, на срок от десяти и выше. Министр
добился у императора, чтобы в лагере не создавать лишней судебной волокиты,
организовать простую арифметическую систему автоматических зачетов: год за
десять. Это значит: прослужил в милиции год - сиди десять лет. Прослужил
пятнадцать лет - сиди сто пятьдесят. Хоть чемпионат устраивай. Самую длинную
дистанцию схлопотал какой-то старый хрен из неведомого города Почепа,
заработал за свои пятьдесят шесть выслуги - пятьсот шестьдесят
соответственно. Даже странно, что ни у кого не оказалось, к примеру, стажа в
восемьсот лет. Ах, ну да, тогда же еще милиции не было, тогда полиция была,
тогда незаконный внебрачный царь был. Но жалко. Вот бы ходил на зоне один
всего, а сроку у него - как у всего политбюро возраст! Восемьсот лет. Хотя
зачем это?.. Забавина пустая, мент поганый он и есть мент поганый, он и
десять не потянет, сайра ему не положена, потому что ни передач, ни писем,
ни баб-свиданок, никаких поощрений. На работу их за зону не выводят, у них
прямо тут работа: ведут подкоп из одного барака в другой. Проведут - запал
туда, бабах, затоптали, долби теперь другой подкоп. Заметим, что в вечной
мерзлоте. Кто не долбил, пусть подолбит. А каждый долб в сторону как побег
рассматривается, только так.
Мысль о побеге возвратила нетрезвого Михаила Макаровича Синельского к
действительности. Действительность была отвратительная, потому что перестал
работать радиоприемник. А это значило, что поломали антенну. Антенной для
Мишиного знаменитого транзистора на лампах служил лагерный периметр из
колючей проволоки, он, когда ток по нему пропущен, еще лучше принимает. А
если антенна отказала, это значит перекусили где-то проволоку, поломали
колючку. Значит, опять кто-то посушить рога захотел, то есть в бега рванул.
"Интересно, сколько их в этот раз рвануло?" - подумал Миша очень
отстраненно. Чтоб удрапать с зоны, нужна одежка, потому как если в шинелке
кого хоть за двести километров от Великой Тувты поймают, тому сто империалов
за живого, десять за мертвого. Ну, а словленному - наколку. На левую щеку -
"бегун", на правую - "засратый", и обратно зона, только теперь срок пойдет
вдвое. Автоматом, без пересуда. "А у меня какой срок?" - подумал Миша и
пролил рюмку, а затем рассвирепел, потому что как радио замолчало, так
больше и не хотело, подлое.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг