Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
российскому  престолу  все это  седьмая вода на  киселе. Последнее выражение
негр  перевел с  особым  вкусом, он  любил  русские  идиомы,  находил в  них
элементы колдовства.
     И  никаких  у нее чувств -  ни кузенных, ни  кузинных.  Ну и  что,  что
покойному  Кириллу  -  пятиюродной  кузиной?  Тут  Софью  озарило: она гордо
выпрямилась  и  заявила, что  питает  родственные  чувства только к великому
русскому народу, а  дружеские - только к друзьям великого русского народа. С
этого  момента кое-кто из корреспондентов стал с пресс-конференции исчезать:
эта  фраза  вполне  годилась  в качестве шапки-заголовка. Негр смягчал слова
Софьи при  переводе, но ее злобища буквально  висела в воздухе и отбивала  у
возможной  наследницы  престола немало симпатизирующих.  А  тут  еще  кто-то
вспомнил  родную  душу,  лондонскую  тетку Александру; тут  мужчины  в зале,
особенно  белые,  совсем  приувяли.  Кажется,  феминисток  побаивались.  Это
вселило в Софью уверенность, и она повторила, что родственные  чувства у нее
только к русскому народу, а тетушка Александра наверняка их разделяет.
     - Княгиня Александра пока что заявляла лишь  о любви к русским женщинам
и ждет  их  помощи в борьбе  с мужчинами... Ваши комментарии? - подал  голос
кто-то.
     Софья  представила  себе  мерзкое   мурло,  муженька   Виктора,   потом
ублюдка-братца  Павла,  других  подонков и  решительно ответила, что княгиня
Александра  совершенно  права,  что  русские  мужчины  все, что  могли,  уже
совершили, - потом вспомнила очаровательного восточного мальчика и добавила,
что  без русских мужчин можно обойтись и в делах государственных, и  во всех
прочих.  В зале немедленно пошел шорох, число  присутствующих  убавилось еще
раз. Софья так и не могла понять: есть в холле  русские монархисты, или  нет
их  вовсе,   и   понимают   ли   они  всю   пропасть,   разделяющую   гнилых
дореволюционнных  Романовых  и  настоящих,  старших,   которых  она,  Софья,
возглавляет, и  коих тетка Александра в Лондоне, похоже, является  достойной
представительницей. Софья осмотрела  поредевшую аудиторию и с  удовольствием
констатировала,  что женщин тут  немало,  хотя они  и мужиковатые  какие-то,
Софья же во всех женщинах, кроме себя, ценила изящество.
     Конечно,  задали  Софье  вопрос  о  том,   как  именно  собирается  она
возвратить  себе законный  престол  предков.  Претендентка  без  размышлений
отвечала, что  у нее есть точный и продуманный план, которым не  настало еще
время делиться с  прессой. Это  опять  впечатлило,  это должно  было уйти  в
печать - и еще раз сократило число присутствующих на конференции.  И вопросы
о  будущем России Софья  без ответа не  оставляла - ни секунды не колеблясь,
заявила  она, что отныне, начиная с ее,  Софьиного правления, и до скончания
веков,  останется   Россия   неограниченной   монархией  без  всяких  глупых
конституций, которые людям только  голову  мутят. Демократией кое-кто в зале
тоже был сыт по горло - слушателей убавилось еще раз. Представители солидных
газет пытались дальше этого вопроса не идти, но  тут монашествующий недоумок
из "Оссерваторе Романо" поинтересовался, каковы перспективы  на  введение  в
России католичества, а потом другой недоумок из американской "Гей уорлд", на
лацкане  которого  красовались  изображение  голого  мужика  в  позе  статуи
Свободы,  стал  допытываться,  чего  именно  может  ждать  в   новой  России
представляемое  им меньшинство, и  пошло, и  поехало, и посыпались вопросы о
Ближнем Востоке и Крайнем Севере, о  любимых звездах  бейсбола  и  фаворитах
скорпионьих бегов, о последнем "Мистере Антиное" и последней "Мисс Юнион", -
и  тут негр как-то сразу устал. Софья сослалась на сильную ограниченность во
времени,  и  негр   с  ее  благословения   пресс-конференцию  закрыл.  Софья
чувствовала себя как выжатый лимон, но корреспонденты этому лимону были явно
благодарны за то, что из него вообще хоть что-то вытекло.
     Софья  вернулась  в спальню. У постели  на  столике возвышались папки с
вырезками,  мальчик,  видимо, весь вечер  их сюда  таскал. Мальчик  тактично
отсутствовал, что сейчас Софье было приятно, она не могла придумать, как ему
элегантней  давать чаевые,  валюту на них  тратить было очень жалко. Слыхала
она, что в  Непале можно  чаевые  карандашами давать, но то ли возьмут здесь
карандаш, как валюту, то ли нет, да и не прихватила она из России достаточно
карандашей, не до того было.
     Сразу поразило Софью  то, что  папки были  заготовлены  лично  для нее,
притом  очень  давно:  надписи  на внутренней  стороне  каждой  обложки ясно
сообщали,  что  данный  экземпляр  подобран до  востребования  лично  Софьей
Федоровной  Романовой,  в   морганатическом  браке  -  Глущенко,   и  подбор
материалов начат полтора года  тому назад, то есть  тогда, когда  она еще  и
Брокгауза-то не  распотрошила!  Не  жалея средств,  неведомые  доброжелатели
вкладывали в папки даже не копии материалов, а подлинные вырезки. На обороте
первой  же  из них Софья  обнаружила цветное изображение значительной  части
некоей  хорошо   загорелой  девицы,  которая  эту  самую   свою  часть  тела
демонстрировала так, чтобы у зрителя и мысли не было о девственности. Софья,
может  быть,  даже  покраснела  бы,  но не умела. Вырезка  была из  журнала,
издаваемого  на  немецком языке почему-то  в Норвегии. Но  обратная  сторона
загорелой девицы  содержала  не  что  иное, как  давнее  интервью  с  теткой
Александрой, Софья  слабо знала язык, толком ничего  не поняла. Но  приятно,
что  и старухе кто-то уделил внимание. Девять десятых вырезок было, увы,  на
непонятных языках, но по-русски читала Софья  свободно,  и  французский тоже
помнила. И видела Софья огромный интерес мировой печати к Романовым, то есть
к своему крайне правому делу.
     Сперва Софья поискала: нет ли каких-нибудь специализированных изданий у
русских монархистов.  И  сразу  наткнулась на  прихваченные  скрепкой листки
брюссельского, не очень  типографского на  вид журнальчика "Правофланговый".
Здесь   опять-таки  с   первых  же  строк  немыслимыми  помоями   окатывался
распреподлый  масон Александр Первый, лицемерно вместе со своим  прихвостнем
Кутузовым делавший  вид, что воюет с Наполеоном,  а на деле употребивший все
силы,  чтобы корсиканскую падлу спасти:  ведь  всем известно,  что к  вящему
посрамлению  веры  Христовой  Наполеон  собирался   восстановить  синедрион,
объявить себя Мессией,  собрать  евреев и  повести  их на полное искоренение
христианства.  Александр  не  только  затравил   св.  Фотия,  в  миру  Павла
Спасского,  не  только  задушил  дарование  Аракчеева,  но  и   пора  вообще
разобраться  с  его  личностью,  а   был  ли  Александр  в  действительности
Александром,  а  если  был  даже,  то воистину ли Романовым? Ведь еще в 1776
году, за  тринадцать месяцев  до рождения  Александра, государь Павел Первый
произнес свои великие слова: "Я желаю быть лучше ненавидимым за правое дело,
чем любимым  за дело  неправое"  - и уехал от жены в  Гатчину, и  тринадцать
месяцев  с ней не виделся, так что отцом  так называемого Александра Первого
был, конечно, кто-либо из жидов, масонов,  конюхов, либо всех сразу.  Но вот
уж зато что было совершенно точно известно рубакам из "Правофлангового", так
это  то, что  весь  1795  год  государь провел  буквально  не  сходя  с ложа
государыни, ибо ждал с часу на час кончины матушки Екатерины. Ну, потом жена
родила  ему  единственного  законного  сына,  грядущего  императора  Николая
Первого,  ну,  еще через  четыре  месяца августейшая  мамаша приказала долго
жить, царь Павел снова возжелал быть лучше  ненавидимым за правое дело и  на
ложе к супруге более не восходил  ни  единого  раза, так  что  самый младший
сынок,  Михаил,  был  опять-таки  зачат при помощи  цельной  масонской  ложи
старошотландского    обряда     во    главе    с    кем-то     из    гнусных
просветителей-русегубителей.  Вот  посему-то  и  запретил  государь  Николай
Первый, лишь взошел на престол в 1826 году, все масонство как таковое, чем и
отметил  пятидесятилетие исторического желания своего отца быть  ненавидимым
за правое дело.
     Следом  за  листиками  из  "Правофлангового" была приколота  ксерокопия
ответного  письма  американского,  временно  живущего   на  Гаити,  ученого,
профессора Освальда Вроблевского,  - копия была даже  заверена  у нотариуса.
Вроблевский   популярно   излагал  брюссельским  журналистам  историю  своих
интимных  отношений с их  матерями, между тем отказываясь  самих брюссельцев
признавать своими детьми. Еще он приводил точные справки: в ночь с какого на
какое число,  -  и не в ночь вовсе, а  сразу  после обеда, во время которого
было  подано немало соленых лимонов и ананасов на гарнир, был зачат государь
император  Александр Павлович его  августейшими  родителями,  какие  способы
применялись для  такового зачатия, и многое другое интимное,  о чем прилагал
Вроблевский показания семи очевидцев оного зачатия, заверенные  у нотариуса.
Далее  была приколота  крошечная вырезка  из  газеты  "Новая русская мысль",
извещавшая с глубоким сожалением, что брюссельский  журнал "Правофланговый",
стоявший  на  позициях умеренно-ортодоксального  монархизма,  прекращается в
связи  со  скоропостижным  инфарктом,  постигшим редакцию.  Софья не  совсем
поняла, почему нет продолжения, и стала перебирать другие вырезки.
     Южноамериканский  литератор, которого  солидный журнал рекомендовал как
"лучшего среди лучших русских эссеистов Южного полушария", обращался прямо к
будущей императрице Софье Второй, призывая немедленно ввести в России старое
правописание, звательный падеж, официальное обращение "премноговозвышенный",
а в дальнейшем глаголицу, двуперстие и  ограниченное  в  правах новгородское
вече.  Напротив,  третьеволновый  литератор  почему-то  считал,  что  всякие
попытки хулить живопись величайшего из русских художников Ильи Даргомыжского
- святотатство по отношению к России, а уж если вспомнить,  что Даргомыжский
в  своей  фамилии  твердого  знака  не  ставит,  то  вообще  всякая  попытка
реставрации  старого  правописания  и  Романовых  исходит от  жидомасонов  и
клеветников России. "Вестник Русского Студенческого Слова о полку Игореве" в
ответ  на  всемирную дискуссию  о Романовых  печатал  обширные  выдержки  из
неизвестной  статьи  дореволюционного русского философа  Василия  Сеземова о
пользе  дремания  во  время  ловли  раков  на  острове  Валаам  -  над  этой
публикацией потешался монреальский "Соглядатай" и в знак протеста против нее
печатал  полный,  не  подвергнутый  цензуре текст  канадского  национального
гимна.
     Голова Софьи распухла: русская зарубежная печать возмутила и обидела ее
всем, чем могла обидеть, - Софья и без того умела обижаться на что угодно, а
тут -  тут и в самом деле было на что  обидеться. К примеру, почему, если уж
ее, Софью, кто-то и упоминал, то непременно сразу же начинал  от нее чего-то
требовать,  признавал  ее  "при  условии"?  Она-то ведь  никому  условий  не
ставила.  Ее-то  права  на русский престол были безусловными, это же ребенку
ясно.
     Почему-то  больше всего  обидел Софью ее  собственный портрет в журнале
"Шпигель",  снабженный корректной  подписью:  "Ее  Императорское  Величество
Софья Вторая". Надпись такого содержания Софья по-немецки вполне  разобрала,
но  какое право они, помещая этот портрет, имели вообще свой журнал печатать
на  немецком  языке,  а  не  на понятном русском,  или,  на худой конец,  на
французском? Софья не знала  о  том,  как аккуратно  вынуты из ее папок  все
листочки с  малейшими  упоминаниями имени  Павла Романова,  ее единокровного
брата,  ибо лично предиктор Клас  дю Тойт  грозил всеми казнями  египетскими
всему  цивилизованному  миру,  если Софья Романова  с подобными  материалами
познакомится  раньше времени. Марсель-Бертран Унион нечаянно упустил  только
рисуночек геральдического  щита с портретом Павла,  но его Софья  увидела до
пресс-конференции, а после нее, слава Богу, эту мерзость начисто забыла.
     К часу  ночи Софье все  зарубежные  журналы настолько надоели, что  она
решила  заснуть, - но спать не хотелось. Она  стала дергать за шнурок, чтобы
дали снотворного, - появился восточный мальчик, снотворное принес, но оно не
понадобилось,   Софья  обошлась  мальчиком.  Хорошо  отоспалась,  а   наутро
обнаружила возле своей постели поднос с горячим завтраком; на том же подносе
лежал  и  билет  на самолет до Лондона. Мальчик явился  по первому звонку  и
сразу  подтвердил,  что  и  он  в  Лондон  летит,  и  мэтр  Унион, -  больше
подтвердить  ничего не успел, он был изящен и ласков, Софья самое такое  вот
больше всего  и  любила,  и  она  спешила хоть  немного угасить  свою жажду,
сравнимую  лишь с той, что  мучит человека, заблудившегося в Сахаре. Мальчик
не противился.
     Софья успела еще немного  поспать, а когда  проснулась,  Унион доложил,
что  вещи уложены и можно ехать  в аэропорт.  На вопрос  - где мальчик? - он
только пожал плечами, видимо, мальчик в свиту Софьи  не входил. Унион вообще
обычно обходился своими силами, молодой Умералиев был  удобен, исполнителен,
но не более: в любой момент мог уйти как вода между пальцев, даже просто как
водяной  пар, в который он так любил превращаться, выворачивая трусы. Покуда
выносили  чемоданы, Софья  еще  успела слегка подправить ногти на  руках.  И
ничуть не обратила внимания на то, как аккуратно собрал негр остриженные  ею
ногти в  пакетик,  как  аккуратно убрал  его  в  нагрудный  карман.  "Чистая
работа", - подумал он  о себе с  похвалой. Ни  от кого больше он похвалы  не
ждал.
     "Боинг"  оторвался от взлетной полосы, и Софья вздохнула с облегчением,
хотя все  время инстинктивно ждала, что вот-вот загремят выстрелы  и самолет
угонят  в  Шереметьево,  а оттуда -  прямая  дорога  в неминучий Новодевичий
монастырь.  Черные  тюрьмы Бенгази и  Триполи ей не мерещились, она о них не
знала, хотя шанс  угодить  именно  в  такую  тюрьму  прямо из  "боинга"  был
побольше, чем на внутрисоветском рейсе. Смотреть  в  иллюминатор было  не на
что, одни  облака.  Не  глядя никуда,  она взяла из рук  стюардессы  фужер с
минеральной водой  и выпила, лишь потом сообразив, что вот  так  ее отравить
легче легкого. С испугом  она подняла  глаза на  стюардессу,  прищурилась  и
осознала, что стоит перед ней,  облаченный  в фирменное  платье, все тот  же
давешний  восточный  мальчик  и  делает  губами  "Тс-с".   Настроение  Софьи
улучшилось,  она  и  так  предполагала, что никуда  восточный  красавчик  от
русской  царицы  не денется,  но приятная  неожиданность  всегда  неожиданно
приятна.
     Самолет скоро пошел на посадку, рукой подать от Копенгагена до Лондона.
Впереди маячила  встреча  с теткой  Александрой Михайловной; не совсем  было
понятно, зачем  нужна теперь  эта встреча, если Запад признал Софью законной
наследницей   русского  престола,   вон  даже   жалкий  "Шпигель",  до  того
провинциальный,  что  русского  языка  не  знает, и  тот именует ее все-таки
"Софья  Вторая".  Но принятых  решений Софья  никогда  не отменяла.  Принято
решение повидаться с теткой  Александрой - так быть же по сему. Софья выпила
еще фужер минеральной воды и с  сожалением  проводила  взглядом удаляющегося
вдоль прохода мальчика в женской одежде.
     В Лондоне таможня Софью совершенно не потревожила, все хлопоты  взял на
себя  Унион.  Он  же  оказался   за  рулем   большого  автомобиля,  черного,
выбранного,  наверное, в  тон  своей  коже. Как-то  странно, очень допотопно
выглядел  автомобиль,  все  на него оглядывались, кто  с  удивлением,  кто с
почтением, хотя автомобиль  был не новый. Софья  решила, что  это, наверное,
такой кадиллак  типа лимузина, наверное, "мерседес", в  марках машин  она не
разбиралась,  не  царское это дело. Ей мало  что сказала  бы подлинная марка
машины - "альфа-ромео"; то, что  год ее выпуска довоенный, - скорей  обидело
бы, чем обрадовало, потому что могли бы за ней  и  новую машину  прислать, а
то,  что  в Европе "на  ходу" второго экземпляра той  же марки того же  года
вообще  нет, разве  что приняла бы как должное, - она как-никак императрица.
Но  то, что автомобиль старый, ее все-таки удивило, тогда Унион напомнил ей,
что  бедная  английская  королева и вовсе едет  в карете. "Дань  традициям".
Софья смирилась с  императорской  своей  участью, и  "альфа-ромео"  пополз к
Хайгейту, где  в  непосредственной  близости  от  кладбища с  Карлом Марксом
запасливый  Унион давно  купил на  свое  имя  недурной особняк,  - все  же в
"Доминике"  он  зарабатывал  очень  прилично,  скопил  кое-что.  По  дороге,
впрочем, появился  эскорт, четыре бронированных машины торжественно окружили
"альфа-ромео" и  открыли  по  нему стрельбу. Унион не  повел  ухом, все  эти
террористы из Лиги борьбы с Романовыми давно были им перекуплены  и стреляли
именно так, чтобы ничего в  императорской  машине  не повредить,  да и жалко
было машину. Унион быстро оторвался от преследователей, пусть там лондонская
автоинспекция  сама  разбирается,  и  вырулил  на стоянку  перед хайгейтским
особняком. Вещи  Софьи  он  внес  в дом  сам,  показал императрице  спальню,
приятно  удивив  ее:  мебель  там  стояла из  того же  гарнитура,  что  и  в
копенгагенском доме. "Да, это не московские  гостиницы!"  Завоевать, что ли,
эту Англию вместе с Данией? Бытовые удобства все-таки получше, чем в России.
     - Вам нужно отдохнуть, великая княгиня Александра Михайловна в двадцать
один по Гринвичу делает  доклад, -  сказал восточный мальчик, выходя чуть ли
не  из зеркала. Софья только успела заметить, что мальчик покраснел, и сразу
выбрала наиболее приятный способ отдыха.
     Унион деликатно переждал часок-другой,  потом постучался к ней. Мальчик
давно убрался  в зеркало, а  Софья лежала на  софе  и размышляла о наилучшем
обустройстве  государства Российского. Негр  сразу  извинился за инцидент со
стрельбой,  сообщил, что  виновные уже пойманы и отправлены в Южную Америку.
Зачем их туда отправлять -  Софья как-то  не  усекла, она знала, что в Южную
Америку спокон веку убегают от карающего правосудия немецкие фашисты. Что им
так неймется, зачем они все время воюют с Романовыми, -  об этом Софья знала
еще из  отцовского дневника, зачитанного в Копенгагене, - жили бы себе тихо,
как все нормальные люди, под скипетром династии Романовых,  не  надо было бы
убегать  на край  света, в  Южную  Америку.  Она,  Софья, может  быть,  даже
Северную бы им выделила, в России места много, на всех хватит.
     Унион  вручил Софье  документ  на  право  ношения незарегистрированного
оружия, вручил и само это оружие, диковатый револьвер с пузырчатым  стволом,
и две пачки денег. В одной  Софья опознала английские фунты, в другой ничего
не опознала,  видела  она  плохо  и  разглядела  только надпись  на  верхней
банкноте:  "100  кортадо",  все остальное уж больно мелкими буквами было там
написано, а  слева от цифры  был нарисован какой-то  дед в  рясе, с баяном в
руках: ничего не понять, но, видимо, деньги. Лишь позже, уже покидая Англию,
когда  с   обидной  быстротой  растаяла  толстая  пачка  фунтов,  Софья  эти

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг