Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
безделушки ваших предков!  И сразу просить прощения позвольте, что у черного
волхва по правому ботфорту  трещинка  наметилась, но  все прочее  в целости.
Распаковать!
     Через  немногие секунды на брошенном  поверх красной  дорожки текинском
ковре  засверкала  вся  рождественская сказка  свибловского леса, краса села
Нижнеблагодатского,  предмет большой зависти  американского  шпиона  Джеймса
Найпла. Даже  обезьяны  примолкли, озаренные отсветами старинного уральского
цветного дутья.  Щенков  сперва  онемел,  потом,  как  и  следовало ожидать,
зарыдал в три ручья.
     - Дедушка  рассказывал...  А  я так  и  не видел... Бабушка  пела...  -
прохлюпал заведующий броненосцами, и дед Эдя решил, что пора вмешаться:
     -  Граф  растроган  оказанным  вниманием,   ваше  высочество.   Он   не
сомневается в  подлинности  реликвий,  и они  займут  достойное место  в его
коллекции.  В  качестве...  -  дед  Эдя затих  на  четверть  секунды, затем,
посещенный внезапным озарением, вдохновенно закончил: - В качестве ответного
дара, ваше высочество,  просим принять племенного бойцового петуха наилучших
кровей Королевства Датского! - обеими руками дед подхватил клетку с Мумонтом
и, спиной чувствуя наставленные на  него бабьи пулеметы, просунутые сзади  в
вентиляцию, подтащил  петуха к  стопам сношаря, обутым  в разношенные сапоги
без каблуков. Сношарь придирчиво оглядел петуха, постучал  кривым пальцем по
клетке.
     - Добрый кочет. Знатный подарок. Премного благодарствуем, - деревенским
тоном  закончил сношарь, ибо Лексеич перед благостным видом бойцового петуха
сейчас явно  спасовал перед Пантелеичем. - Настасья,  - позвал он, от дверей
безошибочно отделилась пожилая  баба в  газырях,  -  прими  дар.  Звать  его
будут...
     - Мумонт! - подсказал Корягин.
     - Э? Ну, пущай, Мумонт, стало быть, борозду не попортит,  хочь и молод.
Как, бабы? - спросил великий князь у спутниц.
     - Никак нет! - гаркнули военизированные бабы хором.
     - Приятно было  познакомиться, князь, то есть  граф... - начал сношарь,
когда  клетку  с  петухом  унесли, а  игрушки  снова  уложили  по ящикам,  в
продолжение какового действия Щенков непрерывно крест-накрест  утирал слезы,
то  правым  кулаком с левого  глаза, то левым с правого.  -  Только  приношу
извинения, дела меня ждут, срочная работа.
     - Так точно! - не стерпев, брякнула старшая Настасья. В иное время, ох,
не сошло бы  это  ей с рук, но сейчас  сношарь отчего-то и  ухом не повел на
такое нарушение субординации.
     Сношарь  поклонился и быстро исчез в  дверном проеме вместе и с  бабьим
эскортом, и с  ловко выдернутой из обезьянника ковровой дорожкой. К счастью,
уходя,  уносил  сношарь и петушиный камень  с сердца  Корягина, оставляя  на
память  о себе два ящика  драгоценного  фамильного стекла Свибловых. Щенков,
хоть и  был на рыдательном взводе  и  по этому  случаю, -  как  и  по любому
другому, - но пролепетал сквозь слезы,  что все-таки его шалаш из пальмового
лапника - не место для  хранения  таких ценностей, и хозяйственно утащил оба
ящика  в клетку к белоспинному  другу, за самую длинную полку задвинул,  под
такой охраной всего спокойнее.  Но когда запихивал ящики поплотней, подальше
- неожиданно сдвинул забытое ведро, а за ним нашлась заначенная, чуть ли еще
не сентябрьской покупки, поллитровка,  не  открыть  которую в  такой светлый
день было просто глупо. Щенков  утешенно  протер бутылку  полой пальтишка  и
принес ее в предбанник, где Корягин недоуменно соображал, - где ж это Елена?
Пора  бы уж  и забрать ей отца отсюда, раз Юрка в себя пришел и меньше ноет.
Корягин  глянул на бутылку и похолодел:  не  хватало  еще  гидролизный спирт
пить, им и клетки-то попугаям мыть опасно. Щенков все-таки настаивал, но тут
протелепался мимо открытой двери гориллятника Львович вместе с двумя другими
Львовичами,  Щенков  их окликнул, они с радостью хлынули к дедам.  Налили по
наперсточку  и по второму, Эдя чокался перстнем, все  время размышляя, где ж
это Елена, когда время уже чуть ли  не обеденное? Японцы,  кажется, все свои
художества в дельфинариуме почти доклали. Делать Корягину  в зоопарке дальше
было решительно нечего, он слушал долгие жалобы Львовичей на семейную жизнь,
отмечал, что у  него самого с семейной жизнью как-то странновато,  но все же
не  так  погано, - вот что  значит овдоветь вовремя!  - и дочки  неплохие, и
внуки ничего,  научить бы их только отличать куриные яйца  от всех  других и
все другие  между собой. А как все-таки удачно  великий  князь  подвернулся,
он-то лапшу из Мумонта не сварит!
     Слухи про сношареву  деревню, занявшую все историческое Зарядье, ходили
по Москве самые невероятные, но для Корягина имело ценность лишь то, что там
хорошо  относятся   к  курам.  Между  тем,  видать,  не  зря  был   перекрыт
Москворецкий  мост,  и со стороны Китайского проезда  тоже к бывшей "России"
закрыты все подступы; везде  стояли  плотные  заграждения  из  синемундирных
гвардейцев,  за  спинами  у   них  виднелась  нейтральная  песчаная  полоса,
насыпанная,  как  на  советско-китайской  границе,  вручную,  бабы  сами  ее
сделали, чтобы  следы оставались, если  кто  рванет через  эту  своеобразную
запретку; за полосой стояли противотанковые ежи, а  за ними - кордоны бабьей
гвардии  с семиствольными  "толстопятовыми",  баллонами  нервно-парализующей
"жимолости"  и  гранатами  "Ф-один".  На  выстрел не  подступиться. Все  это
организовали бабы не зря, слух по  Москве про  чудо-мужчину "сношаря" пополз
невероятный, имели место несанкционированные выступления женского населения,
даже  митинги и  сходки,  чаще  всего  в  женском туалете на  Петровке,  там
какая-то  фарцовщица  божилась, что позавчера только  из-под  их  высочества
отряхнумшись.  Имелись  случаи  попыток  пролета  в  Зарядье  на самодельных
воздушных  шарах,  прополза сквозь  канализационные трубы и других серьезных
диверсий.  Однако и  синие гвардейцы,  и бабий батальон, кажется, почти  все
покушения на драгоценное рабочее  время сношаря сумели пресечь. Кроме  двух,
ну, трех случаев: одна баба умудрилась влететь в печную  трубу Дома Романова
из затяжного прыжка с парашютом  с трех  тысяч  метров, - кажется, была баба
чемпионкой мира по этим  прыжкам, -  да еще кошелку  с яйцами не побила, ну,
такую камикадзиху Лука Пантелеевич брал под свою защиту, и ему перечить было
опасно.  Из-за  этого  случая и еще из-за одного  или двух страсти в  Москве
накалялись, и кое-кто боялся, что, когда ринутся толпы баб из Замоскворечья,
сомнут противотанковые ежи, новая Ходынка будет, и еще хуже. Но пока что все
ограничивалось грозными слухами.
     Конечно, не все московские бабы намеревались  идти на штурм Зарядья, но
многие готовились. Лишь очень немногих женщин Москвы сношарь более или менее
не интересовал. Не занимал сношарь мыслей как раз одной из дочерей Корягина,
старшей, Елены. Мысли  ее  были куда более важными, не до плотских  радостей
было   нынче   жене   без   пяти   минут   канцлера   Российской   Советской
Социалистической Империи -  или  как  она  там называться  будет? -  Георгия
Шелковникова. Помимо того, что была Елена Эдуардовна  женой своего мужа, она
ведь была еще много кем: и агентом английской разведки, и хозяйкой борделей,
и  содержательницей  опиумных курилен, и владелицей  подводного  ресторана в
эмирате  Шарджа,  -   а   еще  имела  весьма   высокое  звание  Посвященного
Восемнадцатой   степени,   что   очень   и   очень   немало   для   лилового
старогренландского масонства, к которому принадлежала  солидная ложа  "Лидия
Тимашук",   где   Елена  Эдуардовна   носила   чин  Пособляющего  Поместного
Мастера-вредителя.  Девятичленная,  а  значит,  очень  труднодоступная  ложа
основана   была   еще  в   славные  годы   победы   над   культом   личности
врачей-вредителей; и,  кстати, именно в  память этой  победы все члены  ложи
прибавляли к своему званию почетно-символическое слово "вредитель". И сейчас
персональный мужнин ЗИП катил Елену Эдуардовну в сторону Кудринской площади,
неизбежному месту  свершения  судеб российской Реставрации,  - на  заседание
ложи.
     Странных людей объединяла эта ложа, - возможно, знай о ее существовании
Георгий Давыдович, он  счел бы  их еще более странными, - но жена  тщательно
следила,  чтобы мужа подобной  лишней информацией не беспокоили. Более всего
странным    показался   бы   барону    Учкудукскому    председатель    ложи:
венерабль-вредитель тридцатой степени  посвящения Владимир Герцевич Горобец.
Более  того,  очень удивил бы барона тот  факт, что и  заместитель  Горобца,
поместный мастер-вредитель Елена  Шелковникова,  тоже ничего,  ну решительно
ничего не может выяснить  толком  о  личности Горобца, - кроме того,  что он
возглавляет как минимум две масонских ложи, каждая из которых  полагает себя
в смертельной вражде с приверженцами другой и, более того,  полагает таковых
врагов-приверженцев давно изведенными под корень.
     Среди  других  членов  ложи  были  люди  столь  же  неожиданные,  -  за
исключением, быть может, хранителя печати ложи, секретаря-вредителя, которым
вот уже лет десять числился известный всей Москве экстрасенс-психопат Хамфри
Иванов, личность глубоко  бородатая и властолюбивая.  Должность стюарта ложи
здесь с  давних пор занимал Валериан Абрикосов, близкий друг Хамфри Иванова,
но из-за происков мирового  еврейства и чувашства ложе приходилось сноситься
со   своим  великим  попрошаем   через  какого-то   американского   медиума,
соглашавшегося принять послание к Абрикосову и передать его ответ  только по
личной просьбе  президента  США, с которым Горобец был какими-то  масонскими
делами немного связан. Последнее  заявление Абрикосова сводилось к тому, что
присутствовать  на  собраниях ложи он больше не может, слишком  уж он  давно
умер и потому отдохнуть хочет;  поэтому, согласно уставу, должность  стюарта
ложи, великого  попрошая  становилась  вакантной. Следовало  незамедлительно
избрать нового  великого попрошая, неявка на заседание ложи каралось смертью
и  выговором с занесением  в карточку  партучета.  Так что  обречен  был дед
Эдуард сидеть и дожидаться свою дочь в зоопарке, покуда не выяснится, кто же
все-таки  должен  занять  пост   великого  попрошая  ложи  "Лидия  Тимашук";
кандидатов  было  двое,  и  оба   относились   к  числу  достойных,   весьма
протежируемых лиц.
     Елена  Эдуардовна остановила  ЗИП возле  планетария,  никому не кивнув,
прошла  в  комиссионный магазин,  торговавший импортными  магнитофонами, там
привычной дорогой удалилась  в  кабинет  директора. Директор  молча  склонил
голову и быстро  выскочил из кабинета,  оставив  Елену Эдуардовну  одну. Она
заняла его кресло, мельком взглянула в зеркало пудреницы,  подвинула к  себе
допотопный "Ремингтон"  и  одним  пальцем,  стараясь не  повредить  маникюр,
напечатала, - притом никакой бумаги в машинку не вложив:
     ПЕРЕТУ ПЕРЕНОН
     Повинуясь раз  и  навсегда заданному коду,  директорское  кресло унесло
Елену Эдуардовну в глубокие  подземелья под магазином. Спуск был скоростным,
но все  же длительным, в конце  концов Елена Эдуардовна очутилась в  белом и
чистеньком  помещении,  ни дать ни  взять  ординаторская  в  институте имени
Склифосовского,  -  там  кресло  остановилось,   а  когда  Елена  Эдуардовна
соизволила его освободить, унеслось  ввысь. Дальше  по  чину ложи полагалось
четверть  часа  "одиночного  радения":  теоретически  считалось,  что  Елена
Эдуардовна,  стоя  на одной только пятке  правой ноги, вертится  очень-очень
быстро,  так,  чтобы  даже  лица  нельзя было  увидеть,  а  превратилась  бы
почтенная канцлерша как бы в белую колонну. После этого разрешалось еще - по
желанию - поговорить неведомыми языками, но не обязательно. Елена Эдуардовна
была воспитана в традициях реалистических, хотя и теософских, и, ясное дело,
ни  на  какой пятке  не  крутилась: отведенные на это занятие четверть  часа
употребила она иначе: вызвала из стены некое существо в белом балахоне  а-ля
ку-клукс-клан, которое и подправило  ей износившийся за день маникюр. Что же
до говорения иными, неведомыми языками, то не  без основания полагала Елена,
что в ее ложе займутся этим другие.
     Елена  Эдуардовна никогда  не опаздывала,  если куда было назначено. По
истечении всех приготовительных  сроков и ни секундой  позже поднялась  она,
переоблачилась с помощью ку-клукс-кланоподобного существа в просторные белые
одежды,   положенные   заповедными  гренландскими   уставами,   и,   изредка
поворачиваясь вокруг  своей оси, - для тренировки, не более, - пошла длинным
белым  коридором,  уровень  коего  понижался и повышался  без всякой видимой
причины. В  отличие  от  подвалов  Хитровки, за столетия  под  чьими  только
флагами не побывавших, кудринские катакомбы спокон веков служили одной цели:
были тут винные подвалы, заложенные кем-то  в  прошлом столетии, потом более
или менее по  тому  же назначению использованные гранд-очаровашкой  маршалом
Берией, чей дом располагался рядом; позже часть подвалов досталась высотному
гастроному. Но только часть, и  самая сырая, та, что поближе к речке Пресне,
вообще-то заключенной  в трубу,  но в старом  зоопарке протекавшей свободно,
выдавая  себя за пруды.  Остальная  часть  подвалов,  приблизительно  девять
десятых, принадлежала масонской ложе. Были подвалы не особенно глубокими, но
на диво просторными, из-за них даже подземного перехода через Садовое кольцо
возле  Кудринской  нельзя  было построить.  Там, за тысячами  сорокаведерных
бочек  бастра  и  мальвазии, то  есть, конечно, сплошного  абрау, но древние
запреты ложи  не  разрешали думать  и выражаться  современными символами,  -
располагалась комнатушка,  где ложа "Лидия  Тимашук", или,  иначе, Ложа Жены
Великой Добродетели, проводила свои агапы, - иной раз даже с водочкой.
     Одновременно с поместным  мастером-вредителем  через  несколько  дверей
вошли в  комнатушку шесть из девяти членов ложи. Свое председательское место
давно  уже  занимал  венерабль-вредитель  Горобец,  или,  по-здешнему,  брат
Владифеликс  Виссарэдмундович.  Напротив  него,  на  другом  конце  длинного
деревенского  стола,  сидела  пожилая,  даже   очень  пожилая  женщина,  чье
присутствие в масонской  ложе было загадкой даже  большей, чем  сам Горобец.
Звали ее  просто  Баба Леля;  носила она с  самого, кажется, основания  ложи
звание ритора-витии и каждый  раз поднимала бунт,  если кто-либо в обращении
ронял   привычное   масонскому  уху  "сестра-вредительница".   "Никакая   не
вредительница! -  вскипала  Баба  Леля. - Сам ты вредитель", - и допустивший
оплошность, памятуя, что  это чистая правда, что он самый настоящий почетный
вредитель,  а Баба Леля старейший член ложи, смущенно умолкал.  Беря в  руки
любой  предмет, вручаемый ей во время агапы-заседания,  Баба  Леля  говорила
загадочное заклинание: "Беру и помню". Известно было о ней  совсем немногое:
что живет она под Москвой, что она вдова сельского учителя, мучится подагрой
и ревматизмом, а желчный пузырь у нее и вовсе вырезан. Ходил также слух, что
она знает  все:  только  вот думы  в  ней много,  а ничего не скажет. Однако
совершенно  достоверен был  тот  факт,  что  однажды к ней  за консультацией
обращался  сам  предиктор  ван Леннеп, и ему Баба Леля  сделала  исключение,
ответила.  Она  сказала: "Да кто  же его знает, милок", - и  ван  Леннеп был
ответом  совершенно удовлетворен. Еще было известно, что происходит  она  из
каких-то дремучих старообрядцев-забайкальцев, и это  в  глазах  членов  ложи
придавало ей колорит еще большей таинственности - такой таежный.
     Когда все восемь членов ложи опустились в положенные им кресла, Горобец
расправил полы своего просторного белого балахона, ритуально похлопал по два
раза под каждым ухом,  что повторили за ним все присутствующие,  кроме  Бабы
Лели,  которая по причине подагры вот  уже  лет двадцать как не похлопывала.
Горобец чуть привстал и простер перед собой руки.
     - Порадеем? - вопросил он.
     - Порадеем!  -  ответила часть голосов. Одно место за столом пустовало,
Баба  Леля,  ясное дело,  молчала,  а хранитель печати был к членораздельной
речи сегодня не расположен.
     - Что содеем?
     - Все содеем!
     - Ча-ча-ча да чи-чи-чи! На  печи сидят врачи! Долбят носом кирпичи! Ты,
Лидуха, не молчи, паразитов проучи! Лидия! Лидия!
     - Буду в лучшем виде я! - по долгу, низким голосом ответила Елена, хоть
и неприятно ей было изображать Лидию Тимашук.
     - Лидия отличная!
     - Справлю дело лично я!
     Председатель снова похлопал, и вступительная часть кончилась. Заговорил
Хамфри Иванов: длиннобородый, угрюмый, искренне  улыбающийся при этом, вечно
сексуально  напряженный, - это  было слышно даже  Елене, на  что уж она себя
застрахованной  от мужских  чар  считала, а ее  тоже задевали  волны половой
энергии, исходившие от хранителя печати.
     -  Ла-ла-ла-ла!  -  понижая  и  повышая  тон,  начал  он,  -  ла-ла-ла!
Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла!
     - Брат вредитель, вы правы,  - нимало не  смущенный, ответил Горобец, -
но это не все на сегодняшний день. Есть и более сильные слоги.
     - На-на-на! - радостно-утвердительно закивал Хамфри, - на-на-на-на-на!
     -  Вот хотя бы, - миролюбиво согласился Горобец,  -  но и это не все на
сегодняшний  день.  Есть и более сильные слоги. На-на -  очень сильный слог,
согласен. Но не самый сильный.
     - На-на-на-на-на-на-на-на! -  багровея, возразил Хамфри, сильно повышая
тон, но его оборвала Баба Леля:
     - Ой, чего ты так кричишь! Чего так кричишь! Сперва пусть поедят, потом
поговоришь... Дай поесть людям, венерик!
     Венерабль, ничуть не смущенный  обращением "венерик", согласно  кивнул.
Баба Леля  вынула  из-под стола привезенный  ею  традиционный  торт  в форме
кирпича, и толкнула его через стол Горобцу.
     - Беру и помню, - тихо, но отчетливо произнес Горобец.
     - Уж и кила ирисок-то жалко, - неодобрительно буркнула Баба Леля.  Этот
диалог повторялся каждый раз, лишь очень давно, когда Елена сюда еще доступа
не имела, рассказывали, приключился такой конфуз, что Горобец,  приняв торт,
никакого   "Беру   и  помню"  не  сказал.  Тогда  Баба  Леля  громогласно  и
торжествующе провозгласила: "Бери и  помни - гони ириски!" Горобец извлек из
складок  балахона  кулек,  Баба  Леля  его приняла, сказала "Беру  и помню",
поглядела в кулек  и добавила уже неодобрительно: "Мог  бы и сливочные".  На

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг