Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
сельпо  звенели!..  А  колонии  можете  себе   забрать,  расхлебывайте  этот
Афганистан сами!
     То,  что  Джеймс  днем  продиктовал  его   подсознанию,   стало  теперь
собственными  мыслями и  убеждениями Павла. Отказ от колониальных  претензий
вне  единых границ в нынешних границах, вечный и верный союз  с Соединенными
Штатами и отказ от мировой гегемонии и еще кое-что в том же духе - всем этим
платила  Россия  и  император  Павел  Второй  за  избавление  от  голода   и
политзанятий. Никто  не требовал у него даже Восточную Пруссию.  В институте
Форбса   отлично  понимали,   что  бесполезно   требовать  подобные  вещи  у
праправнука  человека, который почти двести лет  назад привел свои  войска в
Париж затем, чтобы посадить там на  престол своего марионеточного правителя,
Людовика  Желанного.  Прекрасно понимали  они  характер  этого  Романова, но
выбора  не было. Ведь он, чего доброго, мог бы оспорить и сделку  по продаже
Аляски, совершенной узурпатором из младшей ветви. Пусть уж подавится он этой
Пруссией, даже и Курильскими островами, но никогда не согласятся Соединенные
Штаты убрать со своего флага даже одну звезду.
     В окно  пробились  первые  утренние,  совсем  мутные и робкие, отсветы.
Павел посмотрел на спутника, увидел, что тот опустился пониже, хотя  все еще
висит в воздухе, а сигарета, наверняка та же самая, все так  же горит у него
в углу рта. Павел тряхнул головой, зажмурился, снова открыл глаза - сигарета
все так же  дымилась.  Наследник российского  престола определенно  не знал,
следует ли удивляться. Для рассеяния сомнения  решил и сам закурить, вытащил
сигаретку  и прикурил  от  той, что дымилась  в зубах  у  разведчика. Джеймс
приоткрыл один глаз.
     - Спали бы вы, государь. Нам еще ехать и ехать.



        12

     Самой умной  женщине легче  понять  даже отвлеченные философские  идеи,
нежели  в  предметах   жизненного  интереса   отделить   общее  суждение  от
единоличных конкретных впечатлений..
     ВЛ.СОЛОВЬЕВ. АКСАКОВЫ

     Рампаль подул на пальцы: согреться никак не удавалось, чуть вздремнешь,
как что-нибудь да застынет, рука ли, нога  ли. Свернувшись клубком, лежал он
на полу каморки, прежде служившей  пристанищем  Джеймсу. Тут было безопасно,
но зверски холодно. Превратиться во что-нибудь, не страшащееся холода, лучше
бы всего в  белого медведя, Рампаль боялся: все-таки в доме он был не  один,
не  ровен час, заглянет кто-нибудь  в каморку во время сна, увидит дрыхнущий
символ  России,  тогда   прости-прощай  спокойная  работа,   придется  снова
улепетывать, жрать  всякие предметы  с острыми  углами, следы  запутывать. В
медведя зимой, кстати, просто опасно превращаться - можно в спячку впасть, с
незабвенного оборотня Бьярни Торстейнссона еще в начале века за такой конфуз
погоны сняли. Да  и вообще лишний раз превращаться Рампаль боялся, не прошел
еще ужас перед приключившимся на берегу Свитязи опоросом. Где-то они теперь,
эти поросятки?
     Джеймс и Павел находились теперь уже далеко. Едва  только  Джеймс Найпл
со   своим   подопечным   покинул   Свердловск,  Рампаль   принял  на   себя
ответственность за  свердловские события и должен был заниматься только ими.
Ближайших дел  за  Рампалем  числилось  два:  спрятать как  можно  дальше  и
ненаходимее Екатерину Романову-Бахман  и  попробовать добиться  отречения от
престола у Софьи Романовой-Глущенко. Пусть  не  в  пользу Павла: в Скалистых
горах знали,  что  она брата  ненавидит. Но в пользу  любого из  кандидатов,
которых  он, Рампаль, ей предложит:  в пользу двоюродного деда Никиты; хуже,
если в  пользу его законного  сына  Ярослава, тоже великого  князя, не баран
начихал все-таки, хоть и ведет он, мерзавец, антиамериканскую политику; хуже
бы всего, если в пользу тетки Александры, окопавшейся в Лондоне, и, наконец,
если  уж ничто другое  не поможет, то не  угодно  ли вам,  ваше  высочество,
отречься... в пользу  родного  вашего  сына  Гелия?  Этот булыжник, впрочем,
полагалось  попридержать  на крайний  случай,  незаконный  отпрыск Софьи был
фигурой не только неясной, но, кажется, тоже нежелательной в высшей степени,
его откопала группа изучения Софьиной  биографии, установила, в каком лагере
на сегодня он сидит, - это, увы, пока все. Не дай Бог, мальчонка унаследовал
мамин характер. Но  в  принципе было все равно,  в  чью пользу теперь  Софья
отречется, лишь бы поскорее выкинуть ее неприятную фигуру из уравнения,  где
икс  - личность будущего русского  царя. Софья,  персона  непьющая,  на роль
всероссийской  императрицы не годилась вовсе, политика Руси, как очень давно
известно,  есть то же,  что  и ее  веселие  -  "пити", непьющим  - от  ворот
поворот.
     Обо всем остальном узнать полагалось из  доставленного наконец-то вчера
почтой в сорок четвертое отделение связи Свердловска до востребования на имя
Лобикова Германа Борисовича номера  журнала  "Здоровье" за октябрь,  который
после  простого  помахивания  над ним  заячьей  лапкой  обрел достойный  вид
октябрьского  же  номера  совсем  другого  периодического издания,  а именно
бюллетеня предиктора ван Леннепа. С дополнительным вкладным листком, который
предиктор заполнил  лично для  Рампаля.  Такой  чести  капитан  удостаивался
впервые,  минута  работы  предиктора стоила  дороже,  чем  час  работы  всех
американских ЭВМ  вместе взятых. Рампаль  никогда  не  видел ван Леннепа, не
знал, где тот обретается, слышал только от других оборотней, что предиктор -
совсем   еще   молодой  человек,   чуть  старше   двадцати   пяти,   некогда
шахматист-вундеркинд, на  чем и был  отловлен: сведущие люди быстро  поняли,
что  мальчик  просто знает  всю  партию наперед, оттого и  на доску почти не
глядит, и вместо чемпионата на первенство Нидерландов попал мальчик на прием
к королеве, которая ласково потрепала  его по светлым волосам и сказала, что
его долг - покинуть родину и служить на благо Нидерландов и всего свободного
мира в  рядах  армии могучего заморского  друга и союзника.  Мальчик отлично
знал об этих словах королевы заранее и отнесся к перемене судьбы с  таким же
равнодушием,  как  к обычной шахматной  партии на  первенство родного города
Хенгело.  С  тех  пор  бюллетень  ван  Леннепа,  издававшийся  от  шести  до
восемнадцати  раз в  год и  рассылаемый по  списку,  утверждаемому  даже  не
президентом США, - как следовало бы ожидать, - а  самим предиктором, заменил
для тех,  кто  был  к нему  допущен,  Библию, Коран,  Ридерс-Дайджест, книги
Сивиллы, сочинения Гурджиева,  бюллетени покойного предиктора Уолласа и даже
телевизор.  Не  зря  же  референты  в  американском  посольстве, прежде  чем
переслать  бюллетень  Рампалю,  придали  ему вид журнала  "Здоровье". Личные
странички  предиктор  заполнял  крайне  редко  и по собственному усмотрению,
когда  считал, что  кому-то  важно знать свое собственное будущее исходя  из
интересов страны  в  целом.  Впрочем,  в  этих  случаях  предиктор,  видимо,
развлекаясь,  изъяснялся таким вычурным  иносказательным  языком, что никто,
кроме адресата, не понимал в этих страничках ни слова.
     "Нептун,  восходящий от  созвездия  Полудевы,  -  писал  ван Леннеп,  и
Рампаль понял,  что речь идет  о нем, -  тебе должно избегать мест лебединой
случки  и мыслей о  тринадцати младенцах,  а двадцать  второго ноября отбыть
вослед за  солнцем, оного  не созерцая. Не вкушать рудбекию, душицу луговую,
гнейсы,  криолиты,  мергели,  подзолы,  шаффхаузены,  эльзевиры,   оселедцы,
нервюры,  гетманские штандарты, додекаэдры  и во  избежание  множественности
пентаэдров  обозреть лучшее, что дано  от щедрот  его первой  родины в  руки
родине второй прежде, нежели вкушать от подарков дяди племяннику..."
     Текст,  выглядевший полной  ахинеей для постороннего глаза,  был  почти
весь ясен Рампалю, местами даже слишком. Рудбекию сам  жрать не идиот, нешто
не  помню, во  что  можно  превратиться,  если  в  ней раздвоенные  лепестки
попадутся?  Насчет  подарков дяди  - это потом  можно  будет  через  формулу
прикинуть. Но  самый печальный  вывод  напрашивался  сходу: скандальный  его
опорос, как и все последующие приключения, был уже известен командованию. Он
не  виноват,  позора  никакого,  но  сплетен не  оберешься и анекдотов тоже.
Ехидно подумал Рампаль, что  отольются коллегам его  слезы: добрая  половина
страдала в секторе-гареме  теми же недомоганиями, что  и  он, и, стало быть,
если вовремя  им всем аборты не сделать, то к Рождеству  можно ждать от  них
при первой же трансформации в женскую особь многочисленных  ягнений, окотов,
опоросов, щенений, отелов, яйцекладений и икрометаний.
     Так или иначе, все инструкции  были приняты: те, что к сегодняшнему дню
устарели, ибо  предсказывали  вчерашний  день, бывший  в момент предсказания
завтрашним,  были приняты  к сведению, прочие  -  к  исполнению.  Инструкция
"телесно  возвысить владычицу  новой России", иначе  говоря,  отослать  Катю
Романову в горы, на Алтай, кажется, на  Телецкое озеро, как сама она Рампалю
сказала,   инструкция   эта   устарела   буквально   вчера.   Когда   ветхий
старичок-дезинфектор  только еще  позвонил  в  дверь  романовской  квартиры,
Митька  закатил вой  до  небес,  шерсть  на  нем  встала дыбом,  и  весь  их
дальнейший разговор происходил  под аккомпанемент  дикого, непрекращающегося
собачьего  скандала: зверь чуял оборотня  и не желал  принимать во  внимание
благие намерения такового.
     -  Крыс, мышей,  клопов, тараканов, жучка  мучного?  -  скучным голосом
вопросил старичок через цепочку.
     -  У нас  потравили  уже, - ответила  Катя и  хотела закрыть  дверь, но
старичок опередил ее:
     - Плохо, значит, потравили, соседи жалуются, что ползет от вас.
     - Сами они  ползут, не просыхают  по  две недели,  - буркнула  Катя, но
цепочку сняла. Старичок вошел в прихожую, поставил свой скучный чемоданчик и
таким же скучным голосом внезапно объявил:
     - Екатерина Власьевна, письмо у меня для вас.
     - Васильевна, - машинально сказала Катя и испугалась: - Какое письмо?
     - Васильевна, - миролюбиво согласился старичок и продолжил: - все равно
ведь   Вильгельмовна,  но   раз  уж  ваш  покойный   батюшка   три   раза  и
вероисповедание,  и метрику, и  национальность  менял,  так  ли  важно? -  и
протянул  Кате  письмо  в  незаклеенном  конверте.  Катя  запахнула  халатик
поплотнее,  зачем-то  оторвала  от конверта  край и  извлекла  письмо сбоку.
Быстро-быстро прочла  она  тот  немудрящий  десяток  фраз,  который  накатал
будущий  император  на  вырванном из  тетради  листке  круглым своим,  почти
школьным почерком. Косяками  они  ходят, что ли, дезинфекторы эти?  Давешний
запомнился  ей  очень хорошо, Митька  тогда тоже  выл, но  нынешний  годился
прежнему в отцы, сходства во внешности она по близорукости не усмотрела.
     - Так как же мучного жучка?.. - спросил дед, берясь за чемоданчик.
     - Откуда у вас это письмо?
     - От супруга вашего, от Павла  Федоровича, между делом занести  просил.
Там и еще что-то передавал он для вас, не упомню только, захватил ли...
     - Так, может, проверите?
     -   Да  что  проверять-то...  Уж  если  говорить  хотите,  то  хоть  на
кухоньку-то проводите, года  мои не те встояка такие  беседы позволять  себе
вести...
     Катя, охваченная нестерпимой тревогой, провела старичка-дезинфектора на
свою  чисто прибранную  кухню. Странное она  только  что  получила письмо от
мужа, донельзя странное, не понравилось  оно ей  и даже  обидело. Павел взял
какой-то начальственный  тон,  будто  барин  какой,  дворянин  тоже нашелся.
Сперва писал, что пусть,  мол, Катя не беспокоится.  Не  побеспокоишься тут!
Потом писал,  как он ее любит. Видать по всему! И поэтому пусть поверит, что
надо сделать  все,  как он  велит. Писал бы уж  -  приказывает!  Повелевает!
Уложить,  мол,  все  необходимое  и  на  полгода   уехать  к  самым  дальним
родственникам на Алтае - если на  Телецкое не  хочется ехать,  то  можно и к
Веточке в Славгород, но там он за нее спокоен не будет, лучше все-таки найти
или тетку Марту,  или  тетку Марию, или тетку Гизеллу, ту,  помнишь, которая
масло  делает. Откуда  он  их всех только вспомнил! Работать она, мол, пусть
работает, преподаватели везде нужны, но лучше пусть не  работает, нет больше
у  Романовых  такой  необходимости,  столько  за  гравированный  рис  решило
заплатить министерство, что за  всю жизнь не истратить, аванс выдали и он ей
часть  посылает, остальное сам привезет. Он, мол,  сам  в Горноалтайск,  или
куда она решит, за ней приедет. Враль проклятый!
     Страшное  подозрение   шевельнулось   в  душе  Кати:  муж  сбежал.  Она
догадывалась,  что  какой-то  роман когда-то у Павла был, и какая-то женщина
могла бы  на  ее законного мужа предъявить кое-какие права; она  даже знала,
как  зовут эту женщину  - Аля. Алевтина?  Алена? Неужто муж  просто решил от
нее, от Кати, откупиться? Да  и деньги-то где?  Позабыв про то, что  в кухне
чужой человек сидит, и про то, что  Митька  уже воем изошел  и кашляет, Катя
рванулась в кабинет мужа, рывком открыла письменный стол, копнула в бумажках
и сразу успокоилась.  Сберегательная книжка с отцовскими наследными была  на
месте, с нее  Павел  не снял  ни копейки,  -  знать бы  Кате, сколько усилий
стоило Джеймсу уломать Павла не снимать этих денег, не прятать, не увозить с
собой, попросту бросить их. Значит,  не  сбежал. Неужто и правда рис нынче в
такой  цене?  Знала бы,  не кормила  бы Митьку в тот раз,  за который  Павел
обиделся.  Надо, пожалуй, и еще рису запасти.  Вон  какие  чудеса.  Да,  где
деньги?
     Вот только  на  Алтай  ехать не  хотелось. Катя  вернулась  в  кухню  и
увидела, что старичек-дезинфектор  тихо дремлет, выложив  на кухонный столик
перед собой невероятно толстую  пачку  мятых рублей  и трешек, еще несколько
пятерок лежит в стороне и одна десятка.
     - Это вам, - уютно сказал старичок. - Меня Павел Федорович и помочь вам
уехать  уполномочил, у меня знакомство  на вокзале  есть,  я  там  тараканов
морил. Только чтоб вы сами решили, куда поедете, чтобы  свободная ваша воля,
значит, была.
     Катя  машинально сгребла  деньги,  заметив  грустный  взгляд  старичка,
поколебалась  и  протянула  ему  сиротливую  десятку,  как  двадцать  копеек
почтальону за  телеграмму  давала.  Старичок  кивнул и быстро взял:  Рампаль
всегда и во всем был экономен.
     - Так вам билет взять?
     - Вот еще, не поеду я  никуда... - начала было Катя и вдруг осеклась. -
Не волнуйтесь, я сама возьму, вещи вот на вокзал только...
     - Да я помогу вам, вы не глядите, что я старенький такой. Я еще охо-хо!
     -  Вижу, что хо-хо. А  в  школе  меня  кто  отпустит, это он отчего  не
подумал?
     - Ох, простите,  запамятовал, старость все-таки!.. - дезинфектор выудил
из ветхого  пальтишка  бланк  заверенной телеграммы,  с какой-то совершенной
чепухой из Кировограда, - но выглядела телеграмма очень солидно  и подлинно.
Катя  вспомнила,  что и  самого  Павла отпустили  по такому же,  - да и кому
сейчас французский  преподавать, старшие классы  на  картошке! - Зовут меня,
кстати, Петром Герасимовичем.
     - Может, чайку согреть? Или еще чего-нибудь, у нас осталось...
     -  Благодарю вас,  еще  чего  -  ни в коем случае,  вредно мне, возраст
проклятый. Я ведь только с виду, понимаете  ли, охо-хо, а на самом деле годы
проклятые...
     - А Павла вы откуда знаете?
     -  А я и не знал раньше, познакомился только вот. Я  Федора Михайловича
знал, по фронту мы с ним дружили, а теперь вот встретился... с могилкою... -
на глазах старичка выступили неподдельные слезы.
     Поговорили  еще. Катя  все более успокаивалась, не нравилось только то,
что поручение передать письмо и деньги Павел дал дезинфектору:  вдруг  узнал
об  обстоятельствах,   при  которых  приходил  прежний.  На  всякий   случай
рассердилась  на  Романа  Денисовича. Заодно  и  на  Павла. Разом захотелось
уехать.
     - Вы вот что, Екатерина Власьевна, - сказал ей гость на прощание.  - Вы
поживите там себе, Паша-то  как освободится, так вас сразу  отыщет. Ему ведь
каждую рисинку отдельно сдать надо, много времени потребуется.
     - Да как он меня отыщет, если знать не будет, где я?
     - Будет, будет,  непременно  будет  знать, не  волнуйтесь.  А в трудную
очень минуту, если у вас такая случится, помните, Екатерина Власьевна, нет у
человека  лучшего друга, чем  стакан этой самой,  которую я  по возрасту  не
потребляю, к  сожалению.  Если очень  трудно станет,  вы его,  этот  стакан,
примите. И очень скоро полегчает.
     Пропустив  последний  совет  старичка мимо  ушей,  Катя села  вечером в
барнаульский поезд. Одной Романовой в делах Рампаля стало пока что меньше.
     И  вот теперь Жан-Морис  Рампаль  выполз из-под груды тряпья, под  коей
ночевал. Холод досаждал  ему нестерпимо.  Согреться водкой или  любым другим
спиртным было при этом категорически невозможно, он пребывал в образе старца
Федора  Кузьмича, любая,  даже совершенно лечебная доза спиртного возвратила
бы  ему истинный облик,  который если и  не был так опасен, как беломедвежья
шкура,  то все же таил в себе шанс на неприятности - а ну как  опознают  как
раз те, кому не надо. Танькина квартира, хотя и не виделась ему  в кошмарных
снах о разжаловании за публичную телепортацию, как Джеймсу, а даже напротив,
вспоминалась не без некоторой приятности, тем не менее  делала его подлинный
облик небезопасным. Кто его знает, что за тип тогда вломился?
     Ответ на этот вопрос Рампаль получил, когда перевернул личную страничку
в  бюллетене  предиктора.  Вчера от усталости он этого  не сделал. А сегодня
перевернул -  и даже  согрелся. Кровь заструилась  по его  старческим  жилам
бурно, как у  красной девицы, и прилила к лицу. Такого срама не было с ним с
тех самых пор, когда во  Вьетнаме, собираясь явиться вьетконговцам в  образе
дедушки  Хо,  он  по  ошибке  съел  воробьиное  гнездо  вместо ласточкиного,

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг