длины. Дочери деда отсутствовали, старшая забрала младшую на божественный
Тайвань к косметологам; зятья расползлись по присутствиям; старший внук
отселился по государевому указу в Зарядье-Благодатское, за противотанковые
ежи, младшие болтались где-то на кремлевских угодьях. Впрочем, завтра все
равно была суббота, предстояло, как обычно, ехать на птичий рынок. Чай,
сидят три дуры на кладках, каждая в три яйца. Правда, богатых людей нынче
прибавилось. А вот чтобы хороших - так нет...
Наконец прозвучал длинный звонок в дверь, все попугаи склонили головы
влево, дед открыл. На пороге стоял Горобец, облаченный во что-то довоенное,
покроем и запахом напоминающее классический лапсердак; толстый спутник
масона прятал физиономию за бинтом во всю щеку и темными очками; в прежние
годы первый же милиционер увел бы его в отделение для проверки, но
милиционеров не стало, а синемундирная полиция такими пустяками не
интересуется.
- В мире дьяволу принадлежит все... - сквозь одышку произнес Горобец.
Дед ответил в соответствии с ритуалом:
- А в масонстве как-никак только половина. Проходи, Владимир Герцевич,
в доме никого.
- В нашем доме! В нашем доме! В нашем доме!!! - весьма угрожающе
крикнул с дедова плеча Володя. Говорил он уже довольно хорошо, почти отучил
себя от привычки лаять: превращение из эс-бе в гиацинтового ару он
воспринимал как повышение, и уж лучше ни на кого не гавкать. Да тут еще мода
на эту противную группу, "Ласковый лай", Тимон ее, когда дома, с утра до
ночи слушает через динамики. К Тимону Володя питал определенную приязнь,
все-таки приятно, что хоть один из сыновей полковника шел в карьере по линии
отца, однако в музыке смыслил мало. Вот поискал бы среди эс-бе внука Витьку,
послушал бы, как тот верхнее "до" берет в каждом куплете, когда воет про то,
как на тройке служил ямщиком, не говоря уже о партии Жермона! Но учить
музыке пес-попугай парня не собирался, у Аракелянов в гербе три микрофона и
колючая проволока - вот пусть по ним и специализируется.
Гости между тем прошли в дедову комнату. Горобец опустился в хозяйское
кресло, непонимающим жестом погладил железку, об которую Володя давно
приладился точить клюв. Из женщин поблизости сидела на яйцах одна Кунигунда,
две других блаженствовали в комнате съехавшего Ромео. Но именно Кунигунда
сейчас свой срок досиживала, Володя с трудом сдержался, чтобы не рыкнуть,
он-то отлично знал, на чьих яйцах попугаиха сидит, он готов был взлететь на
защиту, как в прежней жизни оскаливал клыки, если опасность грозила щенкам.
Горобец внушал бывшему эс-бе известную брезгливость своей демонстративной
неопрятностью, но веяло от масона и чем-то иным, какой-то беззащитной
древностью, - так, наверное, пахнет пирамида Хеопса, огромная, допотопная:
обшивку всю ободрали, мумии украли, осталась одна древняя величественность,
почти без формы и вовсе без содержания.
- Что мы наделали, брат Лат? - с места в карьер обратился Горобец к
деду, используя его давнее звание, так к Корягину с конца тридцатых годов
никто не обращался. - Мы же все делали правильно! Ты - тесть канцлера, ты
дед принца, ты сам светлейший князь, так, может быть, хотя бы объяснишь,
почему все не так, как надо? Мы планировали возвести на престол советского
царя, а что имеем? Русского императора, у которого титул на шести страницах,
на седьмой продолжение, а в нем - территориальные претензии на полмира! Мы
же все делали в полном согласии с предсказаниями, мы не стали принимать его
в вольные каменщики, ну а теперь уже поздно, он никого не слушает! Может, он
тебя послушает? А? Ты что, все злишься, что сидел вместо меня? Так ведь не
так плохо ты и сидел, медик же, с дипломом...
- На зоне, знаешь, куда диплом засунуть лучше всего? - прервал дед
Горобца, двигаясь в своем кресле влево, чтобы Володе не тесно сидеть было.
- Знаю. Но у тебя же не один диплом, ты ведь и вправду жил в лагере
лучше других! Я сам тебе сало передавал, белорусское, в четыре пальца...
- Мне за мою работу и в шесть пальцев носили. Но я-то сидел в лагере, а
ты что делал?
- Я... Мне нельзя было садиться! Ты прекрасно знаешь, сколько времени
готовился Великий План! Из лагеря им руководить было невозможно! Кстати, а
будь ты на свободе - как бы не угодить тебе в "убийцы в белых халатах"!
- Не угодил бы, мой диплом в СССР недействителен, я в лагере
фельдшерские курсы кончал, иначе никто не поверил бы. Словом, я-то сидел,
Владимир Герцевич, а ты работал освобожденным парторгом и воплощал свой
Великий План, к которому я, заметь, не имею никакого отношения.
- Брат Лат, ты наглец. Ты дед принца, ты тесть канцлера - и это тебя не
касается План? За каким чертом мы вообще придумывали все это липовое
"жидомасонство"?
- Это тебе лучше знать, я терминов не изобретал, я попугаев растил. И
внуков. И на Птичьем рынке стоял. И теперь на нем стою, и не могу иначе.
- Стой где хочешь! Ну... Кто-то же должен взять императора в руки!
- Пусть Георгий берет, он и канцлер, и Червонец.
Горобец горестно помотал головой.
- Он посадил императора на престол совсем не по нашему приказу, эту
грязную мысль внушил ему злейший враг масонства Абрикосов! - при этом имени
Горобец сплюнул, растер плевок и продолжил: - Кроме того, царя посадил на
престол не он один, тут старался еще и некий американский шпион, и
собственный императорский двоюродный дядя, у которого милитаристских денег
куры не клюют! Это что ж получается: русский царь - ставленник американского
империализма? Ты отвечай мне, ты за попугаев не прячься, я их не боюсь!
- Очень зря не боишься. Тоже мне, "куры не клюют..." Ты что в курах
понимаешь? Ты даже в петухах ничего не понимаешь, потому что если б тебя
хоть один жареный клюнул, ты бы на всю жизнь понял, что к птице уважение
иметь надо: она в России, между прочим, двуглавая. Ты вообще о птицах
подумал когда в жизни, нет? И про деньги мозги не пудри, я пети-мети на
рынке считать лучше тебя научен. Я в уме франки в лиры перевожу, сдачу могу
дать йенами. И можно не проверять! Все, кстати, своими руками зарабатываю. А
от вас я что получил? Лагерь, Владимир Герцевич, лагерь. Впрочем, не надо
забывать и предварительный год в Бутырках, и пересылки. Тебе счет
представить?
Горобец вцепился в подлокотники.
- Ну что ты все про старые обиды? Ну хочешь, я теперь сам вместо тебя
отсижу? Ну... восемь лет? А? Десять... Ну ладно, ладно, не буду... Зачем
тогда было все "жидомасонство"? - Горобец обращался уже не к деду, а к
замотанному спутнику, но, возможно, и вовсе ни к кому, просто его
многолетнее молчание прорвалось и обратилось в свою противоположность, в
недержание речи, в "логоррею" - по-медицински подумал Корягин. - Мы хотели,
чтобы всех жидов считали масонами, пусть жидов подозревают в намерении
захватить власть над миром. Сколько лет работало! А Великий Восток жидов на
выстрел не подпускал, между прочим. Настоящих масонов никто не видел и не
слышал, хотя в семнадцатом году, конечно, того... Ну, к пятидесятым ту беду
мы расхлебали, вот-вот подбирались к власти над миром, а... а теперь что?
Австралийский генерал приказал, американский шпион исполнил, а с другой
стороны русский дурак предсказал, армянский дурак исполнил - все по
инструкции! А что имеем? Тоже мне, подарок из Африки... Это что ж
получается, русский царь им Аляску продал, Аляска отложилась, так они нам за
это русского царя на престол и сажают? И такого, который никого не слушает,
а все печет указы, указы, указы, уже и письмо по-английски написать нельзя?
- А ты пиши по-испански. Ты очень хорошо пишешь по-испански, -
назидательно сказал дед. Володя ухватил лапой из вазы яблоко и вгрызся в
него всем клювом. Пребывая во псах, он этой радости по истертости зубов
давно был лишен и теперь вот, в попугаях, при любом удобном случае
наверстывал. Собачьим, но и попугаячьим чутьем Володя осознавал, что
Верховный Масон где сел на деда, там и слезет: древняя мудрость, лишенная
содержания, утрачивала всякий смысл в гомоне Птичьего рынка, который один
только, помимо внуков, и волновал сердце деда. Впрочем, некая тревога в душе
Эдуарда Феликсовича росла, это Володя чувствовал и вдруг осознал, что
тревога у него с дедом одна и та же, что масон в лапсердаке своей болтовней
переволнует Кунигунду, или, того хуже, маленьких под скорлупками. Володя
даже грызть яблоко перестал. Дед у него недоеденное забрал, аккуратно
отрезал нетронутую часть, протянул гостю:
- Брось, Владимир Герцевич, брось, все равно... Скушай лучше яблочко...
Масон не видел яблочного жеста, от которого веяло чем-то заметно более
древним, чем хитрожопое всемирное масонство, - и продолжал. Взор его все
более мутнел. Горобец долго ругал Веру Чибиряк, Лидию Тимашук, Льва
Толстого, заодно уж и мастера Адонирама вместе с мамочкой, какого-то
австралийского генерала, какого-то русского скульптора, еще романиста на
химии, уже принялся обкладывать всех птиц, начиная от двуглавого орла и
заканчивая гиацинтовыми попугаями, как Володя не утерпел, вышел из роли и
брюзгливо прорычал на общепонятном матерном диалекте, что лапсердачнику
самым настоятельным образом предлагается покинуть занимаемое помещение.
Масон замолк, через мгновение немного очухался.
- Ну, тогда - решено! - возгласил он, с размаху тыча спутнику в
съехавшую с глаза повязку и уж заодно сшибая темные очки. - Теперь... теперь
- твоя очередь, брат... брат... брат... - Верховный Масон явно не мог
подобрать "денежного" имени новопосвященному брату, но, покопавшись в
древней своей памяти, вдруг словно выплюнул нечто именно древнее: - Вперед,
брат Куна! Исполни призвание! Удастся - будешь советским... Тьфу, светским
кардиналом! За заслуги!.. Идем!..
Дед флегматично проводил непрошеных гостей и, покуда они ковыляли до
первого этажа, успел заглянуть в словарь. Куной, получается, именовался
женский половой орган. Деньги тут при чем? Хотя вообще-то очень даже при
чем... Хотя нет. Еще одно значение - древнерусское, одна двадцать пятая
часть гривны... Что? Даже видавший разнообразные виды в длинной своей жизни
дед Эдуард не поверил глазам: точно так же именовался русский СРЕБРЕНИК...
Ох, и наградил старый масон братишку... Тем временем гости выползли,
наконец, из подъезда, и убрались куда-то за угол. Корягин решил, что сорок
лет для встречи с этим человеком - интервал минимальный. Как у него хватает
наглости птичью фамилию носить? Горобец-то означает - воробей. Тоже мне
воробей всея Руси...
Ненароком Корягин бросил взгляд в трюмо, увидел отражение Володи,
точней, два отражения, глядящие в разные стороны. "Хорош", - подумал дед;
как-то с самой коронации Корягин не задумывался о том, откуда такой красивый
прилетел. Ежу ведь ясно, что все гиацинтовые должны сами слетаться к нему.
"Не продам от него ван ден Бринку ни одного, лучше царю подарю. Не в одних
деньгах радость". Володя тоже глянул на себя, его цветовое зрение было не
хуже человечьего, особого внимания на многочисленность отражений не обратил,
зато с особым удовольствием полюбовался лазурью: "Недурной, однако,
мундирчик справил. Остаюсь в птицах".
Дед с облегчением проследил, как исчезла со двора побывавшая у него в
гостях двоица. И тут же заметил другую пару, лично ему не знакомую, но такую
необыкновенную, что даже очки захотелось надеть. Надел, хотя с большим
трудом - об них попугаи тоже иной раз клювы точили. Дед увидел явных
иностранцев, одетых по-летнему, смуглых, но очень разных. Один - стареющий,
седоватый, лысоватый, полноватый, балканского, что ли, типа, с трудом
переставляющий ноги, но вряд ли от подагры, скорей так ходят при застарелом
геморрое. "Дурак", - подумал дед, он с юности знал, что геморрой вообще не
болезнь, он умел вылечивать любую форму - если просили. Насильно он лечил
только младшего зятя, уж больно псих, геморрой от радикулита не отличит. К
Аракеляну дед теперь подобрел, даже ответственным квартиросъемщиком числился
теперь светлейший князь Корягин-Таврический.
Вторым персонажем был во дворе человек уж и вовсе неведомой расы. Он
перемещался рывками, как бы все время начиная прыжок и возвращаясь назад,
отчего возникало впечатление и огромной скорости, и медленного парения.
Человек был молод, высок, тонок в кости, он напоминал огромную кошку, и
Корягин даже подумал с опаской, уж не по птицу ли такой сюда прибежал.
Двое сделали круг по двору, словно его обнюхали, притом нюхал отнюдь не
котообразный, а геморройный, и остановились как раз у дедова подъезда.
"Только мне их не хватало". Дед решил не отворять дверь ни на какие звонки.
Звонка, однако, не воспоследовало. Парочка как вошла в подъезд, так
почти сразу из него и вышла и пропала за тем же углом, что и первая. Что
можно было бы сделать в подъезде за такое короткое время? Даже пописать
нельзя, это Корягин знал как медик. Подбросить что-нибудь? Бомбу? На хрена?
Дед почувствовал, что Володя вцепился ему в плечо и подталкивает его к
дверям. Перед мысленным взором светлейшего князя возник неодолимый образ
почтового ящика - что за чудо? Направленной телепатией Володя пользовался
очень редко, последний раз чуть ли не тогда, когда все начальство оказалось
в нетях и пришлось мотаться на бывший Калининский к Антонине. Дед ощутил,
что ему очень хочется глянуть в почтовый ящик. Взял ключ и пошел, прямо с
Володей на плече.
В почтовом лежала подброшенная, видимо, той самой парочкой брошюрка в
полиэтилене. На простой глянцевой обложке без обозначения автора стояло
крупными буквами: "ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ ПРАКТИКУЮЩЕГО ОБОРОТНЯ". Дед
усмехнулся. В прошлый раз предлагали купить его квартиру да еще заплатить
империалами. Но, поди, забавная книжка. Надо оставить.
Он не знал, каких усилий стоит Володе не порвать сейчас дедово плечо до
кости: Володя понял, что кто-то из СВОИХ принес эту книгу специально для
него! Теперь он сможет точно знать, что можно жрать, чего нельзя, а как
такое не сожрать, чтоб тебя потом самого в деликатесную пищу
отнюдь-не-оборотни не зачислили, - с последующим неприятным результатом.
Володя предвкушал вечер, когда старик забудет брошюрку в кухне и отправится
спать, а он, Володя, проберется, возьмет в когти - и не выпустит из лап,
пока не вызубрит наизусть. Володя не считал себя практикующим оборотнем. Он
хотел обратного: остаться попугаем на все отпущенные попугайные годы и лишь
под старость подумать, чем, то есть кем, обернуться можно, чтоб еще пожить?
Вороном? Крокодилом? Галапагосской черепахой? А, нечего думать раньше
времени, а времени того, если судить по разговорам Корягина, было у эс-пе -
служебного попугая - в запасе еще лет восемьдесят.
Порфириос и его молодой спутник, пуморотень Умберто из племени ягуачо,
неторопливо обходили Москву. Сколько городов уже обошел почти столетний
грек, регулярно встречая некоего известного ему под разными именами Горобца,
всегда создававшего вокруг себя видимость деятельности - без видимых
результатов таковой, впрочем, - где только Порфириос не вынюхивал СВОИХ,
объясняя им, кто они есть, в чем их жизненное призвание, как себя вести, что
кушать и какой державе отныне служить. Только вот этот последний пункт нынче
отвалился, ни единый Порфириос больше не состоял на службе США и не являлся
американским подданным, - все тридцать тысяч Порфириосов, верней, единый
тридцатитысячный Порфириос присягнул на верность президенту Хорхе Романьосу,
который соглашался признать множественного оборотня весьма почетным
гражданином Республики Сальварсан, - не почетным, конечно, а лишь весьма
почетным, - но совершенно не нуждался в его профессиональных услугах, ему
своих пуморотней-ягуачо хватало, президентова бы воля, он бы давно все это
кошачье племя заслал за Жужуй, - это чисто сальварсанское выражение означало
вещь очень неприличную, высылку в Аргентину, но как их вышлешь, когда они
урожденные?
Однако грек обходил страну за страной, искал сородичей, снабжал их
руководством: как вести себя оборотню, если в кого-нибудь хочет
превратиться, если он оборотень "практикующий", и на какой ему сидеть диете,
если он хочет пребывать в том облике, в который уже угодил, то есть в том
случае, если он оборотень "статический". Греку было совершенно безразлично,
кто какой путь выберет, он лишь не хотел, чтобы однажды ничего о себе не
знающий сородич сжевал в новолуние пятилепестковую сирень да потом запил ее
по ошибке свежей кровью моржа - ну и превратился после этого, согласно
формуле знаменитых ученых оборотней Горгулова и Меркадера, в бутылку
"Ай-Даниль 1946", которую даже величайший из магов, Бустаманте, скорей
выпьет, чем расколдует. Из магов не пьет Тофаре Тутуила да еще бездельник
Абдрахман Альфандега пить не должен бы, мусульманин все-таки, но они за то
деньги получают, чтобы завербованных спасать. Нет для оборотня большего
позора, чем ненароком превратиться во что-то такое, что не само ест, а его
едят или пьют. Порфириос вспоминал конфуз, когда Жан-Морис Рампаль оказался
котлом с рисом, его-то спасли, ну, а что было бы с вьетконговцами, если б
они этот рис съели?.. Вопрос, конечно, чисто теоретический, учитывая роль
дириозавра в новейшей истории, все могло бы пойти иначе. Так или иначе,
Порфириос был по-стариковски добр душой и рад хотя бы одному тому факту, что
Рампаля не съели.
Московский Порфириос мало отличался от себя-прочих. Россию он видел
впервые. Вербовкой его послали заниматься накануне корейской войны, а потом
предложили ограничиться странами свободного мира. Порфириос полагал, что их
тут, как и везде, очень мало, - хотя имел подозрение: не без перекида ли тут
вообще все Политбюро и главный тоже. Когда-то все это было важно, а теперь -
какое было дело сальварсанцу Порфириосу до интерсов США? Его сейчас больше
интересовал молодой спутник, тот самый Умберто, который догнал самолет прямо
на аэродроме Сан-Шапиро. Вести про пуморотней были нынче почти в каждой
газете, сожравшие всех каннибалоедов милиционеры в Сальварсане покусились на
владения ягуачо, но с первых же дней их конфликт, деликатно именуемый в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг