человеческими словами - такое мерзкое слово, "собачиться"? Прочь, прочь
отсюда, в Москву, к другим эс-бе! Витя вспомнил, что, несмотря на всю свою
породность, дед Володя подался вот в попугаи, а ведь по другой линии в его,
Витиных, жилах тоже текла четверть волчьей, а ну как вервольфьей крови?
Сожрешь чего не надо, обернешься, этим, как его, страшно подумать...
Поросенком? Куренком? Витя вспомнил съеденного с утра на задворках у Матвея
индюшонка, и его затошнило. Нет уж, скорей в Москву, найти добрую суку, и -
к ней под бок, тут волки правы, так спокойней. А на досуге - петь можно, вон
какое сопрано, сколько не занимался... Хотя бы сольфеджио...
Витя улепетывал в сторону Москвы, а братья Волковы, обретя вожака да
еще и вожачиху, уже успокаивались, уже мечтали, как заработают много денег,
купят себе шубы из настоящей... росомахи, узнают у кого-нибудь секреты
правильного питания, словом, начнут жить по-человечьи. Тимур не сводил глаз
с Маши. А Маша, хоть и чувствовала на затылке его взгляд, хоть и была
всецело занята бараниной, но с грустью поглядывала на кучку золотых монет,
вытряхнутых для нее на завтра. Некоторые из них лежали - и ничего. А другие
лежали так, что на них отчетливо был виден Пашин профиль. Хотя за Тимуром
она теперь могла чувствовать себя надежней, чем за кремлевской стеной, но
Паша, Паша...
Какой там Паша. Государь Всея Руси Павел Второй. Нечего пустую мечту и
мечтать-то. А то, глядишь, баранина пригорит.
Дурная, однако, баранина попалась. Жесткая очень.
6
И где это он так в орденах вывалялся?
АРКАДИЙ АВЕРЧЕНКО. ХЛЕБУШКО
Ни в жизнь бы на эту работу не пошел, если б знал наперед, что здесь ни
выходных, ни праздников, ни отгулов, а один сплошной рабочий день по
четырнадцать часов, никаких доплат за сверхурочные, одни сплошные
общественные нагрузки. Не говоря уже о том, что отпуск - только в могилу.
Император смертельно уставал; даже в школе, после двух смен и кружка по
истории города Свердловска, никогда он так не выматывался. Павел засыпал,
вконец обессилев, и таким же просыпался. Никакого просвета на этой каторге
не предвиделось: царь понимал, что груз державной ответственности он сам на
свои плечи взвалил, сам должен и тащить, - а что делать, если кругом никто
ни хрена не делает, все все норовят на царя спихнуть?
Сегодня, как уже много дней подряд, Павел просыпался именно с такими
вот мыслями. Пробуждался он с трудом и очень медленно, оттого, что спал
неглубоко, три или четыре раза ночью просыпался, что-то все передумывал.
Снотворные не помогали, принимать что-нибудь посильнее он боялся. Он
вынужден был беречь здоровье, - как еще вести себя царю, у которого и
наследника-то нет? Лечащий врач, которого подарил Павлу его южноамериканский
дядя, очень ворчал на эти перегрузки. Забавный такой человечек, раньше у
Георгия возглавлял Институт искусственного инфаркта, потом его чуть не
шлепнули за слишком-много-знание, но дядя его вызволил, дал пожить у себя на
курорте, а теперь вот подарил; сказал, что доверять ему можно на все сто,
потому что, проверено, об инфаркте этот тип знает столько, сколько все
прочие медики вместе взятые, а больше Павлу всерьез ничто в ближайшие
десятилетия не угрожает, это дядя узнал у верных людей. Этот самый лекарь
Цыбаков не имел даже докторской степени, да и кандидатскую защитил
давным-давно за открытие целебных вод на Брянщине, над чем Павел
посмеивался, он-то знал, откуда и куда в тех краях вода течет. Первое время
на врача очень косился канцлер, а потом попросил у Павла разрешения:
проконсультироваться насчет состояния здоровья. Павлу было этого товара не
жалко, пусть пользуется, не деньги, не чины, не ордена - последних
Шелковников определенно перебрал - и заслал канцлера в кабинет, устроенный
возле царской спальни. Провел там канцлер часа два, а вышел мрачнее тучи.
Вечером Павел стребовал с лекаря доклад о здоровье канцлера и долго в душе
злорадствовал: Цыбаков намерил у пациента лишних сорок килограммов веса,
повышенное давление, гипертрофию аппетита на почве начинающегося диабета и
еще черта в ступе. В частности, Цыбаков строго запретил рисовые супы, - это
его любимую кюфту! - а также все хлебобулочное, кроме пресных сухарей. Павел
знал привычку канцлера носить при себе два портсигара с бутербродами: теперь
из этих бутербродов предстояло вычесть и бутер-масло, и брод-хлеб. Наутро
Павел позвонил Елене Шелковниковой, и вместе они придумали, как быть с
пропитанием для непутевого ее мужика. По заказу Павла в императорских
мастерских изготовили именные "георгиевские", то есть
георгие-шелковниковские портсигары, особо глубокие, с золотой ложечкой на
цепочке: пусть жрет одну икру без прилагательных. Впрочем, поразмышляв,
Павел прибавил к портсигарам именную бухарскую шашку и звание "Почетный
джигит России": все это он барону Учкудукскому в присутствии баронессы и
презентовал. В глазах канцлера стояли слезы, но на него строго смотрела
жена, он и пикнуть не смел. Пикнуть при Павле с самой коронации вообще никто
не смел.
Ох уж эта коронация! Павел помнил, как проснулся наутро в пятницу прямо
на троне, за неубранным столом; Тонька с вечера Грановитую опечатала,
боялась покушений на нетрезвого царя, и Преображенский полк поставила палату
сторожить. Но царем себя Павел отчего-то вовсе не чувствовал, он чувствовал
себя очень несчастным, очень похмельным человеком. "Если я царь, то почему у
меня похмелье?" - мучительно вопрошал он, а ответа не было. Он с трудом
открыл глаза и увидел, что канцлер-генсек ходит вокруг стола, шарит жадными
глазами и подбирает с блюд кусочки. "Опохмелиться бы..." - пролепетал Павел,
и чего-то ему чуткая Тонька мигом поднесла. Полегчало, но на канцлерскую
жадность Павел затаил злобу.
Увы, вымещение злобы на канцлере стало теперь чуть ли не единственным
развлечением царя. Свободного времени не было и быть не могло. Тоня к тому
же нелегко переносила беременность, этого не скроешь, когда шестой месяц
пошел. Павел приставил к ней роту врачей и узнал, что будет мальчик.
Придумать Тоне титул да прямо и топать под венец было сейчас никак
невозможно, ребенок так и так оказывался "привенчанным", а Катерина-дура все
никак не начинала разговор насчет гражданского развода. Ну, ладно, пусть
Тоня родит, можно будет восстановить ее подлинную генеалогию, на то
специалисты есть в империи, даже верховный блазонер, тот, что гербы выдает -
тогда с ней и повенчаться можно, а что сын привенчанным будет, так при
дедушке Петре обе дочки такими были, ничего, унаследовали империю. А вот
Катю тогда придется все-таки в монастырь. Ну, Джеймса к ней для охраны и
прочего, но что ж это за жизнь им будет в Суздале? Вовсе не хотел он такой
гадости ни морганатической супруге, ни молочному, так сказать, брату.
Куда проще сделать что-нибудь для кого-нибудь постороннего. Попросила
Тоня возвести в хорошее дворянское достоинство свою давнюю подругу,
алкоголичку Татьяну. Павел только бросил взгляд на список островов,
предназначенных к пожалованию, и нашел там маленький арктический архипелаг к
северу от Северной Земли - острова Демьяна Бедного. Графиня
Демьяно-Бедная?.. Фу, пошлость какая. Острова переименовать, к примеру,
будет это Земля Святой Татьяны, кстати, проверить, что за Святая, - она,
помнится, мученица, и еще Татьянин день как-то со студентами связан. Ну,
наша Татьяна университетов не заканчивала, так ведь это вовсе и не ее имени
земля, а всего лишь древнее ее родовое поместье. А будет она теперь - Павел
еще раз глянул на карту - м-м-м... княгиня Ледовитая. Очень ей подойдет.
Павел помнил, что волен раздавать настоящие княжьи титулы только на те
земли, на которые русское княжение прежде не простиралось. По слухам,
пожаловал же Иван Грозный Ермака Тимофеевича, личность сомнительную и в семи
могилах похороненную, званием князя Сибирского. Разгильдяй был царь Иван,
даром что Сибирь присоединил с Казанью, но чтоб одному холопу да всю Сибирь!
Павел поразмышлял, не много ли будет для Таньки - Ледовитая. Да нет, не
особенно. Звучит к тому же хорошо, Танькину сущность выражает. Павел
росчерком пера возвел Татьяну в ледовитое достоинство и записал для памяти,
что надо дать приказы: генеалогам - восстановить родословную, блазонеру -
составить герб, Половецкому - подобрать ей подмосковное поместье. Ох, не
справляется этот Половецкий, Сухоплещенко куда лучше дело знал, да вот ушел
со службы в статские, не выдержал напряжения. Где только кадры взять, где?
Все эти мысли распирали голову медленно пробуждающегося Павла, и если б
только они. От военной доктрины, экономики, аграрной политики,
здравоохранения, внешнеполитической гадости голова шла колесом. А тут еще
всякие государственные тайны. Прежде Павел наивно полагал, что, как только
станет императором, так сразу все эти тайны чохом узнает. Черта с два!
Получалось так, что ни один министр по своему ведомству никаких тайн не
знает, все засекречено даже от него самого, разве что кое-что иной раз по
другим ведомствам прямым шпионажем выведывает и с доносом к императору тут
же мчит на всех парах. Павел заподозрил, что перед ним оригинальный способ
ни хрена не делать на службе, то есть прямой саботаж. Проверил - так и есть,
и референты не лучше, а узнать что-нибудь толком можно лишь из передач
заграничных радиостанций. Вот, стало быть, еще и министров меняй... Хоть
блазонер толковый, и то хорошо...
На этой мысли Павел проснулся окончательно, сел в постели. Спальней он
выбрал себе небольшую комнатку в наспех отстроенном специально для него
дворце, в память о прапрадедушке названном Ассамблейным. Велел обставить ее
попроще, хотя - не выдержал - кровать заказал все-таки двуспальную, Тоня
иначе, того гляди, обиделась бы. А вот как насчет... Павел судорожно глотал
подкисленную воду, мысли уже лихорадочно мчались по ежедневной тропе,
двигались в привычном беличьем колесе. Так вот, как мысль насчет
лицензионного права на антисемитизм? Возьмем на женском примере. Доказала
ты, голубушка, что тебя пять евреев бросили - получи право быть
антисемиткой, лицензия бесплатная, с отметкой, что пятеро было их, подлецов.
Четверо евреев тебя бросили - плати пол-империала в месяц. Трое - цельный, с
портретом государя и его инициалом. И так далее. А если вовсе тебя никакие
евреи не бросали, а хочешь ты быть антисемиткой, или там антикорейкой -
плати свои пять в месяц, они же семьдесят пять рубликов золотом, и будь кем
тебе приспичило... Казне очень даже полезно, вовсе в ней не густо. Опять же
и штрафы за неоформленную лицензию.
На десять Павел вызвал верховного блазонера. Глупость какая это
название, нельзя уж было эту должность просто и по-русски назвать -
герольдмейстер? Так нет же, блазонер, по-французски, сам ненароком и
утвердил. Чего только не наподписывал с устатку. Гнать бы этих референтов,
тьфу, дьяков, да новых взять негде. Ну, сам-то блазонер не виноват, он все
по науке делает, великий старик. Павел его еще на коронации приметил, с ним
мулат разговаривал, кормил его чем-то. Свинская была коронация, прямо
какие-то поминки в коммунальной квартире, даже посуду одинаковую поставить
не могли, перед блазонером стыдно. Он, блазонер верховный, говорят, еще и
книги по теоретической кулинарии пишет, дипломы за это свое хобби получил
уже все, какие есть. Ну, это его хобби, за хобби места за царевым столом не
положено, будь ты хоть сам ректор Военно-Кулинарной академии Аракелян. А
блазонера как же не пригласить? Он ведь гербораздатчик верховный,
древних-символов-и-девизов подтвердитель. Павел все никак не находил в себе
смелости попросить блазонера: не мог бы тот лично для него, для царя,
заварить этот самый напиток, из-за которого кто-то из ранних царей ему
фамилию придумал: сбитень. Прежде Павел пил только тот, что приносила в
термосе Маша Мохначева, славный у нее напиток получался. Где ты, Маша?
Агенты Павла немало удивили его сообщением, что среди сношаревых Настасий
Маши в Зарядье-Благодатском нет. Что это она? Говорят, не поехала. Ну,
ладно. Может, и к лучшему, того гляди, Тоня бы заревновала, а это ей нынче,
на шестом месяце, ну никаким образом не нужно.
Павел умывался сам: камердинера, который будет про него все знать, а
потом прирежет, он не хотел, - истинно верного взять было негде. Завтрак
теперь готовила для него Мария Казимировна: после того, как та перешла из
компартии в православие, Тоня стала ей доверять. Павел прошел в кабинет и
прямо за письменным столом съел неизбежные блинчики, выпил кофе, глянул на
часы: ох, без четверти десять. Справа на столе высилась гора бумаг на
подпись, слева еще какая-то дрянь. Павел вызвал секретаря. Подобрал ему
этого длинного блондина Половецкий, звали его Анатолий Маркович, и был он,
если верить Половецкому, человеком совершенно гражданским. "А в армии
служил?" - спросил Павел. "У него левая нога короче правой", - скромно
потупясь, сообщил толстый управделами. "Ну, и пусть будет Анатолий, но
почему Маркович?" - "А его отца звали Марк Иванович, его поп крестил по
святцам". - "Ну, раз по святцам, и левая нога..." Так Павел получил
молчаливого, исполнительного, хотя и хромого секретаря.
Секретарь доложил, что его превосходительство действительный статский
советник Вильгельм Сбитнев изволили прибыть пять минут назад, от чая
изволили отказаться устно, от кофия - гневным взглядом, а сейчас изволят
сидеть в кресле напротив кабинета. "Проси", - сказал Павел и придал лицу
выражение бессонно проведенной ночи, что недалеко было от действительности,
хоть и проспал царь сколько-то там часов. Секретарь почтительно ввел старика
с бородой веником, и Павел невольно встал, чтобы поздороваться; он не помнил
ни одного человека, ради которого ему это хотелось бы сделать. А здесь само
получалось, что старец такое желание вызывал, ничего не было в этом для
русского царя унизительного.
- Вы просили меня, Павел Федорович, материалы на государственную
символику Республики Сальварсан. Я не ошибаюсь?
- Нет, нет, Вильгельм Ерофеевич, именно эти материалы я просил.
- Ну, тако-сь, - старик полез в старую хозяйственную сумку и выудил из
нее пачку мятых бумаг, - национальная эмблема государства -
тринадцатилучевая звезда, лучи по числу добродетелей, присущих истинному
сальварсанцу. Могу перечислить все, если нужно. Цвет - национальный, цвет
шаровой молнии. Посредине герба размещен южноамериканский броненосец,
шагающий вправо, что символизирует все большую и большую правоту
сальварсанского броненосца. Расположенное под броненосцем изображение
гармоники традиционно считается энигматическим, то есть необъяснимым. Ввел
его в герб двадцать лет назад... ваш дядя. Считается, что ниже гармоники
изображен символ национального траура Сальварсана, ледяной метеорит, но он
по природе своей невидим, поэтому фактически в гербе отсутствует. Да... вот
он, полный эскиз герба, работы сальварсанского художника, как его... Матьего
Эти.
- Спасибо, Вильгельм Ерофеевич, спасибо, - нетерпеливо прервал старца
император, - а зернышки эти по кругу что значат?
Старик вскинул бороду.
- Государство Сальварсан получило независимость в одна тысяча девятьсот
седьмом году, в результате небезызвестных мышьяковых препараций. Таким
образом, размещение зерен мышьяка в гербе символизирует независимость
государства и одновременно небезопасность покушения на его границы: вредно,
скажем так, кусать мышьяк. Кроме того, зернышки имеют круглую форму,
дополнительно символизируя как национальное бедствие, так и национальную
гордость Сальварсана: больше нигде в мире шаровые молнии не собираются в
стаи...
- А, Вильгельм Ерофеевич, этот прямоугольник с ручкой на заднем плане,
вроде бы как, простите, огнетушитель?
Старик замешкался. Ответ был ему неприятен, но давать его пришлось.
Видимо, эта деталь герба блазонера не устраивала.
- Это, ваше величество, простите... атрибут аллегории, так сказать,
отчасти... энигматический. Это шприц, ваше величество. Это как бы вещь,
которую Сальварсан готов предложить врагу. Сложно, не совсем традиционно...
Кстати, сперва нынешний президент объявил, что гербом государства будет
зеркало, но этот его художник, как его... Матьего Эти, пригрозил покончить
жизнь самоубийством, тогда президент разрешил ему скомбинировать вот эти
символы. Так я продолжу толкование?
Павел и без того не отдохнул, а от слов-чудовищ, наподобие никогда не
слышанного "энигматический", голова начинала болеть дополнительно.
- Спасибо, Вильгельм Ерофеевич, спасибо. Теперь вот что: мы пожаловали
одной особе титул княгини Ледовитой, по месторасположению ее родового
поместья на Земле Святой Татьяны, ну, вы знаете, к северу от Северной Земли.
Герб в ее роду утрачен, но, как гласят предания, в нем почему-то было, -
Павел испытал нечто вроде прилива злорадного вдохновения, которое побуждало
его предков давать боярам фамилии Дураковых и Обалдуевых, - в нем было
восемь бутылок. Больше ничего не известно.
Старик сосредоточился.
- Щит, вероятно, белый, по цвету льда - что равно серебряному.
Поскольку она княгиня, корону не вводим. Поскольку женщина - шлема тоже не
нужно. Щитодержатели... Ну, при подобном расположении поместья возможны или
два белых медведя, или два моржа.
- Конечно, конечно, именно два моржа. Э... зеленых.
- Так... Щит, конечно, традиционный французский, прямоугольный, а то с
моржами путаница будет, если круглый вводить. На восемь полей делим просто:
прямым и косым крестом один поверх другого, это как на английском флаге. И в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг