не разложили.
Ряды постепенно строились, и ужас над ними висел густым облаком, как
смог над каким-нибудь Мехико. Осенняя темнота смешивалась с ним, лучи его
перемещались, словно взбалтывая настой, которым Григорий Иванович Днепр
намеревался опоить вверенный ему мусорный лагерь. Начало упаивания было
назначено спецпредстом на шесть тридцать по великотувтинскому времени. Входы
в личный бункер Днепра отворились, из всех четырех дверей бодрым шагом вышли
по нескольку десятков дюжих молодцов в казачьей форме, широким строем
обступая эшафот. Бедняги из десятого барака оказались сразу во многих
кольцах: казачий круг - перекрестье прожекторных лучей - "недесятые" зеки в
старых шинелях - ВНУХРа с автоматами - синие гвардейцы по углам. Палачом
Днепр, кажется, назначил себя. Но ведь и казаков на помощь Григорий Иванович
тоже кликнуть был готов, иначе зачем бы они тут очутились.
Барабанный рев из динамиков становился все громче. Днепр показываться
публике не спешил. Население бараков с первого по девятый и с одиннадцатого
по последний тряслось все меньше, им откуда-то стало известно, что
декумировать будут не каждого десятого, и десятый, "гаишный" барак считался
обреченным. Поскольку барак этот Днепр заселил не меньше, чем двойной
порцией ментов, имелась надежда, что из других бараков добавку брать не
будут. Впрочем, это уж как рука раззудится у Днепра - молите вашего
милицейского бога, мусора, если вообще умеете молиться, а не умеете, так не
молите, ни хуже вам, ни лучше уже не будет, все уже решено.
Кто-то, стараясь быть возможно более незаметным, поставил на край
помоста ящик с тяжеленными полосатыми палками, - десятка три успел
заготовить Днепр свинцовых "гаишниц", побаивался, что не хватит, поломаться
могут они об милицейские черепа. За свою силушку Днепр не опасался. Да и
помощники-казачки наличествовали. Если уж они нагайкой от плеча до паха
грозятся человека разрубить, то "гаишница" сгодится на что-нибудь. Прямо
хоть патент на нее оформляй.
Взвыла сирена. Лепилчасть еще относительно далеко располагалась от
эшафота, так что Имант всего лишь сглотнул от неожиданности. Казаки подняли
нагайки и вытолкнули на эшафот первую порцию "гаишников", основательно
ударив их под коленки, чтоб не думали по старому советскому рецепту умирать
стоя. Кто-то вырывался, кто-то просто рухнул на кумач. Медленно, стараясь
придать моменту значимость, на помост вышел Днепр. Имант отвернулся, видал
он еще и не такое, а слышно, как он предполагал, не будет ничего: и далеко,
и заморыши в десятом живут. Живут? Пожалуй, этот синий людоед с этим
вопросом сейчас разберется, никого там живого очень скоро не останется.
Краем глаза латыш все-таки на эшафот глянул. С помощью казаков Днепр
устраивал там кровавую баню. Григорий Иванович явно не нуждался в заметной
помощи, - ну, разве что остатки его трудов нужно было убирать, да новые
партии выталкивать. Главный лепила протянул латышу мензурку, - как-никак в
лагере они оба были чем-то вроде патриархов. Лепила в сторону эшафота не
смотрел.
- Голем... Ну, сущий голем... - пробормотал лепила, и свою мензурку
выпил. Что такое голем, Имант не знал. Но ясно, что ничего хорошего врач
иметь в виду не мог.
Сирена продолжала выть, понемногу светало. Лепила уселся на подоконник,
чтобы и самому не видеть, и другие не смотрели. Взгляд лепилы вдруг
осмыслился:
- А тебя что же не укумили?
Алеша Щаповатый, к которому слова были обращены, выполз из-под стола с
расчлененными останками кума. Имант вспомнил, что именно этот жалкий
мент-щенок мог бы и должен бы за смерть кума ответить. Но не идти же с
доносом теперь, когда синий людоед отомстил уже за все, за что только можно
придумать. К тому же Алеша вряд ли после всех подобных событий мог остаться
в своем уме.
- Ну, я и сам управлюсь... - пробормотал лепила, набирая в шприц
лиловатую жидкость. Имант резко ударил его по руке: еще не хватало психа
убивать. Вон, псих лютует посредине лагеря, так за ним небось никто со
шприцем не гоняется. Шприц отлетел в сторону, но лепила достал из автоклава
другой.
- У меня их пока много, выбить не пытайся, дай, психу-то глюкозу введу.
Не гляди, что лиловая, я все в непонятные цвета крашу, не то спасу нет от
бакланья мусорского.
Имант в душе покраснел и помог лепиле закатать щаповатский рукав.
Покуда медленные десять кубиков втекали в вену к Алеше, радист вгляделся в
лицо лепилы. Был тот очень стар, но крепок, по неоспоримому врачебному праву
носил жидковатую бороду. Сколько помнил Имант, за четверть века главлепила
не переменился ничуть. И никуда его из Тувлага на пересуд не гоняли, -
сколько ж он тут просидел?
- Федор Кузьмич, - спросил Имант, - что ж это срок у тебя такой
длинный?
- Это не срок, - ответил лепила, - это жизнь такая. Длинная. Какую Бог
послал, такая есть. И жить ее надо так, чтобы не было от нее противно. Тогда
она длинная получается. Идею, самое главное, в душе беречь не надо, насчет
счастья для внуков, или там внуков этих внуков. Сейчас жить надо, и не брать
от жизни, а просто жить. Вот и будет не срок, а жизнь.
Для Иманта, сына латышских стрелков, философия лепилы была слишком
сложной, но и в его радиодетальную голову пришло, что и сам-то он тоже уже
давно не сидит, а живет в лагере, так по документам выходит. Алеша приоткрыл
глаза.
- Никого ты не убивал, - тихо и строго сказал лепила, - когда ты на
кума с шилом полез, он уже холодный был. Отравление эфиром. Ты себя не
грызи, скоро буран, покемарь пока. - Лепила прикрыл Алешу краем чьей-то
забытой, то ли собственной своей телогрейки.
И вправду, лютый вой ветра стал заглушать даже барабанные грохоты,
долетавшие с эшафота, где, похоже, все шло к концу. Снег повалил
невиданными, с ладонь размером, хлопьями, словно пытаясь прикрыть собою все
то позорище, которое учинил посреди Тувлага разбушевавшийся Днепр. Но, хотя
барабаны все грохотали, что-то, видимо, было неладно на эшафоте, вопли
оттуда доноситься перестали; Имант подумал, какой же нынче снег плотный,
вот, даже синего людоеда за ним не слыхать.
Дверь лепилчасти распахнулась, на пороге стояли казаки, их обмороженные
до синевы лица служили неким цветовым переходом к синеве того ярко-лазурного
предмета, который они тащили. Главлепила на этот предмет уставился с большим
интересом.
- Это кто ж его, болезного?
Казаки смутились, потом из-за их спин вышел урядник, протянул руку.
Лепила, видимо, на этот жест в жизни насмотрелся: в лапе урядника немедленно
оказалась мензурка с лиловатым спиртом. Урядник дернул головой, - видать,
выражал благодарность, - и одним глотком мензурку опрокинул в горло.
- Это десятый кончился. Начальник все кумил, кумил, да барак-то не
бездонный, кончился барак. А другие, не из десятого которые, не годятся ему.
Он и рухнул.
Лепила с интересом щупал пульс Днепра, разглядывал зрачки. Григорий
Иванович Днепр лежал на растянутой казаками плащ-палатке, и был тих, как его
омоним, описанный литератором Гоголем в замечательной повести "Страшная
месть".
Лепила размашисто перекрестился и указал казакам на пустой стол.
- Все, ребятки. Этот - все. И никто в его смерти не виноват, и
разводите прочих по баракам. Скажите - и куму песец, и надкумку синему тоже
песец, пусть спать ложатся, завтра минус сорок девять, в зачет воскресенья
пойдет. - Видя, что урядник сомневается, лепила выпрямился, оказавшись на
полголовы выше любого из казаков. - Быстр-ра! Па-ба-ракам! Шагом м-марш!
Эхо в прозекторской было необычное, оно повторило не конец команды, а
середку: "...Ра-кам!..." Казаки послушно уложили утихшего Днепра на стол и,
пятясь, вышли из санчасти. Главлепила с интересом подошел к Днепру. В
окостеневшей правой руке бывший спецпредст держал измочаленную и
окровавленную "гаишницу".
- Вот и кончился у него срок, - сказал старец, обращаясь и к Иманту, и
к полуожившему Алеше, - он не жизнь жил, а срок отбывал. А неправильно это.
Очень вредно для здоровья.
Снег валил и валил, и никакие прожекторы с ним уже не справлялись.
Который идет час - было не понять, все циферблаты в хозяйстве главного
лепилы раз и навсегда, похоже, остановились на одиннадцати с чем-то, кто
хочет, пусть смотрит и верит, а ему, главному, на время уже давно и навсегда
плевать. "А как же радио? - подумал Имант. - Не ровен час опять антенну
порвет..."
На подобный вопрос лепила только ухмыльнулся. Потом вытащил из-под
стола с Днепром три пары валенок, две телогрейки; придирчиво оглядел своих
мелковатых гостей, третью пару швырнул обратно. Потом стал деловито
осматривать содержимое Днепровых карманов. В рюкзаки перекочевали два
"макарова", один складной "толстопятов", полдюжины гранат "Ф-1". Из
очередного кармана старик-лепила вывернул пачку документов, глянул на
верхний - и замер. Имант заинтересовался - чем бы это таким покойник мог
врача удивить, а увидев, удивился сам: в руках старец держал всего лишь
черно-белую открытку с фотографией бюста императора Павла Первого. Но
спрашивать латыш ничего не стал, что надо, то и так скажут, это он знал по
лагерному опыту.
Главлепила тем временем закончил сборы.
- Все! Переодевайтесь. Мне еще это синее дерьмо вскрывать.
Алеша от ужаса попытался уползти обратно под стол, Имант только
вздохнул. Кто сейчас в лагере главное начальство? Лепила. И.о. кума, так
сказать. Из собственного кармана тот уже выловил потрепанный бумажник, из
него извлек карту местности и развернул ее на подоконнике.
- Так вот: сюда, а потом сюда. Здесь десять верст по реке, встала уже,
Чулвин река называется. Может, и двадцать верст, неважно. Дойдете до скалы
по левую руку, рогатая такая, будто кто из земли два пальца высунул
джеттатурой... ну, улиточьими рожками. Между них тропка, по ней уйдете.
Ночевать, дурни, только вместе, не то выкопают вас через миллион лет как
мороженого мамонта и в императорский музей...
Старик говорил, говорил, ясно было, что Алеша не в силах не только
ничего запомнить, но даже и понять, о чем идет речь. А сын латышских
стрелков аккуратно все запоминал. Зима еще в полной силе, а царь уже
настоящий. Самое время с лагеря рвать валенки, накочумался уж.
- Здесь вам нельзя больше. Здесь вон пахан из его барака, - старик
кивнул на Алешу, - Гэбэ, теперь хозяйничает. Ему-то что, накромсаю ему с
этих двух придурков съедобных, как говорится, частей, дня четыре спокойный
будет. А потом пойдет такая ас-са-мбле-я... - врач замер, глядя в быстро
темнеющее окно, - снег за ним валил так, словно небеса кто-то чистил широкой
лопатой и той же лопатой этот снег сбрасывал прямо на Тувлаг.
- А про меня не думайте, - ответил лепила на незаданный вопрос, - я не
такое видывал. Я пятьсотчетвертошников друг другу скормлю, последнего доской
приморожу, накрою, вот пусть их в музее и выставляют. Словом, бери
стебанутого, и - ходу!
Чтобы не мудрить, Имант выбрал старую дорогу: ту, по которой неизвестно
кто из Тувлага уже дал деру в вечер последнего в Мишиной жизни упоя. Лагерь
он знал наощупь, вышел к тому самому месту, где накануне чинил периметр. Все
тут было опять порвано, но не людьми: на проволоке, разомкнув колючую цепь,
висела мертвая овчарка - лишь она одна в ночь побега пыталась исполнить свой
долг, но никто ей не объяснил, что внухрить - это совсем не то что вохрить,
а, стало быть, беглых народонаселение должно само ловить, ему за то
империалы золотые платят - а к чему собаке империалы? Имант аккуратно снял
тело собаки с проволоки и зарыл в снег: все как-то аккуратней. Потом, следуя
совету лепилы, дошел до первой сосны и вынул из неприметного дупла моток
грубой бечевки, обвязал ее вокруг пояса совершенно ничего не соображающего
Алеши и повел его, как поводырь слепого, не спотыкаясь.
Основательно, прямо в снег лицом, споткнулся он только метров через
восемьсот. Высказав по поводу валяющегося под ногами предмета все то, что
знал от отца по-латышски, радист разгреб сугроб, хотя вообще-то и сразу
понял, обо что именно споткнулся.
"Десять империалов пропадают", - подумал Имант равнодушно, глядя на
безымянного милиционера в форме, из-за которого так недавно чинил лагерную
антенну, чтобы тогдашний кум свои Би-Би-Си мог слушать. Алеша все равно шел
с закрытыми глазами, а снег все падал и падал, завалив беглого за считанные
минуты. Но в эти минуты Имант вместе с придурковатым своим спутником уже
спускался к реке, чтобы топать и топать по льду, пока на берегу скала не
покажется, та, что в форме улиточьих рогов. Тувлаг, в котором прожил Имант
больше четверти века, уже исчезал из его памяти, словно и в мыслях у радиста
нынче тоже был снегопад.
3
Нет смысла гладить по голове, когда надо дать по жопе.
АРКАДИЙ ЛЬВОВ. ДВОР
Ноябрьские снежинки аккуратно, по одной, редко по две, садились на
оконное стекло, быстро превращались в водяные капельки и стекали вниз. Павел
глядел на них, нимало не жалея об ухудшении видимости: смотреть за окном
было совершенно не на что. Противоположная сторона улицы уже несколько дней
пустовала, синие гвардейцы перерезали как Староконюшенный, так и примыкавший
к нему Мертвый переулок. Никакой милиционер более не маячил напротив,
канадское посольство переехало, к тому же отношения с Канадой портились
прямо на глазах из-за яростной дружбы, которую Россия по инициативе царской
семьи затеяла с агрессивной Гренландской Империей. Кажется, гвардейцы
опустошили дома в радиусе полуверсты, а дальше понаставили "жимолости",
таманских солдат на каких-то огромных солдатовозах, огневых точек
понатыкали, - словом, даже давешнего премьера-маразматика так не охраняли.
При желании Павел теперь мог бы выходить из особняка и гулять под окнами. Но
в такую погоду и в условиях полного безлюдья среди неродного города не было
у Павла желания гулять никакого. Коронация была на носу, смерть нынешнего
премьера Шелковников откладывал с огромным трудом, для него персонально шили
несколько мундиров, и ни один не был дошит окончательно. Плохо сидел на нем
мундир генсека, вообще-то он в Политбюро не хотел бы, но простоты и
законности ради полагалось этих маразматиков уломать, убедить в неизбежности
поворота к социалистической монархии. Не очень хотелось уходить из армии, но
без этого чин канцлера не получишь, - Шелковников торжественно выходил в
отставку в чине "генерал-фельдмаршал в отставке". Вот уже три мундира, а еще
нужен мундир московского дворянства, специальный коронационный - короче
говоря, не меньше дюжины. Седьмое ноября было упущено, все пришлось
переносить на второй четверг, но Шелковников утешал себя тем, что праздники
как были октябрьскими, так и будут именоваться... ну, ноябрьскими, вводить
старый стиль, как и старую орфографию ни Шелковников, ни Павел Второй
Романов не захотели: первое неудобно, второе неудобно, по-старому ни
канцлер, ни император писать не умели. В районе Октябрьского поля, которое
уже переименовали в Ноябрьское, были сооружены временные склады, битком
забитые дорогой импортной рыбой, из которой бравый мулат в недалеком будущем
собирался сварить суп для всенародного пированьица. Сам Павел пребывал пока
что почти в прострации, занимаясь, как казалось ему, делами несущественными:
не получив еще в руки все бразды управления страной, он пока что любое дело,
из числа тех, что случалось делать, считал безделкой. Так вот и сейчас,
холодным ноябрьским утром слушая монотонный голос незаменимого Сухоплещенко,
на чьих плечах со вчерашнего дня сверкало по три коньячных звездочки,
император откровенно скучал.
- Седьмыми в коронационной процессии проследуют выборные представители
вашего императорского величества верноподданнейших сект!
"Сект - шампанское..." - подумал Павел и перевел глаза на потолок,
расписанный очень противными амурами. Сейчас он изучал французский язык,
оказывается, Казимировна на этом наречии бойко болтала, и Тоня занятия
иностранными языками весьма одобряла, хотя не любила Казимировну, - но Белла
Яновна перед Тоней за ту замолвила слово, старухи стали последнее время
буквально не разлей вода. "Сект". До Павла дошло, наконец, настоящее
значение слова, и он подал свой монарший голос.
- По названиям, полковник. И в чем сущность.
- Есть. Первыми проследуют делегаты скопцов-субботников, они с
некоторых пор проявляют редкостную добрую волю к сотрудничеству, например, к
коронации, как сообщили из их кругов, они приготовились подарить вашему
величеству сто пудов восковых фруктов. Никаких неприятных намеков, ваше
величество... Восковые фрукты, по их верованиям, символизируют будущее
райское блаженство. Они полагают, что рай на земле должен установиться в
ваше царствование.
- Пусть полагают... Положите фрукты в музей подарков. Дальше!
Музей подарков к коронации уже существовал - под него оборудовали
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг