Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
взглянул на Матвея и снова забормотал, как молитву, забубнил:

                 В беспорядке диком теней,
                 Где, как морок старых дней, закружились,
                 Зазвенели Стая легких времирей...

     И тут кинулся к Матвею,  с разбегу бухнулся на колени, завопил дурным
голосом:
     - Ты гений, гений!
     Очки  свалились-таки,  он  стал  шарить по  полу,  ползал,  тыкался в
Матвеевы ноги и все повторял:
     - Гений, гений!
     - Брось, Ренат, что за шутки? - недовольно сказал Матвей.
     - Ты гений!  -  заорал он опять и  вскочил с колен.  -  Всех времен и
народов! Как же мне повезло в жизни, что я знаком с тобой!
     - Перестань, - раздраженно буркнул Матвей.
     - Ты что,  не понимаешь?! - возмутился Ренат. - Ты сделал грандиозное
открытие. Ты доказал, что будущее существует в нас всегда! Насчет прошлого
и  настоящего никто не сомневался,  а  вот будущее представлялось какой-то
зыбкой  неопределенностью.  Твоя  Машина строит образ  будущего на  основе
энцефалограммы,  кардиограммы,  принимает во  внимание и  ритм дыхания,  и
биополе человека, ведь так?
     - Ну да, примерно, - согласился Матвей вяло: не о том он думал, когда
рассказывал Ренату о Машине.
     - Сигналы  сегодняшнего  состояния  человека  она   экстраполирует  в
будушее, расшифровывает, рассчитывает весь процесс их изменения на 17 лет!
Это значит,  что время заложено в  нас!  Я то же самое сколько лет пытаюсь
доказать на  материале литературы,  а  ты...  Ты -  гений!  И  то,  что мы
называем судьбой,  роком, - это программа! Карма-программа! "Не властны мы
в самих себе"!  Гениально! И тогда само собой разумеется, что моя гипотеза
вовсе не  гипотеза -  аксиома!  Человек есть  человек потому и  постольку,
поскольку в нем заложены три временные координаты!
     Ренат  восторженно носился по  комнате,  вдруг  ему  стало тесно,  он
кулаком распахнул дверь, с конским топотом пробежал по веранде.
     - Не властны мы в самих себе! - заорал он оттуда счастливо.
     - А чего радоваться? - угрюмо спросил Матвей. - Чего же хорошего, что
не властны?
     Ренат вернулся в комнату, сел, немного успокоившись, напротив Матвея.
     - Как всякий гений,  ты чудак,  -  сказал снисходительно. - И рядом с
тобой должен быть человек с умом средним,  но дисциплинированным.  То есть
я.  Иначе ты  сам себя не поймешь.  Я  не тому радуюсь,  что мы в  себе не
властны.  Если бы  ты  доказал,  что -  властны,  я  бы  точно так же  был
счастлив.  Ученому безразличен знак открытия - плюс или минус, да или нет,
- ему важно знание само по себе и его значение. А значение знания, которое
ты добыл, - всемирно. Революционно.
     - Ну а как же Мила?  - вдруг сказал Матвей, никак не разделяя радости
Рената.
     - Что - Мила? - будто не понял он.
     - Ей-то как теперь жить?
     - Ну...  ну,  - растерялся Ренат,  - это я,  ей-богу,  не знаю... Ну,
как-нибудь образуется...
     - Вот я и спрашиваю: как образуется? - гнул свое Матвей.
     - Да откуда мне знать!  - крикнул Ренат раздраженно.  - При  чем  тут
она?  При чем тут ты, я, дядя Коля?! Все мы, в конце концов, смертны! Речь
- о человечестве!  Твое открытие меняет судьбу человечества, его взгляд на
себя,  ты что - не понимаешь?!  Это даже смешно,  это картинка,  достойная
пера:  сидит бухой гений в ватнике и талдычит про  какую-то  Милу,  а  сам
только что цивилизацию перевернул!
     Матвей пустил длинным армейским матюгом и резко пошел к двери.  Ренат
кинулся ему на плечи, удержал.
     - Ты псих!  -  кричал он радостно. - Ты классический гений-идиот! Два
года назад,  когда ты мне первый раз про свой план рассказал, я решил, что
ты  шизанулся.  Каюсь -  даже  на  книжной толкучке про  тебя как  анекдот
рассказывал.  Теперь я  точно  вижу  -  ты  псих!  Но  и  гений,  вот  что
грандиозно!
     Ренат  обнял  его,  тянулся поцеловать.  Матвей  отпихнул его,  пошел
прочь.
     - Проспишься,  приходи!  -  кричал  Ренат  вдогонку.  -  Еще  тяпнем,
нобелевский ты мой!
     Пошел снег - сначала неспешно, потом быстрее, быстрее и вдруг повалил
густой,  тяжелый... Матвей остановился и почему-то оглянулся на свои следы
- их  засыпало,  прятало на  глазах.  Так он  и  дошел до дома,  все время
оборачиваясь на свои исчезающие следы.


                                   XII

     ...Иван-царевич с  отцовским лицом.  Волк в  густой мягкой шерсти,  с
грустными глазами. У него на загривке - застывшая золотая белка.
     Матюша оглянулся еще раз -  и  запомнил их  на  всю жизнь,  но ни "до
свидания", ни тем более "прощайте" сказать не сумел.
     Лето  кончалось,  изнутри леса проступала осень -  редкими желтеющими
листьями,  пожухшей травой.  Бабочки исчезали,  воздух становился острей и
прозрачней.  Тихо было в лесу, только Матюшины шаги шуршали. В эту сторону
он не ходил раньше, и когда Иван-царевич указал ему путь, мальчик удивился
- как это он весь лес облазил, а там никогда не бывал...
     Он снова обернулся,  но не увидел друзей -  вокруг стояли темные ели.
Большие -  до неба и маленькие - до облаков. Облака были рваные, в дырках,
их  низко нес  неслышный ветер,  они  цеплялись за  елки,  снова рвались и
улетали маленькими клочьями.
     Матюша  пошел  дальше,  и  отчего-то  захотелось ему  крикнуть  -  не
позвать,  а  просто крикнуть погромче:  "Эге-гей!"  Но он не сумел:  то ли
голос исчез, то ли нельзя было в этом лесу кричать.
     И ничего не случилось, ничто не изменилось, но вдруг замерло Матюшино
сердце,  и  весь он наполнился предчувствием.  И  вдруг раздались знакомые
тяжелые шаги,  сразу  -  близкие,  и  послышалось натужное гулкое  дыхание
огромного существа.  Матюша застыл,  а  потом побежал,  сорвался с места и
побежал,  задевая елки,  укалываясь о них,  без страха наступая на бусинки
брусники,  побежал навстречу шагам.  И сам собой,  легко вырвался крик: "Я
здесь!" "Матю-уша-аа!" -  услышал он дальний,  замирающий голос матери, но
не  остановился,  не обернулся на него,  а  бежал все быстрей,  оступаясь,
падая,  поднимаясь,  уже задыхаясь,  бежал...  И только одного боялся: что
снова незваные хранители бросят перед ним зеркальный ручей.  И лишь на миг
замедлил:   понял,  что  вот  за  этими  густыми,  переплетенными  ветвями
откроется сейчас  поляна -  и  там  будет  Он.  Матюша набрал полную грудь
воздуха - и обеими руками изо всех сил раздвинул, как распахнул, ветви.
     И увидел Единорога.
     Он стоял посреди полянки,  заняв ее почти целиком,  - неправдоподобно
огромный,  закрывающий небо  и  свет.  Красными,  налитыми кровью большими
глазами он смотрел на мальчика, победно выставив могучий рог.
     Оба застыли,  глядя друг на друга.  Единорог медленно мигнул. И вдруг
заговорил,  и  от  его голоса задрожали деревья,  трава и  как будто земля
колыхнулась.
     - Зачем ты искал меня?
     - Я искал... я искал тебя, - ответил мальчик с испугом и восторгом, -
потому что ты  -  самый чудесный в  нашей сказке.  Ты -  самый большой,  и
сильный, и чудесный!
     - Чего ты хочешь?
     - Я...  -  смешался мальчик.  - Я ничего не хочу. Я просто хотел тебя
видеть.
     Единорог осклабился и коротко хохотнул, тряся складками шкуры.
     - А  тебе сказали,  что меня нельзя просто увидеть?  Всех,  кто видит
меня, я или наказываю, или награждаю, сказали тебе?
     - Да, я знаю, - собрав всю смелость, звонко ответил Матюша.
     - И чего ты попросишь у меня?
     - Мне ничего не надо, - тихо ответил он.
     Единорог шумно вздохнул и прикрыл кровавые глаза.
     - Кто научил тебя ничего не просить?
     - Никто... Я сам.
     - Мне нравятся мальчики,  которые ничего не просят, - сказал Единорог
и снова открыл глаза.  Уперся взглядом в Матюшу,  но не было в том взгляде
ни доброты, ни симпатии. - Ты хочешь всего добиться сам?
     - Я постараюсь, - робко ответил Матюша.
     - Мне нравятся мальчики,  которые хотят всего добиться сами,  - снова
осклабился Единорог.  -  Иногда  из  них  выходят  сильные мужчины.  Очень
храбрые мужчины.  Очень  уверенные в  себе.  -  Единорог хрипло засмеялся,
листва посыпалась наземь. - И когда они бросают вызов мне, я не отказываю,
я  прихожу.  Ведь они такие сильные и храбрые.  Мне нравится делать из них
пустое  место,  ничто.  -  Единорог  наклонил голову,  горой  нависая  над
Матюшей. - Иди, мальчик. Добейся в жизни всего, я не стану мешать. Но знай
свое место и  никогда,  даже в  мыслях,  не  зови меня.  Отныне ты  только
человек, и не тебе бороться со мной. Иди, сказка кончилась.
     И тут перед глазами Матюши,  как на экране Машины, Единорог беззвучно
задрожал,  черты его гигантского тела поплыли,  смешались,  исчезли, стало
темно,  в  темноте замигали яркие  точки,  и  вдруг разом все  посветлело,
очистилось,  и  уже не было ни леса,  ни поляны,  а на их месте возникло -
четко,  ярко  -  лицо  сорокалетнего Матвея:  поседевшая борода,  запавшие
черные глаза... И будто с огромной высоты стремглав упал он в мягкий ворох
перин,  подушек,  одеял,  и стало тепло,  и в полусне-полуяви поплыл он по
колыбельной реке,  в  колыбельное море,  и  казалось,  что  не  было вовсе
страшного Единорога,  а впереди - все еще ждет, все еще манит баснословный
край, исполненный сияния.


     Карат залаял в голос, ожесточенно и зло.
     - Кого еще черт несет? - буркнул Матвей и пошел открывать.
     Карат бесился в сенях,  прыгал,  бил передними лапами в дверь. Матвей
выглянул в окно:  внизу,  у крыльца, стояли трое мужчин - пожилой в лисьей
шубе и  с  ним двое лет по сорок -  высокий брюнет без шапки и толстячок с
круглым лицом.
     - Подождите,  собаку привяжу,  -  крикнул Матвей. Открыв дверь, сразу
сказал: - Если вы насчет на зиму дачу снять, то у меня не сдается.
     - Нет, нет, мы по другому вопросу, - поспешил толстяк.
     - По какому? - подозрительно спросил Матвей, не приглашая их в дом.
     - Может быть,  вы разрешите нам войти,  а  там и поговорим?  -  веско
произнес старик.
     Матвей пожал плечами.
     - Заходите...
     Долго топтались,  раздевались,  гурьбой проходили в комнату,  наконец
расселись за столом, Матвей устроился на диване и закурил.
     - Прежде всего давайте знакомиться, - дружелюбно начал старик.
     - Да уж,  -  нелюбезно отозвался хозяин, но старик сделал вид, что не
заметил этого.
     - Моя  фамилия  Никич,   зовут  Николаем  Николаевичем.  Я  -  физик,
действительный член Академии наук СССР...
     - Герой Социалистического Труда,  лауреат Ленинской премии, - добавил
толстяк.
     - Ну уж, если все перечислять, - улыбнулся академик, - то не забудьте
и две Сталинские премии...  А это мои друзья,  ученики, помощники - доктор
наук,  профессор Сорокин Константин Андреевич и  доктор наук Колесов Семен
Борисович.
     - А я Басманов Матвей Иванович,  майор ВВС в отставке, действительный
инвалид СССР, - с мрачным сарказмом представился Матвей.
     - Ну,  это мы  знаем,  -  добродушно сказал Никич,  -  иначе б  и  не
беспокоили вас. Я думаю, в прятки нам играть не стоит, начну сразу с дела,
откровенно.  Матвей Иванович,  мы наслышаны о  ваших опытах и  хотели бы с
ними познакомиться.
     - Наслышаны?  -  удивился Матвей.  -  Я  что-то  не припомню,  чтоб в
последние сорок лет публиковал статьи или лекции читал.
     - Это  верно,  -  с  неколебимым  добродушием продолжал  академик.  -
Человек вы скромности незаурядной и к славе, судя по всему, не стремитесь.
Но заслуженная слава - вещь недурная, не так ли, Матвей Иванович?
     - Бюст на  родине и  колбасу вне  очереди -  кто  ж  откажется?  -  с
издевкой сказал  Матвей,  обратившись к  толстяку Колесову,  и  тот  отвел
глаза.
     - Впрочем,  дело,  конечно,  не в славе, - ничуть не смущаясь, сказал
Никич,  -  а в науке,  в знаниях.  По нашим сведениям,  у вас есть кое-что
полезное для науки. - И, помолчав, с упором добавил: - Для нашей науки.
     - Для вашей? - быстро спросил Матвей.
     - Для нашей, - согласился Никич. - Для нашей советской, нашей мировой
науки.
     - Ну, во-первых, - сказал Матвей наконец-то серьезно, - никаких таких
сведений у  вас быть не может.  Если уж вы предложили говорить откровенно,
то не надо мне с  первых слов лапшу на уши вешать,  достопочтенный Николай
Николаевич.  А на деле вот что. Я действительно ставил некоторые опыты и в
самом начале работы кое-что  рассказал о  них  приятелю,  который оказался
трепачом.  Кроме того,  я догадываюсь,  что одна...  женщина могла кое-что
передать своим подругам,  и в виде сплетен это могло поползти дальше. Но -
опять-таки -  эта женщина могла говорить только о  самых первых опытах,  -
Матвей помолчал.  -  Об итоге работы она едва ли могла рассказать...  Итог
же, уважаемые физики, таков: блеф, пшик, фук с маслом. Если вы знаете суть
эксперимента,  то не вам объяснять,  что дилетант, знающий физику только в
применении  к  летательным аппаратам,  да  к  тому  же  без  основательной
технической базы,  не мог добиться не только успеха,  но и  сколько-нибудь
значимых результатов.  Не мог -  и не добился.  Вот и все. - Матвей развел
руками,  пожал плечами и скорчил скорбную мину.  - Увы, увы! Ничем не могу
быть полезен.
     - Так уж и ничем? - осторожно подал голос чернявый Сорокин.
     - Ровным счетом ничем! - с той же ухмылкой ответил Матвей.
     - А эта... женщина... о которой вы помянули... это, вероятно, Людмила
Алексеевна Кудрина? - глядя вбок, в стену, тихо спросил Никич.
     Ухмылка сползла с лица Матвея.
     - Вы знакомы с ней?
     - Как вам сказать, - вяло ответил Никич.
     - Откровенно. Как и обещали, - зло сказал Матвей.
     - Да  ведь вы-то с  нами вовсе не откровенны,  вот в  чем беда,  -  с
нарочитой ласковостью сказал Никич.
     - Вот что,  гости дорогие,  -  с угрозой сказал Матвей.  -  Пока я не
получу адреса Милы,  я вам не скажу ни слова.  Хотите разговора -  давайте
адрес, а не хотите... вот бог - а вот порог.
     Никич по-старчески тяжко вздохнул.
     - Ох,  Матвей Иванович,  голубчик.  Полно нам комедию-то ломать. Ведь
уйди мы сейчас,  так пороги-то вы у нас обивать будете, все принесете, что
просим.  Только зачем нам эта игра?  Вы  уж  извините,  мы  вас не  знали,
опасались,  конечно,  - что за человек? А вы человек разумный, не маньяк -
это  видно.  Только очень недоверчивый человек,  скрытный.  Но  мы  вам не
враги,  а союзники, помощники. И не беспокойтесь - ни славы, ни приоритета
мы у вас не отнимем,  что ваше -  то ваше.  Тут я вам слово даю, а я давно
уже не вру,  с  54-го года греха на душу не брал.  Ну а Людмила Алексеевна
ваша в 4-й психиатрической больнице...
     - Что с ней?!
     - Утешить не могу,  голубчик. Очень она плоха. Душевное расстройство,
мягко сказал старик. - Очень сильное. Так что не такой уж пшик ваши опыты,
верно? Или они ни при чем?
     Матвей молчал долго. Закурил еще. Гости не торопили.
     - Это случилось с Милой,  -  сказал он наконец, - после того, как она
увидела  себя  через  семнадцать с  половиной  лет.  Это  было  страшно  -
уродливое,  безумное лицо... Я бы никогда не позволил ей подойти к Машине,
но вышло так,  что я сначала попробовал на себе -  и ни черта не вышло.  Я
думал,  что опыт мой не удался,  что не сработала Машина, и тогда позволил
Миле... ну, побаловаться, что ли...
     - Разрешите посмотреть Машину? - осторожно спросил Сорокин.
     - Я уничтожил ее, разбил! - крикнул Матвей и в этот миг поверил себе.
     - Ах ты, черт! - не удержался Колесов.
     - Это не беда, - мягко сказал Никич. - Ведь главное - принцип, схема.
Уж если вы в таких условиях смогли ее сделать,  то в наших -  мы за неделю

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг