... Федя тоже провел этот день довольно результативно. Первым делом он
ринулся к уже знакомому ему ювелиру.
Ничего не подозревая, тот открыл ему дверь. Федя сразу же сгреб в тугой
узел пиджак на его груди:
- Что ж ты делаешь, падла. Закроил серебро, а нам туфту подсунул. Пиши
завещание, сволочь.
Ювелир слабо сопротивлялся, губы его беззвучно шевелились, не в силах
выдавить ни слова.
- Короче, - продолжил Федя. - Завтра я наблюдаю здесь шесть десятков
настоящих серебряных пуль. Если не успеешь, то считай, что ты уже не жилец.
Федя развернулся и стал спускаться по лестнице, когда ему в спину
донеслись слова: "А серебро?"
- Серебро?! - Федя пулей взвился обратно на площадку. - Меня не
интересует, где ты достанешь серебро. Это уже лично твои проблемы. Можешь
взять из того, что ухватил от нас, а не хватит, так добавишь из своих запасов.
Иначе ищи веревку.
Выйдя на улицу, Федя подумал о том, что вряд ли возможно отыскать
Сверчка в Питере - таком огромном городе, будь он даже с ног до головы
вооружен серебряными пулями. Срочно требовалось подкрепление. Но Хенсель
находился уже среди мертвых, а своей армии у Феди никогда не было. Однако
светлая идея все же посетила федину голову. Он отправился на междугородку,
раскрыл свою записную книжку и набрал номер телефона, услышанный когда-то от
Хенселя.
- Алло, это Ринат? - осведомился Федя и, услышав положительный ответ,
продолжил. - Слушай, Ринат, тебя срочно вызывает Хенсель. Ах да, я из Питера
звоню. Вот сюда и подъезжай. К Московскому вокзалу. И еще, прихвати с собой
всех, кого сможешь. И чем скорее приедешь, тем лучше. Все.
Вновь оказавшись на улице, Федя почувствовал резкий подъем настроения.
Все шло пока отлично. Без сомнения, пули к утру будут готовы, а часам к
двенадцати дня приедет пара-тройка верных псов. Хотя Хенсель и умер, но имя
его жило в памяти людей, а влияние сохранилось и было еще довольно велико...
... Я ехал, прислонившись здоровой рукой к углу троллейбусного сиденья,
а лбом - к холодному оконному стеклу. Я все еще не мог выбрать место для
ночлега и продолжал ехать в никуда.
Вот он я - оборотень! Исчадие ада, слуга дьявола, враг всего
человеческого, которого вообще не должно существовать в природе. Но я жил и,
значит, был для чего-то нужен. Может, мне следовало затаиться с самого начала,
и тогда я не совершил бы ошибки той ноябрьской ночью. Одна ошибка повлекла за
собой другую, та - следующую. Возникала цепь все новых и новых ошибок. Вот уже
шеренга кровавых призраков стоит передо мной, а люди заняли позицию по другую
сторону баррикад. Почему так случилось? Наверное, не только от того, что я
стал оборотнем. Другая причина крылась здесь, но не мог же я обвинить всех
людей в том, что они сейчас противостояли мне.
И все же, думаю, я имел право жить, несмотря на все то, что уже
совершил. Придет время, и я заживу тихой и спокойной жизнью и совершу, быть
может, кучу полезных дел. Но сейчас мне предстояло вырваться из замкнутого
круга, где все пушки были направлены в центр, а в центре стоял я.
Троллейбус мягко остановился. Я поднялся, вышел из почти пустого салона
и зашагал по почти пустой улице, бесцельно уставившись вперед.
Громада пятиэтажного дома встала на моем пути. Черный дом на фоне
черного неба. Ни одно окно не светилось. Он был обнесен деревянным, грубо
сколоченным, кое-где пошатнувшимся забором. По всей видимости, дому предстоял
капитальный ремонт, отложенный в связи с трудной экономической ситуацией на
неопределенное время. Через дыру в заборе я пробрался на отгороженную
площадку, а затем проник в дом, практически уже ничего не соображая от
усталости. Бросив болоньевую куртку на пол, я начал свое обращение, но, как
только клыки полезли из десен, оглушительная зубная боль пронизала мою голову.
В глазах потемнело, и я чуть не потерял сознание. Пришлось отказаться от
намерения провести эту ночь волком. Я поудобнее расстелил свою старую куртку
на площадке (я ее и захватил-то лишь потому, что предчувствовал подобный
вариант) и лег на пол. Комфорта это не прибавило, но сильная усталость
сработала лучше любого снотворного и помогла мне быстро заснуть...
... Ближе к полуночи два оборотня ехали в автобусе, вглядываясь в
подступавшую тьму за окнами. Безрезультатная погоня даже их выбила из колеи.
Они сидели напротив друг друга в получеловеческом облике. Временами один из
них поворачивал свое жуткое лицо и злобным взглядом светящихся тусклым красным
светом глаз окидывал салон автобуса. В эти секунды редкие пассажиры вжимались
плотнее в спинки кресел и отворачивали испуганные лица. Оборотень усмехался,
обнажая огромные клыки, и менее стойкие пассажиры выпрыгивали на ближайшей
остановке. Почти сразу же облик нечеловеческих лиц исчезал из памяти и только
непонятная тяжесть давила откуда-то изнутри. Но пролетала ночь, наступало
новое утро, осадок испарялся из души. Люди, столкнувшиеся с появлением
страшного, неисследованного еще никем мира, вновь жили, как и прежде, и душа
их, более не омраченная ничем потусторонним, вновь радовалась жизни или
распутывала обычные каждодневные проблемы, возникающие на каждом шагу.
Но это было завтра. А сегодня, ближе к полуночи два оборотня ехали в
автобусе, вглядываясь в подступившую тьму за окнами.
Глава девятнадцатая.
Пустой дом.
Я проснулся и с удивлением увидел, что лежу на холодном полу в каком-то
сумрачном помещении со странной формой потолков. Постепенно приглядевшись, я
понял, что никакие это не потолки, а пролеты лестницы, уходящие вверх. Оттуда
пробивалась слабая полоска дневного света.
Причудливость моего положения потрясла меня, и я непроизвольно сжался в
комок. Впечатление необычного усиливала почти полная тишина вокруг, только
издали доносился слабый отзвук уличного шума. Полумрак и тишина словно
подчеркивали надежность убежища. Вспыхнувший интерес заставил меня подняться
на ноги. Странно, но я никак не мог вспомнить, каким образом попал сюда, хотя
уже догадался, что нахожусь в пустом доме, в квартале или двух от которого
находится троллейбусная остановка.
Я стоял в самом низу подъезда возле входной двери, но все попытки
сдвинуть ее с места не увенчались успехом. Очевидно, она была надежно заделана
снаружи. Рука по-прежнему ныла. А зубы, едва я только попробовал выпустить
клыки, вспыхнули невыносимой болью, которая упрямо не хотела затихать.
Вероятно, при пломбировании была занесена какая-то инфекция, и теперь
крошечные микроорганизмы завоевывали там все новые и новые просторы для своей
бурной деятельности. Но хуже всего угнетала даже не эта идиотская боль. Хуже
всего было то, что я уже не мог обратиться в волка. Серьезный удар для меня. Я
стал безоружен.
Теперь следовало отвлечься, чтобы хоть на время забыть о зубах, и я
двинулся на исследования.
Пройдя несколько ступенек вверх до первой площадки, я понял, что значит
определение "гулкие шаги". Действительно, звук от моих шагов разносился
далеко-далеко и возвращался оттуда измененный магической вибрацией пустоты.
К моему изумлению, на этой площадке не оказалось ни одной двери.
Однако, вскоре я догадался, что на первом этаже дома располагался магазин,
аптека или еще что-нибудь в этом же роде.
Я двинулся вверх и добрался до промежуточной площадки меду первым и
вторым этажом. На облезлой зеленой стене с побелкой поверху виднелись голубые
незакрашенные прямоугольники, оставшиеся от висевших здесь когда-то почтовых
ящиков. Самих ящиков, разумеется, не было. У самого пола площадки виднелось
небольшое разбитое окно. Я нагнулся и, выглянув в него, заметил бетонный
карниз, нависший над входом в подъезд. Очевидно, через это окошко я и проник
сюда вчера.
Больше на площадке не нашлось ничего интересного, и я поднялся на
второй этаж. Четыре пустых проема встретили меня там. Странно видеть пустую
дыру вместо двери у входа в квартиру. Я потрогал шершавую стену, на которой
раньше крепился дверной карниз, и не удержался от искушения зайти в одну из
квартир. Это была стандартная двухкомнатная квартирка с кухней, совмещенным
санузлом и маленькой темной кладовкой без окна. Здесь также царила пустота и
развал. На стенах уцелели выцветшие обои розоватого оттенка с выдранными
кусками. На окнах не было рам, и пустые прямоугольники неприятно смотрелись на
фоне розовой стены, открывая вид на тенистую улицу с мрачными домами старой
застройки.
На полу валялись щепки, старые пожелтевшие газеты, обрывки обоев. Я
прошелся по комнатам, заглянул на кухню, на которой стояла покореженная
газовая плита и проломленная раковина. Краны отсутствовали, и темные отверстия
труб уставились на меня, как ружейные стволы.
Я снова вышел на площадку лестничной клетки. Здесь было уютнее, чем в
пустых ободранных квартирах, привычнее как-то, хотя и не так светло. Я зашел в
боковой проем. Окна этой квартиры выходили во двор - обычный двор, я таких уже
много видел. Песочница, детские качели, карусель для маленьких, ровный ряд
кустиков, прямоугольные клумбы, на черноземе которых ярко зеленела молодая
трава. На кустах и деревьях тоже начали распускаться листья, но еще такие
крохотные, что при всем моем старании я не мог различить каждый в отдельности.
Только зеленый фон веток, еще вчера таких серых и невзрачных, радостно сообщал
о приходе нового, завершающего месяца весны.
Двор ограничивался с четырех сторон домами, образующими ровный
прямоугольник. Длинный дом напротив оказался типичной "хрущевкой" - одной из
первых, увиденных мной "хрущевок", встречающихся в Питере не так то часто.
Она, скорее всего, была точной копией моего дома (впрочем, об этом я мог
только догадываться), а вот боковые здания отличались и от нее, и друг от
друга. Слева стоял пятиэтажный дом, построенный лет сорок-пятьдесят назад. Он
был покрыт зеленой известью и выглядел солидно и крепко. Правый дом имел всего
четыре этажа и два подъезда. Он разительно отличался от остальных и казался
каким-то недомерком. Тем не менее, и в этом доме, и в двух других кипела
жизнь, сушилось белье, в подъезды входили и выходили люди, а мой дом пустовал,
и единственным его жителем на данный момент был я.
Я продолжил свои изыскания. Несмотря на однообразие планировки, ни одна
квартира не являлась чьим-нибудь двойником. В каждой из них оставались следы
от покинувших ее людей, живших здесь раньше. Рисунок обоев или побелка,
детские каракули на стенках, контуры мебели, проявлявшие себя прямоугольниками
истинного цвета обоев или следами от ножек, деревянный пол или покрытый
линолеумом - все это так или иначе указывало на различные характеры и судьбы.
Порой я пытался представить себе, судьба каких людей вершилась здесь,
но все это были лишь догадки, да смутные образы. Они не могли вдохнуть старую
жизнь в опустевшие квартиры.
Я обследовал чердак, но грозно нависшие стропила словно таили в себе
какую-то опасность, а свет, пробивавшийся через слуховое окно и щели в крыше,
резко вычерчивал темные стойки, выдававшиеся из полумрака. Неприятное чувство
охватило меня, и я поспешил покинуть это место. А спускаться в темный подвал я
и вовсе не решился, и его неразведанные секреты так и остались тайнами для
меня.
Вскоре я обнаружил в некоторых квартирах проломы, позволяющие
проникнуть в другой подъезд, а из него в следующий. Так, переходя из одной
квартиры в другую, я обошел почти весь дом и обнаружил, что никого, кроме
меня, здесь нет.
Было какое-то необычное чувство - ощущать себя хозяином целого дома -
пустого дома. Я уже видел покинутую деревню, но одноэтажные деревянные дома
как-то терялись среди окружающих полей под бесконечным небом и не создавали
такого странного чувства.
В моих новых владениях меня повсюду окружали мертвые стены, а уличный
шум существовал как бы отдельно от этого дома. И хотя я считал, что душа моя
давно уже обособилась от мира людей, но физическое одиночество действовало
угнетающе. Пустота давила на мои нервы, пугала меня. И тогда, чтобы
успокоиться, я выбрался через разбитое стекло подъезда наружу и отправился на
Московский вокзал за своими продуктами. Денег у меня больше не было,
следовательно, ничего другого больше не оставалось, несмотря даже на возможную
встречу с оборотнями.
Получив в ближайшем киоске несколько пятнариков (для этого пришлось
купить несколько открыток с видами Ленинграда), я подождал нужный троллейбус и
отправился в путь...
... Колбин и Соколов с мрачным спокойствием переносили все трудности
путешествия в переполненном салоне городского Санкт-Петербургского автобуса.
Огромная спина какого-то здоровяка надежно придавила их к боковому окну так,
что ребра едва не трещали, вдавившись в поручень, тянувшийся вдоль стекла.
Колбин и Соколов прилагали все усилия, чтобы удержать завоеванные позиции, но
могучая спина на каждом толчке автобуса миллиметр за миллиметром сокращала
пространство, отведенное милиционерам. Было нестерпимо душно, воняло бензином
и потом, а мысль о Бахареве, сидящем сейчас в пустом, прохладном кабинете,
становилась просто невыносимой.
И в этот момент Колбин услышал удивленный возглас Соколова. Повернув
лицо, которое тут же оказалось приплюснутым к оконному стеклу, майор
пристально вгляделся в прохожих.
Там, среди толпы, не обращая никакого внимания на троллейбусы и
автобусы, проносящиеся мимо, шагал невысокий паренек в синих помятых брюках и
светлой куртке с матерчатым верхом. Вполне обычный паренек. Он не кидался на
людей, не сверкал глазищами, и даже если у него были клыки, то они сейчас
прятались за плотно сжатыми губами. Он неторопливо шел по улице и ничем не
выделялся среди окружавшей его толпы.
Но именно он был обнаружен мертвым в раннее апрельское утро, именно его
убили полусеребряные пули, именно он так таинственно исчез из морга, и именно
его фотография лежала сейчас в кармане у Колбина.
Стройная логическая цепочка, выстроенная майором, разрушилась в одну
секунду, таяли, исчезая, звенья строгих реалий, казалось, Колбин сам стоит
сейчас на грани обыденного перед входом в неизвестный мир - туда, в чью
сторону направлялся оживший мертвец. А он вдруг свернул направо, промелькнул
вдали под аркой и скрылся из глаз.
Могучая спина начала новое, решающее наступление на милиционеров.
Автобус был переполнен, не было никакой возможности пробиться к дверям, кабина
водителя пряталась в необозримой дали. Дернувшись пару раз, Колбин понял, что
трепыхаться бессмысленно. Вход в темный, сверхъестественный мир помутнел,
растворился среди скопления потных и злых голов...
... Паша, Хома и Ринат стояли вблизи Московского вокзала и хмуро
смотрели на Федю. Федя тоже недовольно окидывал их взглядами. Честно говоря,
он ожидал, что его команда будет более многочисленной, но для начала и это
неплохо.
-... Еще раз повторяю. Хенсель уехал по нашим делам, а вы трое пока в
моем распоряжении, - все более распаляясь, прорычал он.
- Ладно трепу. Про Хенселя мы выясним сами. А ты пока дело говори, -
сказал Хома.
Федя внутренне перевел дух. Важная победа была одержана:
- В общем так. Помните того пацана, которого в прошлый раз ловили?
- Ну.
- Не "ну", а "да" или "нет", - пронизывая троицу бешеным взглядом,
громко сказал Федя.
- Да, помним.
- Надо его еще раз поймать.
- Так его же Хенсель из автомата прикончил!
- Видать, плохо прикончил, - объяснил Федя. - Снова ловить придется.
- Ты че, шутишь? В Питере! Пацана! Он что, сам к нам в руки прибежит?
- Может, и прибежит. Где мы стоим?
- Ну, у вокзала.
- Не у вокзала, а у Московского вокзала. Парень-то не дурак, наверняка
в Москву поедет. Город большой - всяко устроиться можно.
- А может, он еще вчера укатил или сегодня утром? - предположил Ринат.
- Я всю ночь и утро у поездов дежурил. Его не было.
- А парень-то не дурак, - ехидно пробормотал Хома. - Что же он даже не
появился.
- Я так думаю, что у него бабок тогда не было, вот он и не пришел, -
пояснил Федя.
- А может, он их и не достанет?
- Достанет, такой достанет.
- Ну хорошо, а где мы его ловить будем?
- Ваша задача такова: один со мной на платформе стоит, двое в зале
ожидания смотрят, обедаем по очереди. Как увидите - окружайте. Крутите руки
будто пьяному и тащите ко мне. Разговаривать с ним буду я сам. Поняли?
Все трое одновременно кивнули.
- Да, еще вот что. Хенселя нет, плачу я лично. Если поймаете, то по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг