Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
Dark Window 

                         Время Красной Струны

                            Роман: Фэнтези 

      Аннотация:
      С появлением новой начальницы жизнь в летнем лагере становится 
      невыносимой. Повсюду прорастают таинственные флаги, их становится всё 
      больше, а дети превращаются в маленьких монстров. Главный герой начинает 
      слежку за директрисой и выходит на подвал, где спрятана Красная Струна.
   
   От автора: 
   В тексте использованы стихотворения Вячеслава Фролова и команды КВН 
Белорусского государственного университета 
   
   Время Красной Струны 
   
   Глубоко-глубоко, в прохладном подвале, за переплетениями труб, от которых то 
и дело взмывают к невидимому потолку густые клубы пара, за двумя дверями и 
мглистым коридором вспыхнула зелёная искра, разорвавшая абсолютную тьму 
маленькой комнаты без окон. 
   Вспыхнула и не погасла, разгораясь всё ярче, превращаясь в мерцающий комок 
сине-зелёной плазмы. По сгустку, изливавшему бледное сияние, пробегали волны 
ряби, проглядывали и снова утопали в дрожащем свете тёмные пятна. Так выглядит 
далёкая звезда через иллюминатор космического корабля. Или планета, озарённая 
солнцем. Планета, поверхность которой состоит из бесконечной глади океана. 
   Постепенно мрак отступал, затаясь в углах. Заметались по стенам тени. 
Десятки, сотни арок переплетались друг с другом, будто покачивалась растрёпанная 
пружина перед гигантским телевизионным экраном, заполонённым зелёным сумраком 
подводных миров. Арки на стенах, арки на потолке. Одни лишь арки без стен и 
башен. Откуда взялись эти странные тени? 
   В тусклом свете, озарившем маленькое пространство комнатушки, чернели 
концентрические круги, словно планетарные орбиты, придав сгустку ещё большее 
сходство со звездой. Задули ветра с четырёх сторон, сшиблись у потолка и 
разметали друг друга по стенам. Дрогнули тонюсенькие проволочки кругов, чуть 
слышно зазвенели. Вспыхнули круги на секунду таинственными серебристыми 
отблесками и вновь налились угольной тьмой. Затихли. Успокоились. А странное 
солнце разгоралось всё ярче, превратившись в пылающий шарик размером с теннисный 
мяч. С треском постреливали сияющие волны, срываясь полупрозрачными тающими 
протуберанцами. Светило беспокоилось, звало, посылало сигналы и затихало в 
ожидании отклика. Но странные кольца предпочли безмолвие, уснули. Лишь одно 
тихонько дребезжало, предупреждающе сигналя сине-голубой звезде. И та услышала. 
Самый высокий протуберанец выстрелил бледным лучом, мгновенно пронзившим 
прохладный воздух и кольнувшим струну, не желающую молчать. Луч исчез, но на 
струне засверкали малиновые искорки. Всё больше и больше становилось огненных 
точек, всё беспокойнее вели они себя, а потом бросили дрожать и закрутились 
хороводом, окрасив струну в холодно-багровые тона. 
   И светило принялось угасать, словно исполнив предназначение. Обрадованный 
мрак тут же пополз из временных укрытий, быстро заполоняя комнату. Снова 
воцарилась тьма, поглотив и светило, и многочисленные орбиты. Лишь неспокойная 
струна наливалась тусклым тёмно-красным светом, подавая тревожные импульсы. 
   Никто не видел подвальных чудес. Никто не заходил в тот подвал. И если 
взлететь с клубами пара, но не осесть на стенах мелкими каплями, а вырваться на 
самую обычную улицу, где высятся самые обычные дома. По вечерам здесь загораются 
фиолетовые фонари. И тогда кажется, что улица перестала быть самой обычной. Но 
люди не замечают фонарей. Для них сиреневые бусины - дело вполне привычное. Люди 
умеют не замечать то, что видят каждый день: асфальтовый каток, замерший здесь с 
прошлого века, покривившийся забор, залепленный обрывками афиш, развалины 
двухэтажки, завистливо косящейся на своих более удачливых собратьев тёмными 
провалами окон, и ободранного нищего, привалившегося к фонарному столбу. 
   Возле потёртых расшнурованных ботинок примостилась мятая клетчатая кепка. 
Мелочи там немного. Невыгодное здесь место. Людные улицы в двух кварталах 
подальше. Тут весь расчёт на работяг, извечно топающих по дворам на маленький 
заводик, спрятавшийся за бетонной оградой. Но работяги не любят кидать деньги 
нищим. 
   Зачем же он приходит сюда? 
   Когда голубые вечерние тени закрывают город, он натягивает ватник на голову 
и, греясь собственным дыханием, плавает в волнах холодной тоски. Он знает, что с 
ним всё кончено. И ничего уже не изменить и не поправить. Но иногда, когда 
струна в подвале мерцает особенно ярко, на поверхность просачивается странное 
чувство печали. В эти мгновения скрюченная фигура в замызганном ватнике 
отчётливо понимает, что всё кончено и с остальными. С теми, кто быстро проходит 
мимо. 
   И на душе становится чуть легче. 
   
   Глава 1 
   Третья смена 
   
   Неприятности начались на шестой день третьей смены. 
   Сразу скажу, в лагерь я ехать не хотел. Я бы с радостью остался и дома. 
Только подумать: в твоём распоряжении трёхкомнатная квартира. На три месяца! Ну, 
почти на три. Вы бы отказались? Нет, вы скажите, оказались бы, а? 
   Эх, и красотища! 
   Но в конце мая мы с Вовкой устроили морской бой, превратив в акваторию 
Японского моря все 76 квадратных метров полезной жилплощади... 
   Да, то была потрясающая битва. Армада крейсеров и миноносцев слаженно 
выдвигалась из гостиной навстречу моей японской эскадре, коварно затаившейся в 
спальне... 
   А потом вернулся папа... 
   Сверкая красными от смущения ушами, он, как мог спасал от гибели пострадавшие 
этажи. Мама лишь держалась за голову и слабо стонала: соседский евроремонт, 
которым те и погордиться особенно не успели, пошёл ко дну. Я же отсиживался на 
чердаке и мрачно смотрел в просвет между перилами. 
   Вокруг было темно и спокойно. Я пытался забыть горести настоящего и всласть 
помечтать о будущем. Вот вырасту и стану банкиром. И отхвачу Нобелевскую Премию. 
Ну, или профессором каким известным. Им тоже иногда дают. Тогда вот здесь 
прикрутят мраморную плитищу. А на ней золотыми буквищами: "На этом чердаке 
Камский Егор Ильич преодолевал тяготы и лишения несамостоятельного периода 
жизни, спасённый от невзгод своими изумительно быстрыми ногами". Так и напишут. 
Я-то успел убежать. В отличие от адмирала противоборствующей эскадры. 
Зарёванного Вовку за ухо увёл его отец, пересыпавший речь такими словами, что 
соседи, открывшие рты для выяснения отношений, быстро захлопнули их обратно и 
ушли вытирать извёстку, потоками низвергавшуюся по дорогущим немецким обоям. 
   Вы бы после всего этого оставили двенадцатилетнего мальчишку в меру умного, в 
меру способного, в меру правдивого, жить одного в трёхкомнатной квартире? 
Мальчишку, хочу заметить, раскаявшегося и осознавшего неприглядность абсолютно 
случайного проступка? Практически самостоятельного парня на каких-то жалких два 
месяца с небольшим хвостиком? Ну, оставили бы? Да я уверен - безоговорочно! К 
сожалению, мои родители не такие. Их ждали пески Средней Азии, а меня, как 
оказалось, летний лагерь. 
   Понятное дело, сначала я опечалился. Восемь утра - подъём. Десять вечера - 
отбой. Построеньица, соревнованьица, смотры строя и песни, концертики... Скукота 
и никакой личной жизни! 
   То ли дело дома. Хочешь, книгу читай про Квентина Дорварда, а хочешь - про 
всадника без головы. Не хочешь читать, так скачи во двор и бегай хоть до 
одурения. А то прикатит кто-нибудь на велопе из соседнего двора. Тогда и 
начинается настоящая потеха. Несёшься по самой глубокой луже, а в стороны - 
миллионы брызг. Детишки визжат, старушки ругаются, а старшие пацаны уважительно 
так в мою сторону поглядывают. 
   Да чего рассказывать! Вы и сами сообразите, что не то в лагере, не то! 
Видали, наверное, фильмы про Петрова и Васечкина? Только приедет пионер в 
лагерь, а ему сразу картинг выдают. Может, и бывало так в пионерских-то лагерях, 
да всё одно - не верится! А в нашем лагере какой уж картинг: самоката 
задрипанного не допросишься. Шахматы, да шашки. И в тех по паре фигур с каждой 
стороны не хватает. Ну, карты ещё. Так стоило ли в лагерь ехать, чтобы всю смену 
в карты дуться? 
   Не, первая-то как раз на все сто прошла. Не до карт было. И о заварушке, 
которая в третью смену приключилась, даже подумать никто не мог. Ребята 
съехались, что надо. Мы успели три раза в поход сходить на полдня. И даже 
разочек на лодках покатались. Одним словом, потрясно. Я там всего-то разок и 
прокололся. И то, когда уже обратно ехали. Да уж, чуть было не опозорился перед 
всем отрядом. 
   Директорша нам на линейке говорит, мол, не волнуйтесь, обедать не будем, зато 
перед посадкой в вагоны каждому вручат кулёк. А в кульке - сухой паёк, яблоки 
там, конфеты, вафли, печенье, пряники. И ведь не обманула. Перед самой посадкой 
в вагоны, глядь, воспитатели несутся. А в руках коробки большущие. А в коробках 
- кульки бумажные, не меньше тридцатника в каждом. Я свой пакет - цап! И ну 
проверять. 
   Смотрю, комплект солидный. У бумажного кирпичика обёртка порвалась, а из дыры 
аккуратная такая стопочка печенек выглядывает. А рядом пачка шоколадных вафель 
ничуть не меньше. Пряники тоже высовываются. Конфет чуть не двадцать: от 
"Барбарисок" до "Кара-Кумов". И два яблока сверху. Стоп! Чего-то, думаю, не 
хватает! Снова шуршу, рукой в пакете шарю. Печенье? Вот оно. Вафли на месте и 
пряники. Конфет хватает. Яблоки выдали... А где же... А где же сухой паёк?!!! 
   Я чуть так и не спросил. Не успел только. За меня это сделал Колька 
Востряков. Все поржали, даже я, хотя ничего и не понимал сначала. Так что по 
счастливой случайности уважать меня не перестали. Говорил ведь, путёвые ребята. 
Жаль, во вторую смену почти никто из них не приехал. 
   Вострякова вот привезли. Кликуха "Сухой Паёк" так к нему и прилипла. Я-то 
боялся, как бы моей не оказалась. А бояться не стоило, потом выяснилось, бывают 
кликухи и позорнее. Да хоть бы и приклеилась, всё одно вторая смена тускло 
как-то протянулась. Все стадом ходят, никто ничего не хочет. Даже на дискотеках 
почти весь вечер одни медляки. Парочки жмутся друг к другу, и ходят, и ходят 
себе по кругу, сталкиваясь локтями и спинами. Да ну их всех. 
   Хотя, конечно, тем неприглядным событиям, что в августе развернулись, я бы и 
скукоту предпочёл. Скука что? Месяцок потерпел - и порядок. В августе вот 
скучать не пришлось. Зато бороться и страдать - это вам выше крыши. 
   Зато во вторую смену поставили качели. Высоченные. Длиннющие. До неба. 
Качнёшься, и кажется, что ноги твои прям от облаков оттолкнулись. Садиться на 
них приходилось осторожно. То, что кажется сиденьем, на деле-то - спинка! По 
первому разу и я чуть кумполом о землю не загремел. Ничего, быстро 
приспособился. Отталкиваешься от камня, похожего на динозаврий зуб, и ну 
раскачиваться. То ножиком перочинным согнёшься, то линейкой назад откинешься... 
И летишь. То небо бросится навстречу, то зелёное поле травы. 
   Жаль только сидений всего пять. Чуть раскачался, как рядом сплошная стонотень 
начинается. Малышня страдает, ей тоже охота. Воспитательница рукой машет, слезай 
мол. А я дурной что ли, на воспитательницу смотреть? Я её не вижу, я в сторону 
гляжу, я к небу, к солнцу, к облакам. 
   Хотя не могу сказать, что вторая смена полный О'К получилась. Неприятности 
уже тогда проглянули, да только не оформились в нечто конкретное. Скажем, 
Таблеткин появился. Его после родительского дня в нашу палату подселили. Глаза 
вылуплены, волосы растрёпаны. Руки потные, вороватые. Что исчезнет, сразу ищи в 
Таблеткинских карманах. Кроме пирожков и конфет. Те тоже известно куда деваются, 
но не делать же Таблеткину кесарево сечение? Он, правда, не всё сам съедал. С 
кем надо - делился. Вот и ходил только с большими пацанами. Поэтому - попробуй 
тронь. Тут вещички свои хотя бы обратно выцепить, и то счастье! 
   Из-за этого фрукта мне вторая смена ещё больше не понравилась. Тем более, 
он-то и приклеил ко мне погоняло. Как в первый вечер меня увидел, сплюнул и 
ляпнул: 
   - Э! Ты чё губастый такой? С Кубы прилетел, да? 
   Я замешкался, а пацаньё в ржачку ударилось. С того дня ни один не назвал меня 
по имени. Всё "Куба", да "Куба". Я - драться! А пацаны не дают. "Да ладно ты, 
Куба, - говорят. - Всё одно полторы смены без погоняла скакал. Теперь всё, не 
щемись. Вон, во втором отряде одного лоха "Лысый Гек" кличут. И ничо, 
отзывается". 
   Видал я того лоха. Что лысый, то верно. Бегает деловой такой, насупленный. 
Штанины парусами по ветру развеваются. Башка бритая на солнце сверкает. Хотел 
было спросить, причём тут "Гек", но тот на меня злюще так зыркнул, что я сразу 
передумал. 
   Бесславно вторая смена завершилась. Был я Гошей Камским, хотел вырасти в 
Егора Ильича, а стал Кубой. Полный отстой, а не смена, если бы не качели. 
   Не хотел я снова в лагерь, видит бог, не хотел. Сейчас, правда, даже сказать 
не могу, хорошо или нет для нас оно всё обернулось. В общем, приехал, да и 
побрёл привычными тропами к знакомому корпусу, как положено. 
   И что бы вы думали, я увидел первым делом? Ну, угадали? Угадали, я знаю, вам 
легко, вы умные. Естественно, гнусно ухмыляющуюся рожу Таблеткина. 
   - Э! Куба приехал! - заорал он на весь лагерь. - Бежи сюда, да ходчее, 
ходчее. Ну, пацаны, сами гляньте, какой тормоз. 
   Я сплюнул и пошёл к пацанам. Теперь можно было забить на то, что когда-нибудь 
меня назовут Егором Ильичом. Хотя... Хотя один человек умел звать меня Кубой 
нежно и душевно. Тысячу раз бы слушал, и не надоело. Только вот оказались мы в 
разных отрядах. 
   
   Глава 2 
   Неизбежность корявых надписей 
   
   Таблеткин, воровато оглянувшись, вытащил из кармана осколок стекла, 
подобранный у мусорных баков. 
   Солнечный полдень звенел тёплым дрожащим воздухом. Высоко над головой 
плескалось полотнище лагерного флага. Тёмно-синий прямоугольник и уходящий вниз 
из левого угла золотой зигзаг молнии, пронзающий букву "Э". Лагерь назывался 
"Электрик", и молния очень подходила к названию. 
   В незапамятные времена лагерь решили назвать "Энергетик". И символ придумали, 
и вывеску написали честь по чести, да только выяснилось, что есть уже в округе 
лагерь с таким названием. Тогда в правом углу появилась цифра "2". Всех это 
устраивало, но приехал умный дядя психолог и разъяснил, что с эдаким названием 
дети непременно будут испытывать полный набор комплексов неполноценности, 
чувствуя себя людьми второго сорта. С умным дядей спорить не стали и лишнюю 
цифирку убрали. Заодно и название сократилось до "Энергия". Тут же нововведение 
опротестовало одноимённое спортивное общество, и административная комиссия 
приуныла. Терять разработанную эмблему не хотелось, а в русском языке наберётся 
не слишком много слов, которые можно приспособить для названия лагеря. После 
продолжительных заседаний неизвестная светлая голова, не мудрствуя, предложила 
"Электрик". Уставшая комиссия немедленно согласилась, благо корпуса строились на 
деньги областной электростанции. 
   Задрав голову, Таблеткин полюбовался развевающейся красотой. "Вот бы 
стянуть", - сладостно пронеслось в голове. Но днём полотнище реяло слишком 
высоко, и, откровенно говоря, лезть на такую верхотуру было лениво. Вечером флаг 
спускали. Ночью он хранился у директорши в комнате, а туда залезать Таблеткин 
пока не решался. 
   Таблеткин взглянул на флаг ещё разок, вздохнул, подтянул шорты и начал осмотр 
более близких предметов. Центр лагеря пока пустовал. Но кто-то уже через секунду 
мог выпорхнуть с боковых тропинок, а дело, задуманное Таблеткиным, не требовало 
свидетелей.Таблеткин шмыгнул носом и обошёл центральную эспланаду. Флагшток 
остался за стелой, на которой раньше красовались пятнадцать флагов. Теперь 
багряные прямоугольники завесили чёрно-белыми фотографиями тайги и горных 
перевалов. Фотографии успели пожелтеть и потрескаться, но менять их, похоже, 
никто не спешил. 
   Таблеткин перебрался за эспланаду. Оборотная сторона стелы являла ровную 
ярко-красную поверхность, ещё не тронутую ничьими шаловливыми ручонками. Такое 
положение дел устраивало Таблеткина, ибо он собирался стать первым. 
   Пальцы сжали осколок стекла пожёстче. Глаза прищурились. Место выбралось. 
Пора начинать. Стела надёжно отгораживала потенциального стенописца от будущих 
критиков. За спиной лишь темнели стёкла нового директорского коттеджа, выросшего 
в междусменье на вершине невысокого холма, где раньше кудрявились три берёзы. 
Если бы директорша вздумала выглянуть в эти окна, то деяния нарушителя порядка 
предстали бы перед ней, как на экране телевизора. Но Таблеткин решил, что у 
директорши хватает дел и без него. 
   Со скрежетом остриё проехалось по краске, оставляя наклонный след. В голове 
приятно застучали музыкальные молоточки. Таблеткин любил эти восхитительные 
минуты. Наплывало приключение. "Я напишу, а вы не поймаете!" - ликующе звенело 
внутри. Притоптывая от радости, Таблеткин провёл ещё одну черту. Получилась 
нехилая буква "Х". 
   Внезапно ликование сменилось ужасом. За ним наблюдали! Тоб всегда чуял, когда 
кто-то пялился ему в затылок или искоса подсматривал за работой. Он мгновенно 

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг