отражению в зеркале... А утро уже вовсю брезжит! Правда, мгла еще плотной
завесой висит за окном, еще не рассеялось ощущение вязкой сырости в
комнате, - и все же утро брезжит, неумолимо пробивает туман, подобный
облаку, киселю или студню... Вот сейчас первые стрелы дня проникнут в
приоткрытую форточку, вот он, этот луч, тусклый, что не такой уж слабый!
В городе имелось несколько освещенных улиц. То были главные улицы, и
потому освещались круглосуточно. Расплывчатый свет фонарей так
трогательно, подрагивая в волнах тумана, изливал на горожан свою
благодать, что вот уже несколько поколений поэтов воспевали в своих стихах
эти немногие освещенные улицы.
Фонари, однако, хотя и горели круглосуточно, но горели не все, а лишь
через один или через два. И все же справедливости ради следует добавить,
что на главных улицах не заблудился практически ни один человек, по
крайней мере, ни разу это не закончилось трагически, то есть исчезновением.
Главные улицы (их было пять) вели на Башенную площадь. В самом ее центре,
освещаемый специальным прожектором, помещался фундамент будущей башни, в
честь которой заранее и назвали площадь.
Туда и направлялись, едва раскланявшись поутру сами с собой, граждане
города. Именно граждане. Жителями они были до тех пор, пока, уединившись в
промозглых квартирах, в силу собственного разумения вели отсчет дням своей
жизни. Но, стекаясь мутными ручейками на Башенную площадь, они из жителей
города превращались в граждан - в людей с развитым чувством гражданского
долга, высокой ответственности, в смельчаков, бросивших дерзновенный вызов
стихии, в тех, что являют собой образцы трудовой доблести, - и тогда их,
только что унылых и озябших, было просто не узнать!
Газеты писали, что глаза славных строителей, прищурившись, видят за толщей
тумана то, чего не видят обыкновенные жители - они видят перспективу. Да
еще какую! Без всякого тумана. Без этой проклятой необходимости жечь
фонари день и ночь. Представляете? Будущее без насморка и ревматизма - вот
что они видят!
Правда, так считали газетчики. Мнение самих строителей было никому не
известно, никто из них не отличался особой разговорчивостью. Зато у них
'-были кирпичи.
После, когда прошло довольно много лет, Казимир Иванович тоже научился
добывать кирпичи. И раздобыл их не так уж мало: восемь штук, почти
десяток! А в детстве он прямо-таки неправдоподобно волновался, когда видел
человека, тащившего в сетке пару кирпичей на Башенную площадь. Это
казалось не меньшим чудом, чем, скажем, праздничная иллюминация.
Повзрослев, Казимир Иванович понял, почему газетчики твердили о
дерзновенности мечты, влекущей граждан на Башенную площадь. Время от
времени отцы города - старцы с выпученными от непрестанного тумана глазами
- вручали строителям скользкие, как все металлические предметы в их
климате, ордена. Ордена цепляли прямо на рабочие блузы, и строители, никак
не обнаружив своей радости, исчезали в тумане. Вероятно, чтобы раздобыть
еще один кирпич. И вот тут-то вступал в силу другой закон. Но о нем
Казимир Иванович узнал несколько позже, когда зрение его окрепло, несмотря
на туман, - как уже было сказано выше.
Кирпичи для башни
Пожалуй, это было настолько давно, что все случившееся нельзя расценивать
как происшедшее непосредственно с Казимиром Ивановичем. Человек, скажем, в
два года, в двадцать и в пятьдесят - это три разных человека.
Именовался Казимир Иванович в ту пору просто К., не имея седых волос
вокруг блестящей лысины, которой тоже еще не было, да и вообще хорошенько
не представлял себе собственную внешность. Кстати, это было тоже
характерно для жителей города. Встреть кто-нибудь из них случайно на улице
самого себя - нипочем не узнал бы! И ничего удивительного. Вечная
полутьма, туман и шляпа, надвинутая на глаза, - вот все, что отражали
городские зеркала, попробуй привыкни тут к собственному отражению!
Юный К. был обеспечен. Нисколько не опасаясь сюрпризов, скрывавшихся в
тумане и сумраке, он бродил по улочкам, выложенным скользким булыжником, -
то была старая, или, как говорили, историческая часть города,
фантастическая, надо полагать, и без всякого тумана, а в тумане и вовсе
причудливая, меняющая свои лики, как рисунок в калейдоскопе.
Эта часть города ничем не освещалась, потому что никак не была связана с
Башенной площадью, и К. бродил по улицам и переулкам, полагаясь лишь на
собственный карманный фонарик.
Бледный сноп лучей уверенно шарил по камням, угрожающе нависшим друг над
другом... На самом же деле никакой угрозы - просто старинная лестница,
ведущая к стенам давно брошенного монастыря. В расщелинах камней торчали
редкие, как усики насекомого, кустики травы. Как выжила она, как
сохранилась - неизвестно, и К. лишь бессознательно улыбался, обнаружив
такую диковинку. Право, он не удивился бы, и наткнувшись на какое-нибудь
деревце - старый город таил в себе неисчислимые сюрпризы!
В промокших насквозь ботинках К. легко взбирался по земляной насыпи, что в
далекие времена служила оборонительным валом. Тогда у города еще были
враги, и, укрывшись за стенами крепости, воины обстреливали неприятеля
сверху.
Сама крепость, в свою очередь, тоже являла собой маленький город, столь же
запутанный и таинственный, как тот, что внизу. Каменные коридоры, башни со
сломанными, потерявшимися во мгле шпилями, сквозные переходы, увенчанные
арками чудовищных размеров, и крохотные, прихотливо изогнутые каменные
скамьи - непонятно, кто и зачем пристроил их в самом сердце этой
неприступной крепости, среди камней и мха, который, должно быть, некогда
буйствовал здесь?!
В своих путешествиях (а К. проделывал их частенько) он никогда никого не
встречал. Это не пугало и уж тем более не удивляло К. Скорее он удивился
бы, обнаружив, что в лабиринте старинных улиц бродит кто-то еще.
Однако же К. бывал в старом городе не один. И как-то, в дождливый
субботний вечер, ему пришлось в этом убедиться.
Не спеша, слыша и не слыша собственные шаги (шум шагов тонул в шуме
дождя), К. шел удивительной улочкой, что, как горная тропа, круто вела
вверх. Нашаривая фонариком путь, он одновременно размышлял о
несущественных предметах. Навстречу ему сверху струился едва заметный
ручей. Подхваченная потоком мелкая галька, кувыркаясь, подпрыгивала и тоже
катилась навстречу К. Вот об этой гальке, поглядывая на нее с дружелюбной
улыбкой, и размышлял К. Будучи всегда один, он привык не стесняться своих
мыслей, а потому они струились и ветвились, как множество ручейков, не бог
весть какие значительные, но милые и неожиданные.
Шагая вверх по улочке и глядя по временам на ручей, К. думал, что хорошо
бы поймать горсточку такой белой гальки и приручить ее, И слушать потом,
как лепечут, сталкиваясь, эти блестящие камни, как тараторят неугомонно и
взволнованно обо всякой мирской чепухе... Вот только проживут ли они без
воды, без этого своего ручья?
К. озадаченно остановился, соображая. Он совсем было уже собрался
зачерпнуть ладонью горсточку гальки, но тут сверху улочки послышался
сотрясший воздух удар. К. непроизвольно пригнул голову и тут же, повинуясь
еще неясному решению, кинулся вверх. Фонарик он держал, вытянув вперед
руку и в темноте нащупывая им путь. Дважды улочка завивалась крутой
спиралью, уводя К. все дальше и дальше от ручья. К. слегка запыхался, но
не останавливался; удары сердца сливались со стуком его башмаков. Вообще в
ушах К. стоял шум - словно продолжал расти и множиться тот непонятный
звук, что поразил его.
Тут улочка разветвилась, и надо было поскорей принимать решение. Тогда К.,
начиная дышать спокойнее, прислушался. А прислушавшись, совсем уж
удивился. Ему показалось, что во внутреннем дворике, скрытом невысокими
ржавыми воротами, кто-то есть. Прижав лицо к мокрым прутьям, К.
пригляделся. Двор оказался довольно обширен и, несмотря на блуждания
фонаря, тонул во тьме. Не успел К. сколь-нибудь осмыслить происходящее,
как от неясной каменной стены в глубине двора отделились одна за другой
две человеческие фигуры. Просторные плащи с капюшонами обозначили их
силуэты. Обе фигуры направились к К., замершему в удивлении и не успевшему
испугаться.
- Что, соскучился по пуле? - хрипло спросил один из подошедших, не
откидывая капюшона. Не привыкший к диалогам, К. молчал.
- Ты что, глухонемой? - последовал новый вопрос.
- Нет, - сказал К., удивляясь своему голосу. Он отвык от него, как от
отражения в зеркале.
- Здесь не место для прогулок, - стараясь говорить полюбезнее своего
товарища, объяснил второй. - Неужели не хватает освещенных улиц?!
- Да что ему объяснять! - фыркнул первый.- Ты только посмотри на него!
И второй действительно повнимательнее осмотрел К.
- Я могу уйти, - сказал К., пожав плечами. Люди в плащах молчали. Что же
касается К., то он медлил. Ему просто нестерпимо захотелось заглянуть во
внутренний двор. В своих блужданиях по старому городу он, сколько помнил,
ни разу не бывал здесь.
- Вот что, - сказал он, медленно подбирая слова и глядя поочередно на
неожиданных собеседников. - Если можно... Я бы хотел, чтобы мне открыли
эти ворота. А я просто посмотрел бы и сразу ушел.
- Да он не простак! - злобно сказал первый, прямо трясясь от непонятной
ненависти к К.
- Кто вы такой? - спросил второй усталым голосом. ("Принесло на нашу
голову", - промолвил первый тихо).
- Я К., - представился К.
- Я имею в виду ваши занятия. Только не вздумайте надуть нас!
К. назвал то, что являлось днем его профессией и в чем он сам не видел
решительно никакого смысла.
- Ну, а здесь-то вы зачем? Отработали - и отдыхали бы, как все люди.
К. задумался. Он и сам толком не знал, зачем совершает свои одинокие
прогулки в неосвещенный город.
- Знаешь, - сказал второй, принимая какое-то решение. Он тронул своего
товарища за плечо, как бы желая настроить его на мирный лад. - Пусть он
войдет, а то ведь...
Он не договорил, но К. стало ясно, что его подозревают в назойливом
любопытстве и упрямстве. А так, впустив и потом распрощавшись с ним, будет
легче всего от него избавиться.
С легким щелчком открылся замок, и К. впустили.
К. оглядел двор - небольшую темную площадку, дно каменного колодца.
Двор оказался пуст, лишь с одной из стен примыкала лестница из битого
булыжника, которая никуда не вела, заканчиваясь сломанной ступенькой.
Около лестницы валялся железный лом и, отколотый, темнел кусок булыжника.
- Вот и все, - сказал человек в плаще, тот, что впустил К. - Ничего
особенного, как видите. Довольно с вас?
- Это вы ломаете лестницу? - спросил К. Люди в плащах ничего не ответили,
лишь неприязненно покосились на него,
- Вам бы лучше замолчать, - наконец произнес глухо один из них.
- Вот именно, заткнуться, - поддержал второй. И добавил: - Видишь,
задумался... соображает, что бы наскрипеть...
- Как наскрипеть? - спросил К.
- Наскрипеть - значит написать донос,- объяснил другой. В его голосе К.
снова послышалась усталость.
К. огорченно покачал головой. Что он мог объяснить, какие подозрения
отмести от себя? Да и кто поверил бы ему, полуночнику с карманным
фонариком?.. Кроме того, он сам ничего толком не понижал.
Однако его огорченный и растерянный вид каким-то образом успокоил людей в
плащах, они взглянули на К. иначе - не сердито, а скорее весело, с
любопытством.
Между ними и К. завязался разговор, один из первых в жизни К., - странный
такой разговор, когда говорят как будто все сразу, иногда даже
жестикулируя, при этом позволяют себе расхохотаться или обронить слишком
вежливое замечание в чей угодно адрес. Раза два К. даже хлопали по плечу и
предлагали сказать вслух свое мнение!
К. был потрясен! Он, чьим собеседником, сколько помнилось, бывал только он
сам, должен был о чем-то говорить с посторонними людьми. Вообще с кем бы
то ни было! Не с собой, а с другими!
К., очень обыкновенный человек, дитя своего туманного города, чувствовал
вначале сильное смущение, просто не знал, куда глаза девать. Ему было
страшно неловко, как будто разом отлетели все пуговицы от одежды и он
придерживает руками одновременно куртку и штаны, а встречные укоризненно
качают головами. Но - даже странно! - К. довольно скоро освоился. И
вставлял в разговор сначала коротенькие и робкие, а затем все более
уверенные замечания. Оказывается, ему было что сказать - хотя бы и первым
встречным. И все его прогулки по старому городу не были случайны или
напрасны - это, как казалось К. теперь, были непрестанные поиски другого
человека или людей, или вообще чего-нибудь живого: хоть травы... хоть
ручья!
В К. обнаружилась известная красноречивость. Его голос, скрещиваясь с
голосами собеседников, явился для К. такой новостью, что минутами он
слушал себя, как кого-то постороннего.
Люди в плащах были не столь разговорчивы, но слова их поразили К.
И тот и другой - оба строители - добывали под покровом тьмы камень для
строительства Башни.
К. замолчал и, открыв рот, уставился на своих собеседников. Да, камень для
Башни, подтвердили они. А что К. так удивляется? Ведь Башню строят не из
пластилина.
- Да ведь строительство Башни объявлено делом первостепенной важности, -
снова от волнения лишаясь способности говорить внятно, пробормотал К. -
Ведь уже около пятидесяти лет строится Башня. Для нее жертвуют всем...
Используют последние ресурсы...
Строители рассмеялись.
- Считай, что уже использовали, - сказал один из них. - И последние, и
самые последние.
- Да и бред вся эта затея, - спокойно добавил другой. - За пятьдесят лет
даже первого этажа не выстроили.
- Так зачем же вы?.. - спросил К. шепотом.
- В тумане подыхать осточертело, - объяснили К. - И потом, хоть и не стоит
вся эта затея выеденного яйца - другой-то нет!
К. узнал, что каждый вечер строители осуществляют свои вылазки за камнем,
У одного из них под плащом имелся даже орден.
- Это ничего не значит, - объяснил орденоносец. - Если поймают за этими
делами - все равно ухлопают.
- Так ведь для Башни нужен камень, - сказал К., сбитый с толку. - Иначе
как пробиться к воздуху и солнцу?
- Для Башни нужен камень, но ведь камня-то нет. И чтобы его добыть,
приходится разбирать свои и чужие жилища. А это карается законом.
- А если не поймают? - спросил К., заинтересовавшись.
- Не поймают - дадут орден.
- А поймают?-не унимался К,
- Да ведь объяснили же тебе. Поймают - дадут по шее. А может, просто
пристрелят.
- Это бы еще полбеды, - сказал второй строитель. - Охрана редко сует нос в
старый город. Боятся.
- Боятся? - спросил К. Строитель сказал неохотно:
- Про Минотавра слышал?
- Это о котором легенда? Про лабиринт?
- Насчет легенды не знаю, но поговаривают, что он где-то здесь, в старом
городе. И что люди исчезают не без его помощи.
Вспоминая позже разговор со строителями, К. пытался навести порядок в
своих мыслях. Башня. Единственная цель. И надежда. Мечта нескольких
поколений. Странное строительство. Словно человек садится в сани, кричит
лошади "нно!" и при этом не дает ей сдвинуться с места. Так и мы, думал
прозревший К., топчемся героически на одной строительной площадке
пятьдесят лет. Где оно, то великое прежнее строительство, которому город
обязан своим туманом?! Давно канули в небытие заводы, что, как сказочные
драконы, источали на город свои дымы, - остался лишь туман... Да вот
теперь - фундамент Башни... Вечное начало!
Да тут еще эта чепуха про Минотавра...
Дома, глянув в зеркало, К. не узнал своего лица.
Поступок Стасика Куликова
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг