- Что он говорит, Остин?
Мерридью недоуменно пожал плечами.
- Он говорит, что сардар Ситту Тиинка не приказывал стрелять в Дряхлых.
Сардар приказывал уважать их. Индуна Ккугу Юмо нарушил приказ и понесет
наказание. Но смерть на колу - позорна, и он не будет сидеть на колу.
Сотня сипаев засвидетельствует перед Подпирающим Высь, что сардар Ситту
Тиинка чист, а детоубийца Ккугу Юмо наказан.
- Что он хо... - начал Крис.
И понял.
Обнажив ттай, сотник Ккугу Юмо на миг приложил рукоять к губам, а затем
спокойно, не торопясь, перерезал себе горло.
От уха до уха.
Улыбаясь...
- Кажется, босс, - сказал Остин Мерридью, - нам уже нет резона заезжать в
Дгахойемаро.
* * *
Тропы войны. День предопределения.
Карлика дгаго Дмитрий видел впервые. Щуплый, худенький, с телом
двенадцатилетнего подростка, щетинистым лицом зрелого мужчины,
завоевавшего право на косые ритуальные рубцы, и глубоко посаженными,
тусклыми и одновременно пронзительными глазами дряхлого старца, пигмей
возник в лагере средь бела дня, словно сгустившись из влажного воздуха.
Ему не преградили путь ни нюхачи М'куто-Следопыта, неустанно кружащие на
дальних подступах к биваку, ни часовые, парами обходящие стан по
периметру, и пока карлик не пожелал того сам, его, даже проходя в двух
шагах, не видел никто, а потом, когда он открылся взорам и, покрыв пышно
вьющиеся волосы узкими ладошками, уселся в позе молящего перед хижиной
дга-ангуби, никто не был удивлен.
Дгаго, маленьким людям, такое умение дано свыше. Впрочем, сами они
предпочитают называть себя дга-гусси - перволюдьми.
Ибо ни для кого не секрет, что прежде сотворения дгаа, которые есть люди
истинные, Тха-Онгуа создал именно их, полагая сделать своими любимчиками и
владыками сельвы. Смешал Творец грязь из-под ногтей своих с прахом земным,
смочил благовонной слюной и, слепив Укку, до-человека, бросил его в котел
- доспевать. И бродило в котле, и бурлило в котле, и уже созрела в Укке
душа МгГм, принадлежащая телу, и стала понемногу созревать душа АнгНм,
пресущая вне времени. Разве могла стерпеть такое Ваарг-Таанга, Владычица
Лжи, завистливая, как все лишенные иолда, не способные иметь детей? Нет,
не могла. Пожелала она заполучить созданное Творцом, и в День Благодарения
воззвала к нему по праву сестры, но не смирилась, получив отказ, а
выжидала удобного времени, чтобы отомстить. И дождалась. Однажды, охотясь
на облачных оолов, ощутил Тха-Онгуа усталость и пожелал отдохнуть, не
возвращаясь в свою хижину, к любимой, но докучливой Миинь-Маань. Где же и
отдохнуть брату, как не у заботливой сестры? Радостно встретила
Ваарг-Таанга Творца, самолично омыла ноги его, накормила досыта, напоила
допьяна, постелила душистейшую из циновок и ни на миг не отходила от
спящего, навевая опахалом сладкие сны. И, пробудившись, спросил сестру не
предвидящий коварства Тха-Онгуа: чего бы хотелось ей в дар за такое
гостеприимство, кроме Укки, которого он не отдаст? Отвечала Темноликая: ни
к чему мне твой до-человек, раздумала я, а что попросить, придумаю потом.
А сейчас хочу к тебе в гости сходить, давно не видела дорогую мою
свояченицу, прекрасную Миинь-Маань. Сказав так, собрала подарки, увязалась
за братом и, с почетом встреченная, ничем не выказала сперва злого умысла.
Пока однажды, улучив миг, когда увлеклась Прекраснокудрая Дочь Зари сбором
целебных ягод на ночной Выси, не приподняла крышку котла. А приподняв,
плюнула...
С тех пор рождаются изредка в поселках дгаа маленькие люди, всегда -
мальчики и никогда - девочки. Ничем не отличны они от высокорослых
собратьев, кроме одного: уже к пятой весне обильно отрастает пушок у них
на щеках, а к десятой на висках пробивается первая седина, и мало кому из
дгаго удается увидеть шестое после десятого лето. Крохотные ростом,
проворны они и ловки, хотя из всех видов охотничьего оружия способны
овладеть лишь камглу, духовой трубкой, и легоньким копьецом шъюшъя, а на
тропе войны бессильны без мглали, калебаски с ядом для наконечников. А
способны ли они производить потомство, о том никому не ведомо, ибо ни одна
девушка дгаа не согласится прилечь с дгаго - плодом проклятия, взять же
свое вопреки воле избранницы - неслыханное дело для мужчины дгаа.
Говорят, правда, сказители, что в давние-давние дни, когда горы были
равниной, равнина - горами, а предгорий не было вовсе, полюбили друг друга
храбрый охотник Т-Тримпу, молодой дгагусси, и Ктламифи, прекрасная дочь
вождя. Тайно встречались они, опасаясь отцовского гнева, но не стал
препятствовать мудрый родитель любимой дочери, пожелавшей принять брачный
венок от маленького человека, ибо узелки судеб вяжет своими локонами
Миинь-Маань и не дело смертного возражать ее прихоти...
Шумно отпраздновали веселую свадьбу родовичи и весело плясали вокруг
хижины под грохочущий барабан, мешая завистливым духам полуночи слышать
страстные стоны влюбленных. А на рассвете молодой муж вышел к уставшей от
плясок родне, неся на негнущихся тонких руках истерзанное тело любимой
супруги, и ни единого черного волоса не было на его голове. Уложил
бесценную ношу свою у свадебного кострища мгру Т-Тримпу, бережно поправил
разметавшиеся по траве волосы Ктламифи - и на глазах у всех оцарапал себя
ножом, смазанным липким имели, ядом, от которого умирают в ничем не
облегчаемых мучениях. Но прежде чем сделать это, обратился к родовичам
несчастный дгаго и не умолкал долго.
Тогда-то и узнали люди дгаа не часть правды, а всю ее, до конца.
Бурлит и бушует в крохотных телах, обреченных жить мало, мьюфи,
рассчитанная на полный людской срок, гниет и перегорает в ятрах маленьких
людей священная влага, отравляя карличью кровь. И стоит лишь ощутить им
запах женщины, возбужденной желанными ласками, как, забыв обо всем, теряют
плоды проклятия - разум. Ничего не скрыл злосчастный Т-Тримпу от
потрясенных людей дгаа. Сперва ликовала нежная Ктламифи, снова и снова
требуя от супруга доставить высшую радость, потом - умиротворенно просила
переждать до утра, затем - сердито возвысила голос, тщась оттолкнуть
ненасытного дгаго. Но, хоть и все понимая, не мог остановить себя
Т-Тримпу; неведомой злой силой налились хилые руки карлика, и не сумела
молодая жена, уже теряющая ум от дикой боли, совладать со стократ
обезумевшим мгру. А за тонкой стенкою хижины рокотали праздничные тамтамы,
и как ни звал, как ни молил родню о помощи рыдающий от жалости и скорби
карлик, никто из буйно плясавших вокруг костра так и не расслышал ни его
отчаянного зова, ни последнего, предсмертного крика Ктламифи.
Вот почему в день, когда появляется на щеках дгаг-гусси первый пушок,
уходит маленький человек из поселка дгаа. Полноправным отпрыском рода
остается он, сохраняет долю в охотничьей добыче, место в воинском кругу и
голос на общем совете, но живет вдали от селения, являясь на люди лишь
изредка, когда совсем уж невмоготу терпеть груз одиночества. Бывает, что
находят дгаго друг дружку и бродят по сельве неразлучными парами, а то и
тройками. Тогда гораздо чаще приходят они навестить матерей и равнодушно
глядят сквозь проходящих мимо полногрудых дев, а вечером, прихлебывая в
мьюнд'донге горькое пиво, рассказывают гогочущим охотникам, каковы на вид
и вкус женщины из поселков, не населенных людьми дгаа...
- Я - Жагурайра, - тонко и хрипло произнес карлик, плотно закрыв глаза, не
имеющие права осквернять своим взором лик дгаангуаби. - Мною прожито
десять весен, и я пришел к тебе из Кхарьяйри...
Он говорил отчетливо и разумно и ни разу не сбился, отвечая на вопросы
собравшихся в большой хижине воинов.
Кхарьяйри устало терпеть, нараспев рассказывал Жагурайра. Пока в поселке
стоял отряд чужаков с громкими палками, было не так плохо, как ожидалось
поначалу. Чужаки вели себя надменно, но мирно, людей дгаа не обижали,
держались в стороне. Лишь однажды некто из них отнял у Кирву, работящего и
зажиточного хозяина, откормленную свинью, ничего не подарив взамен, но
упрямый Кирву пожаловался главному чужаку, тому, который ныне обитает в
Дгахойемаро, и Ситту Тиинка не отказался выслушать жалобу, после чего сами
же чужаки повесили свинокрада на высоком бумиане и не снимали до тех пор,
пока тело не оборвалось само.
Но пять полнолуний назад чужаки покинули Кхарьяйри. Говорят, они ушли
воевать с мохнорылыми двинньг'г'я, но правда ли это, он, Жагурайра, не
может сказать. Так или иначе, чужаки ушли, провожаемые без слез, но и без
обид. Теперь в поселке стоят воины Проклятого. Дгаго отчетливо скрипнул
крупными, бурыми от травяной жвачки зубами. Они называют Проклятого
Т'Ктали, Избранным, а себя - дгеббе, Презирающими Запреты. У них мало
громких палок, зато их гораздо больше, чем было чужаков. И хотя почти все
они - самые настоящие дгаа, от этого жителям Кхарьяйри не легче. Дгеббе
ведут себя так, словно не только их Проклятый вождь, но и сами они
обречены после смерти бродить по ночам в свите Ваарг-Таанги. Они отнимают
припасы, хранящиеся в кладовушах. Они опалили почтенные бороды трем
седовласым мвамби, пытавшимся их пристыдить, а когда смелый Кирву, вновь
утратив любимую свинью, опять отправился в Дгахойемаро, его задержали и
били древками копий, так что он вторую луну не встает на ноги, а знахарь
сказал, что уже и не встанет...
Увлекшись рассказом, дгаго приоткрыл глаза и тотчас зажмурился вновь,
плотнее прежнего.
Да, многие в поселке думают, что дгеббе - не люди, а оборотни. Если
великий дгаангуаби снизойдет услышать мнение Жагурайры, то Жагурайре
доводилось видеть на болоте оборотней, и ему кажется, что это не так. Ведь
оборотни не нападают на людей, когда сыты, а копейщики, жгущие старцам
белые бороды, преступают все запреты. Они бесчестят вдов, а третьего дня
посягнули и на девственницу; они - невиданное дело! - пристают к
молоденьким юношам; они отняли у жителей все оружие, кроме ножей; копья на
время дают тем, кого выпускают на охоту, а выпускают только семейных, и
потом отбирают лучшее мясо, оставляя добытчику кости и потроха. Квиквуйю,
главный старейшина, . сидит в глубокой яме, дгеббе грозят отпилить ему
голову каменным ножом, если кто-то посмеет проявить недовольство. А над
проклятиями жреца они смеются, говоря: Великий Дъямбъ'я г'гe Нхузи,
потомок Красного Ветра, поломал старую жизнь, объединив кланы, а наш
Т'Ктали, родной племянник великого и тоже потомок Красного Ветра, вымел
обломки, сняв с нас все табу, даже дгеббузи.
- Юноши Кхарьяйри без вины виновны перед тобой, великий дгаангуаби. Когда
твои воины принесли нам стрелу-войну, наши старцы приняли посланцев с
честью, но запретили молодым идти к тебе...
H'xapo, сидящий по левую руку нгуаби, раздраженно фыркнул. Именно он носил
в Кхарьяйри стрелу-войну и вернулся с туго набитым лакомствами животом, но
без единого воина.
- Будь великодушен! - Карлик протянул к Дмитрию сложенные домиком ладони и
резко распахнул их, словно выпуская на волю пойманную птицу. - Я и мои
рослые друзья просим тебя: приди!
Жагурайра припал к циновке в ожидании ответа.
- Иди, поешь, - приказал Дмитрий. - Мы будем думать.
Думать, в сущности, было не о чем. Этого карлика послала сама Судьба, и не
явись он сейчас, его пришлось бы выдумать.
Потому что дела идут скверно. Вождь людей нгандва, как выяснилось, очень
умен. Он ведет себя так, что даже мвамби горных поселков один за другим
перестают посылать Дмитрию воинов, а люди Межземья уже откровенно
враждебны. Разведчики М'куто не раз уже видели на тропах, ведущих к мирным
селениям, скрещенные копья - знак отказа в дружбе.
Уже второй месяц бродит отряд по сельве, перехватывая караваны чужаков, но
разрушитель Дгахойемаро осторожен. Он не стал посылать воинов в глухомань,
на верный убой, а просто втрое повысил оплату ттао'кти, и теперь они ведут
обозы столь потаенными тропами, что даже опытному охотнику дгаа не под
силу вынюхать их, если он не уроженец Межземья.
Запасы подходят к концу. Зверье, напуганное многолюдьем, ушло прочь, и
скоро, пожалуй, придется уменьшать суточный паек. Юные двали тоскуют, пока
еще сами не понимая отчего. Они боятся плетки сержанта, в оба уха слушают
команды ефрейтора и боготворят Пришедшего-со-Звездой, но глаза их день ото
дня тускнеют все больше. Да и проверенным, опытным урюкам не по себе. Люди
устали от безделья и ночлегов в лесных укрывищах. Еще две-три луны
бесцельного кружения по лесным тропам, и они начнут размышлять: а не
отвернулась ли от Пришедшего-со-Звездой удача?
Нужна битва. Нужна победа. Нужна база.
Значит, Кхарьяйри?
Нгуаби не доводилось бывать там, но слышал он немало: бывалые люди
частенько поминали это селение, очень большое и многолюдное, пожалуй,
самое крупное из имаро, населенных потомками людей дгаа, не пожелавших
признать власть Того-Кто-Принес-Покой и ушедших с высот в Межземье.
Даже в сытом, благополучном Тгумумбагши нет такого изобилия пищи и
украшений. Ни один караван не проходит мимо Кхарьяйри, орлиным гнездом
прилепившегося к вершине холма, царящего над скрещением лесных троп,
ведущих через ничейные земли на полдень, в край мохнорылых двинньг'г'я, на
закат - в поселки горных дгаа, на полночь - в безлесные холмы, населенные
людьми нгандва. Туда забредают даже ттао'кти из речных пойм, лежащих во
многих днях пути к восходу. Всем рады в Кхарьяйри, и немало добра оседает
в кладовушах тамошних ктимару, держателей уютных путницких притулищ,
особенно - поздней весной и ранней осенью, когда со всех концов сельвы
стекается люд на веселые и обильные кхарьяйрийские торжища. Именно здесь,
в красивых и прочных домах с каменными очагами, а не в плетеных хижинах,
предпочитают жить многие мвамби дгаа'ру, кланов, разбросанных по лесистому
плоскогорью...
Значит, Кхарьяйри!
- Да! - откликается H'xapo.
Сержант умеет понимать нгуаби без слов. Ведь это он вместе с будущим
ефрейтором Мгамбой некогда нашел и на плечах принес в Дгахойемаро
светлокожего пришельца, медленно умиравшего среди хохочущей сельвы.
- Да, нгуаби! - подтверждают Мгамба, люто свирепый в бою, но
снисходительный к сдающимся недругам, и М'куто-Следопыт, ходящий неслышно,
почти как маленькие люди.
Это - друзья, способные понять все. Почти братья.
Остальные не так близки, но не менее надежны:
...и Дааланг, коренастый крепыш, одним из первых явившийся в стан
дгаангуаби по зову стрелы-войны вместе с двумя сыновьями, племянником и
старшим внуком; теперь все трое - в его импи, и потому он не трижды, как
положено, а три раза по три обдумывает каждый шаг;
...и Гайлумба, стройный сухощавый охотник; на левой руке его не пять, а
шесть пальцев - знак любимца Ваарг-Таанги; веря в ее милость, он отдает
приказы, не размышляя, и доныне ни разу не ошибался;
...и Руу-Мкулу, мохнорылый дгаа, некогда звавшийся Миколою Шевчуком; его
род вырезан равнинными людьми, и он живет ради мести;
...и красавчик А-Джунг, как обычно, светящийся беззаботной улыбкой,
всеобщий любимец, он легко ставит на кон головы своих двали, но никогда не
отсиживается за их спинами.
Нечего обсуждать. Все яснее прозрачной воды. Сытое городище не хотело
войны, а когда война, не глядя на чьи-то желания, без зова переступила
порог, ушлые Кхарьяйри попытались, перехитрив ее, откупиться покорностью.
Не вышло. И теперь, тряся клочьями опаленных бород, их надменные мвамби
зовут Пришедшего-со-Звездой на помощь, признавая себя не братьями, но
сыновьями. А это значит, что длинная воля Дъямбъ'я г'ге Нхузи, покойного
тестя, все-таки дотянулась до них, и отныне дгаангуаби, супруг дочери
Того-Кто-Принес-Покой, не гость в Межземье, а хозяин. Довольно выпрашивать
подачки у старейшин здешних дгаа'ру, пора отдавать четкие приказы и карать
за неисполнение...
Вновь призвав дгагусси, дотошно выспрашивали. Объясняли, что требуется
делать. Карлик кивал, светя остренькими клычками. Да, он все запомнил. Да,
он пометит тропу, чтобы было удобнее идти, хотя дорога до Кхарьяйри не
длинна, полтора дневных перехода, если дважды останавливаться на отдых.
Да, он переговорит со своими рослыми друзьями, и через две ночи на третью,
считая от сегодняшней, они откроют ворота; да, справиться со стражей его
рослым друзьям вполне по силам. Да... да... да...
Потом Дмитрий сказал:
- За дело!
И время понеслось вскачь.
Сборы.
Ночь.
Смотр.
Ночь.
Сельва.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг