не побунтуют...
Ладно, что имеем, то имеем. Заряды к родному "дуплету" так и так
кончились...
И послышался шорох.
Все громче - шарканье сандалий по камешкам и подножной трухе, все
отчетливее - нуулье пофыркиванье и тяжелая поступь оолов, запряженных в
тяжелые повозки-волокуши.
Вот они!
С карабинами на изготовку, сторожко озираясь, мимо Дмитрия, едва не задев
дгаангуаби ногой, прошел щуплый солдатик в смешной форме, похожей на
детскую пижамку. Судя по всему, его кое-как готовили к лесной войне, и он,
назубок вызубрив уроки наставников, пытался передвигаться бесшумно.
Получалось, однако, из рук вон плохо.
Ведь он был пришельцем.
А сельва не любит чужих...
Вереницею потянулись нуулы.
Пара, вторая, третья... десятая...
Длинные уши торчали над треугольными мордами, словно диковинные мохнатые
рога. И умные звери, и погонщики вслушивались в молчание зарослей,
боязливо озираясь по сторонам. Им, детям Межземья, понимающим язык
Ттао'Мту, был ясен скрытый смысл стонов полночной плакальщицы, ни с того
ни с сего проснувшейся средь бела дня, но ни люди, ни звери не спешили
делиться знанием с карабинерами, напоминая своим молчанием тем, кто
затаился в зарослях: мы - не враги, мы - подневольны; нас не надо
убивать...
Караван втянулся в лощину полностью.
Вслед за последней, девятой по счету, оольей упряжкой брели люди нгандва,
вооруженные автоматами. Эти, успокоенные многочисленностью, чувствовали
себя увереннее, нежели карабинеры из передового дозора. Тихо
переговаривались, похоже, даже перешучивались. Начальник, увешанный тонко
позвякивающими металлическими бляшками, ехал верхом на смирном пегом
ооле-недоростке, попыхивал чем-то вроде самокрутки, изредка без особой
опаски поглядывая по сторонам.
Птица-вдова заголосила навзрыд.
Всадник заметно вздрогнул.
Прозвучала резкая команда, говор прекратился, солдатики подтянулись и
выровняли ряды.
Напряжение достигло предела...
Змеиное шипение у самых ног. Из-под приподнявшейся палой ветви - бритвенно
острый взгляд Мкиету...
Ноздри мвамби трепетали.
Впрочем, и сам Дмитрий почуял донесшийся с порывом ветерка острый запашок.
Так, только гораздо слабее, пахла праздничная накидка H'xapo; Убийца
Леопардов надевал ее лишь в самых торжественных случаях и гордился
пятнистым одеянием больше, чем даже ожерельем из клыков рыжей тьяггры.
Мвинья?
Не может быть! Хозяин Сельвы не бродит по глухомани, тем паче там, где
появляются ненавистные двуногие.
Но запах, запах...
И - внезапно в отдалении - рев!
Тревожно заржав, заволновались и смешали строй нуулы. Сбились с шага
оолы-тяжеловесы. Взвизгнул один из погонщиков. Завопил, размахивая руками,
другой.
А потом по кустам ударила очередь.
Один из равнинных людей, обезумев от близости жуткого зверя, расстреливал
зеленую стену от бедра, не целясь, но что с того? Дура-пуля, вспоров
безмолвные заросли, нашла цель, рядом с Дмитрием кто-то жалобно вскрикнул,
и автоматчики мгновенно рассыпались цепью, на ходу передергивая затворы.
Они больше не были похожи на игрушечных солдатиков.
Пронзительный свист хлестнул от завала.
Воины нгандва замерли.
И в тот же миг в них полетели гранаты.
- Хэйо!
Дмитрий броском выкатился из-за камня, короткими очередями полосуя облака
пыли и дыма, взбугрившиеся над дорогой.
Ответных выстрелов не было. Да и лай автомата нгуаби был почти не слышен,
мгновенно угасая в жалобном вое нуулов и человеческих стонах. Фактор
внезапности сыграл свою роль: колонна перестала существовать как боевая
единица. А спустя пару секунд кустарники ожили и встали дыбом. Темная
масса полуголых воинов, размахивающих ттаями и копьями, вынырнув из
укрытий, со всех сторон обрушилась на ошеломленных солдат...
Пришел час рукопашной.
Впоследствии, анализируя этот скоротечный бой, Дмитрий не сможет не
воздать должное мужеству щуплых солдатиков с равнины и квалификации их
инструкторов, кем бы эти инструкторы ни были. И мудрый Мкиету, не
возражая, подкрепит кивком удививший многих приказ нгуаби: похоронить
павших людей нгандва, не отсекая голов и не куражась над телами. А
немногие двали, желавшие соблюсти древний обычай, не посмеют и пикнуть,
только потупятся и заерзают под спокойным взглядом Убийцы Леопардов...
Солдатики в смешных камуфлированных пижамках дрались до конца, не бросая
оружия и не становясь на колени. Но что они, дети равнины, ошеломленные
внезапностью атаки и забрызганные кровью разорванных в клочья друзей,
могли противопоставить бешеному порыву лесных людей дгаа?
Тха-Онгуа свидетель, ничего.
Кроме уже ничего не решающей отваги.
Визг, душераздирающие стоны, вопли людей и плач задетых шальными осколками
вьючных животных слились в сплошной жуткий вой. Ловкие, увертливые дгаа
чертями вертелись вокруг еще сопротивляющихся пришельцев, остро отточенные
лезвия в их руках мелькали в воздухе, словно лопасти никогда не виданных
людьми дгаа вертолетов...
Шаг за шагом схватка смещалась в сторону от дороги, прокладывая широкую
просеку в шипастом кустарнике.
- Хой!
Выпад!
Лезвие ттая нежно вспарывает мягкое.
Всхлип...
Взмах!
С треском и хрустом ломается твердое.
Вопль...
Удар!
Искры и лязг...
Металл столкнулся с металлом.
Еще!
Шаг в сторону...
Уход!
И - выпад!
Вскрик.
Хрип...
Из распоротого живота офицерика-нгандва сизым ворохом поползли кишки.
Все...
Опустив къяхх, Дмитрий утер лоб тыльной стороной ладони. Дышалось с
трудом. Пот невыносимо резал глаза. Какие там полцарства! Год, а то и два
собственной жизни отдал бы сейчас лейтенант Коршанский за стакан воды,
можно даже без сиропа...
Внезапно из кучи, копошащейся в кровавой пыли, пробкой выскочил
низкорослый солдатик. Тоненько взвизгнул, зажал ладонями истекавшее кровью
лицо и слепо помчался вперед, согнувшись пополам.
Он уже не хотел драться. Он хотел жить. И ему было недосуг разбираться,
кто или что преграждает путь...
Уклониться Дмитрий не успел.
Удар в живот перерубил дыхание.
Подкосились ноги.
Сжавшись в комок от чудовищной боли, дгаангуаби даже не заметил, как еще
один нгандва, возникший неведомо откуда, занес над его головой
окровавленный тесак.
Ax-x - прошелестело над ухом.
Короткий метательный нож вонзился в горло солдата, как раз под остро
торчащим кадыком. Широко раскрыв рот, нгандва громко икнул, сделал шаг
назад, всплеснул руками, выронил топор и, хрипя, рухнул навзничь.
- Ггьё, нгуаби?
Тень сгустилась в человека. Мтунглу, с ног до головы перепачканный в
крови, склонился над Дмитрием.
- Нгуаби?!
- Ни-и... ничего... Пройдет, - выдавил Дмитрий, с трудом распрямляясь. -
Спасибо тебе, муу...
Испещренное подживающими язвами лицо человека-тени осветилось. Йех-хо! Сам
нгуаби назвал его, Мтунглу, братом! Скольким поверженным врагам равна
такая похвала?!
Лишь теперь, продышавшись и осмотревшись, Дмитрий обнаружил, что в горячке
боя изрядно удалился от тропы.
Шагах в ста пятидесяти понемногу затихала битва.
Собственно говоря, она уже закончилась, и распаленные дгаадвали бледными
мороками бродили сквозь медленно оседающую пыльную завесу, ударами копий
докалывая уцелевших врагов. А здесь было совсем тихо. Коридор,
проломленный сквозь кусты сражающимися, обрывался, уткнувшись в крохотную
рощицу, и полдесятка кряжистых бумианов слегка покачивали сросшимися
кронами, удивляясь людскому безумству...
Бесшумной змейкой вынырнул из груды переломанных ветвей белозубо
улыбающийся мальчонка, посланец H'xapo.
Победа, сообщил он, пританцовывая на месте от восторга. Великая победа!
Даже в дни Того-Кто-Принес-Покой, даже в совсем давние времена никто из
лесных людей не слыхивал о таком! Из пришельцев с равнины не ушел ни один.
Хой! Семь раз по пять и еще семь раз по пять полных рук было их, и вот -
все теперь лежат, не щурясь на солнце. Хэйо! Много оружия взяли твои
храбрые воины, нгуаби, аттов и б'бух теперь хватит на всех! Есть даже
такое, какого еще не доводилось видеть никому, даже сержанту! Йе! Хорошие
и полезные вещи достались храбрецам: желтый рис, и шкатулки с вкусной
пищей, и еще много всякого. Уцелели нуулы, хотя и не все, зато не погиб ни
один из вьючных оолов...
- ...ликуют воины, и сам Тха-Онгуа ликует вместе с храбрецами, - почти
пропел посланец. И расплылся в широчайшей улыбке.
- А Барамба б'Ярамаури был рядом с сержантом. Сам великий H'xapo сказал
Барамбе: ты - молодец. Ты сражался, как... Умолк, не находя слов.
- Как... Как...
- Мвинья? - предположил Дмитрий.
- Мвинья! - радостно подтвердил отважный Барамба. - И...
Глаза его внезапно округлились, а губы посерели, словно высушенная на
солнце шкура болотного клыкача.
- Мвинья...-повторил двали.
Что такое?
Дмитрий резко развернулся и похолодел.
В густой зелени тускло мерцали две багряные точки...
А потом с ветвей прыгнула смерть.
...Он был стар, этот леопард. Так стар, что ни единого черного пятнышка не
осталось уже на некогда солнечно-рыжей, а ныне голубой от седины шкуре.
Несколько дней тому очередной юный мвинья, неопытный, а потому и наглый,
осмелился бросить Хозяину сельвы вызов. Такое случалось и раньше. Но этот
оказался сильнее прочих, а может быть, просто сельва пожелала сменить
господина.
И победитель ликующим ревом оповестил округу о своем воцарении, а
побежденный бежал, постыдно поджав хвост.
Жалобно мяукая, словно котенок, наказанный матерью.
Прочь из обжитых угодий, отныне принадлежавших не ему.
Оставив новому владыке нахоженные охотничьи тропы, и водопой, и юную
самку, возбужденно следившую за поединком...
А потом, уже в глубокой чаще, остановившись наконец и вылизав раны на
боку, старик услышал негромкое, словно из-под прелой травы доносящееся
урчание. Тта'Мвинья, Великий Леопард, Праотец Пятнистых, напоминал
потомку, что нет ни стыда, ни беды в поражении, ибо ничто не вечно под
двумя лунами, сияющими в Выси, и каждому в свой черед приходит время
уснуть...
Не дали!
Двуногие...
Злые, мерзкие, отвратно пахнущие...
Вернули. Разбудили. Остановили на самом пороге.
Ну что ж, так тому и быть: старый мвинья отведает напоследок жаркой крови.
Тем слаще будут сны!
Гибкое голубовато-сивое тело летело стремительно, словно стрела,
сорвавшаяся с тетивы.
Кто способен остановить стрелу в полете?
Никто!
Но храбрый сержант не зря хвалил смелого парня Барамбу из далекого селения
Ярамаури.
Юнец успел...
Серая смерть, едва задев нгуаби, подмяла метнувшегося наперерез мальчишку.
Какой-то миг Барамба еще пытался бороться, но почти сразу ноги его
вытянулись и мелко затрепетали.
Хищник, рыча, терзал жертву.
Толстый хвост вращался перед глазами, словно обрывок лианы на осеннем
ветру. Дмитрий ухватился за него, рванул, но громадная кошка то ли ничего
не почувствовала, то ли попросту не сочла нужным обернуться.
Къяхх!
Мать твою, где къяхх?!
Подхватив с травы топор, дгаангуаби рубанул лунообразным лезвием по крупу,
поросшему жесткой шерстью.
Ужас Сельвы взревел от боли.
Жарко дыша, к Дмитрию развернулась окровавленная морда с оскаленными
клыками-кинжалами...
Некогда мвинья легко одолел бы и полдесятка двуногих.
Но теперь он был стар.
И Мтунглу-тень, сплетясь из воздуха, отчаянным прыжком взвился на хребет
зверя и оседлал его, как норовистого нуула.
Йехуу!
Широкий ттай сверкнул россыпью солнечных брызг и почти по рукоять вонзился
меж лопаток. Еще раз!
Еще!
Хищник яростно взвыл, опрокинулся на спину, забился, судорожно царапая
воздух когтистыми лапами. Потом изогнулся. Затих.
И мудрый Мкиету, бесшумно приблизившись, легким касанием ладони затворил
стекленеющие очи седого зверя.
- Спи, Владыка. Ты хорошо ушел...
Уважительное понимание было в голосе мудрого Мкиету, ничего больше. Разве
что крохотная толика Дда 'Ббуту, светлой зависти. Кто из стариков не
пожелает себе такой кончины?
- Спи и ты, дгаабуламанци. Сельва не забудет тебя... Узкая коричневая
ладонь коснулась окровавленного чела Барамбы, лежащего рядом с тушей
мвиньи, и лицо юного Бимбири из Окити-Пупы, защищавшего в этом бою спину
старца, передернуло гримасой Мдга 'Ббуту, зависти темной.
Все, даже священные бусы отдал бы сейчас ловкий Бимбири за счастье лежать
на всклокоченной траве вместо Барамбы!
Разодрано его горло, вырваны когтями глаза и жутко пузырится на устах
розоватая пена - ну и что? Зато дух его уже спешит по Темной Тропе к
престолу Тха-Онгуа, к обильным пирам и пышногрудым девам, минуя все
препоны, предназначенные для обычного человека дгаа...
Зависть - великий порок. Но Мкиету, знающий жизнь, не сердится на глупого
юнца. Ведь и впрямь, никому не дано жить вечно. Вторична Твердь и первична
Высь, что бы ни болтали бородачи из полночных болот, и смерть гранит камни
для венца жизни... Можно понять Бимбири. А поняв, простить.
Впрочем, двали из Окити-Пупы уже овладел собой. Ие!
Спору нет, почетно и славно ушел храбрец Барамба, и сложат о нем сказания,
и споют песни. Но! Хочется ли Бимбири лежать на траве с разодранным горлом
и вырванными очами?
Нет.
Не хочется.
Йе!
Много жарких боев впереди, много славных подарков. Кто знает, быть может,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг