Меня отфутболивали в министерствах, не принимали в конторах, адресная
служба ничем не смогла помочь, а Ведомство Дальней Астрофизики
отделывалось формальными отписками, но мне понятно было, что существуют не
только эти пути. И в одной из коек, куда я попала через длинную и
тщательно продуманную цепь случайных знакомств, в перерывах между рывками
и содроганиями мускулистого мужского тела, в тот неуловимый миг, когда, не
задумываясь ни о чем, мужики отвечают на все вопросы, я узнала правду.
Оказалось, вокруг нас было слишком много лжи, пусть даже святой. Армии
никто не распускал, их только припрятали, а войны продолжались, и Андрей
был солдатом. Чуть позже, заплатив за это недолгим вторым замужеством, я
узнала место: планета Дархай. И поехала туда, потому что память не желала
ни молчать, ни тупеть, и я не могла уснуть по ночам...
Я сошла на дархайскую землю, уже почти ненавидящая родину, которая убила и
забыла Андрюшу. И я в первый же день полюбила Дархай, потому что Дархай не
забыл ничего. Там, на площадях Барал-А-Ладжока, я встречалась с любимым
часто, за все прошедшее время наверстывая несостоявшиеся свидания...
В полуночной мгле я подходила к бюстам, укрепленным на невысоких
постаментах, и гладила родное лицо, и бронзовая поверхность, еще не
успевшая остыть после жаркого дня, отвечала на мое прикосновение живым
теплом.
Я говорила с Андреем, и мне казалось, что он слышит меня...
А потом я встретилась с Вождем Дархая.
Ладжок принял меня просто, по-дружески. Все вокруг замирали под его
взглядом, а он, простой и скромный, по-моему, невыносимо страдал от этого.
И еще - от того, что ничего не мог изменить. Слишком много добра сделал он
людям своей планеты, и не в силах им было любить его меньше. А когда
любишь чересчур, любовь, как и все излишнее, становится приторной.
Не знаю, может быть, и поэтому он говорил со мною не как со зазвездной
гостьей, а просто как с девушкой Лемуркой, невестой погибшего друга. Он
хорошо знал Андрюшу, они были ровесниками, кажется, даже дружили; Вождь
воевал вместе с моим любимым (оказывается, моя фамилия могла бы быть
Аршакуни) и не пожалел своего расписанного на год вперед времени, чтобы
поехать со мной и показать места, где сражался за единственно правое дело
Далекий Брат Дархая.
Мне не все понятно было в объяснениях Ладжока, но в одном я не сомневалась
ни тогда, ни теперь: дело, за которое погиб Андрюша, не могло не быть
справедливым...
Это понимание явилось не сразу; мне пришлось многое увидеть и о многом
подумать всерьез. И стоя на смотровой площадке над Пропастью Бессмертных,
я наконец осознала: борьба не завершена, она продолжается.
И Вождь, стоящий совсем рядом, выслушал и ответил:
- Ты все поняла правильно, сестра. Так и нужно. Разум лжив, сердце - нет.
Где бы ты ни была, помни: здесь, на Дархае, твои друзья!
Он умолк и слегка обнял меня. Всего лишь на миг, по-братски. Ничего
похожего на желание не было в его движении, но это было мгновение
потрясающей, необъяснимой близости; на миг мы стали словно бы единым
целым, и мне показалось, что на краю пропасти со мною стоит Андрей...
А дома давно уже никто не помнил ни об астрофизике Андрюшке, ни о
лейтенанте Аршакуни.
Его будто и не было никогда на свете; наверное, помнила бы мама, но она,
как я узнала, так и не перенесла давнишнего известия о сходе горной лавины.
Жил - и сгинул. И вместе с ним сгинула навеки наивная Лемурка, противница
насилия и защитница всего живого. Вегетарианские бредни кончились; я
узнала вкус плохо прожаренных бифштексов, и он пришелся мне по нраву. Меня
мутило от пацифистских брошюрок. Паритетологи с платиновой сединой и
золотыми устами портили воздух в эфире, но в упор не видели, да и не
желали видеть правды. Нигде не писалось ни о кошмаре, что творился на
Дархае до появления А Ладжока, ни о том, с чьего благословения происходило
все. Монополии Конфедерации оставались чистенькими в глазах биомассы,
формально принадлежащей к роду людскому.
Нет, поняла я, не может быть и не будет мира между добром и злом. Нужно
драться. Хотя бы и в одиночку, но драться. Конечно, на стороне добра. А
значит, на той стороне, где сражался Андрюша...
Если мне, глупой девчонке, это было отчетливо ясно уже в девятнадцать, то
взрослые дяди понять не желали. Понимаю: у них было слишком много дел
поважнее. Информаторы вопили о перестановках в правительстве, о финансовых
аферах, газеты на все лады обсасывали пикантные подробности кризисов на
фондовых биржах, и разве было во всей этой повседневной круговерти место
для таких отвлеченных, а значит, и вовсе не существенных понятий, как
добро и зло?..
Мое заявление о приеме в Службу Контроля вернулось, кажется, даже не
прочитанным. Второе, третье, десятое - точно так же. После тринадцатого
меня наконец изволили пригласить на беседу. Чинуши находили сотни
отговорок - от недостаточной подготовленности к столь ответственной работе
и давно забытого мною членства в дурацкой Лиге Друзей Живого до
неразборчивости, на их взгляд, в сексуальном поведении и труднообъяснимой
поездки на Дархай.
Ну что ж, я пошла другим путем, знакомым и безошибочным.
На одной из крутых тинейджерских дискотек имел место белый танец, а рядом
со мной почему-то случился паренек в драных джинсах и при серьге в носу.
Он, конечно, выглядел старше своих неполных семнадцати и вниманием
сверстниц был вовсе не обделен, но уже через три дня бедолажка часами
выстаивал на коленях под моим окном, ловил на улицах, пытаясь всучить
цветы, и глаза его умоляли: еще! еще! ну хотя бы разочек!..
Поиздевавшись вволю, я изредка снисходила.
А месяц спустя его папашка, надутый индюк, видевший жизнь исключительно
сквозь тонированные окна своего членовоза, в панике телефонировал старым
приятелям, ручаясь за меня, как за себя самого, клал голову на рельсы и
давал руку на отсечение - в обмен на мое твердое обещание, что ни о каком
браке не может быть и речи, и пусть он будет спокоен за свое ненаглядное
чадо...
После чего последовало собеседование в отделе кадров СК, бывшее чистой
формальностью. Увы, для оперативной работы я и впрямь была не готова, а
наверстывать времени не было. Мне дали направление на двухлетние курсы
спецреференток при Службе Охраны Совета ЕГС.
Я очень старалась быть лучшей на курсе и вовсе не по протекции была
рекомендована в личные референты Председателя. Пусть в сэнсэи вылезти мне
так и не удалось, но мой красный пояс присужден по заслугам. Стрельба
навскидку, по-македонски, далась мне удивительно легко, а экзамен по
основам "Камасутры" был сдан без подготовки, в том числе и достаточно
сложный вопрос по практике непрерывающегося оргазма.
Не нужно улыбочек! В нашей профессии порой более чем необходимо раскрутить
мужика, а то и бабу, но настоящего специалиста не сделаешь на одном
обаянии. Кроме того, высокие политики - тоже люди, и они хотят, а жены у
них в основном возрастные, и посторонние контакты, естественно, напрочь
исключены, так что в круг обязанностей хорошего референта входит совсем не
только умение метко стрелять и знание иностранных языков...
Я так волновалась, выходя на работу, что очень удивилась ее несложности.
Мы с Гавриилом Никитичем быстро нашли общий язык, а Инесса Максудовна,
поначалу косившаяся на меня и почти не желавшая разговаривать, тоже скоро
признала, что если уж иначе нельзя, то пусть лучше я, чем сразу пятеро,
как раньше...
А с тех пор, как я рассказала и показала ей кое-какие спецэффекты и мы
стали частенько отдыхать втроем в различных комбинациях, наши отношения с
мадам сделались более чем доверительными; Инесса Максудовна даже
всплакнула, узнав об Андрюшке...
Изредка СК, недовольная тем, что я, как выражались они, слишком уж
прижилась, пробовала ставить мне палки в колеса, и однажды нам с мадам это
надоело. Никогда не забуду: Гавриил Никитич лежал в глубоком трансе, жизнь
Единого Союза замерла, а несчастный Председатель Коллегии Службы Контроля
шелудивым мопсиком метался между дверями моей квартиры и воротами дачи
мадам, умоляя ее не подавать на развод, а меня - взять назад заявление об
отставке.
Он так выл, не очень внятно упоминая чьих-то пятерых детей, которых кто
кормить станет, если с ним вдруг того... ну, вы понимаете, что я не
выдержала первой. Хорошо, что для Инессы у него были другие аргументы, но
она все равно крутила фасон дольше, до того момента, пока в отставку не
подал Председатель Коллегии...
А потом мы все втроем уехали в отпуск, оставив Союз на попечение вполне
достойного доверия человека, и никогда не забуду, как волшебно пролетели
те тридцать дней и как рыцарски галантен с нами обеими был сознающий свою
вину Гаврюша...
К сожалению, у Председателя были секреты и от меня, даже после двенадцати
лет беспорочной службы, неоднократно отмеченной высокими
правительственными наградами.
И я, и мадам считали, что это непорядок, но ничего не поделаешь, у мужиков
бывают заскоки; так, например, Председатель упрямо стоял на том, что дома
о делах не говорят...
Так и в этот раз.
...Четыре месяца назад в Совете начали готовить к подписанию какой-то
очень важный Договор с конфедератами. По сей день не могу понять, как с
ними вообще можно было о чем-то говорить. Я попробовала указать Гаврю...
Гавриилу Никитичу на недопустимость таких поступков, но он ласково
посмеялся над моим "р-р-революционаризмом", а когда я, обидевшись,
заявила, что даже Служба Контроля не ставит мне в упрек переписку с
дархайскими друзьями, резонно заметил в ответ, что не ставит-то не ставит
и ставить не будет, но только потому, что новому Председателю Коллегии
очень не хочется на пенсию задолго до срока.
Крыть было нечем.
Я поехала в Ялту, как обычно, за две недели до Председателя, детально
проинструктировав, как повелось, на прощание Инессу. Мне предстояло
сориентировать к визиту резидентуру СК на Планете-для-Всех и заодно
проверить обстановку.
Все было тихо. Мир, гладь и во небесах благолепие.
Я прощупала ситуацию, осталась довольна, сообщила о данном факте в Центр -
и позволила себе чуть-чуть расслабиться. По стечению обстоятельств без
отрыва от производства. Никто бы не потребовал от меня такого, но,
согласитесь, грешно было отказаться от возможности поработать в
неформальной обстановке с хорошо известным в определенных кругах Сан-Каро,
штатным рупором Контрольной Службы конфедератов!
Позволив объекту заметить и оценить себя на пляже, я, красиво поломавшись,
глотнула наживку, вот только рыбачок понятия не имел, какую рыбку
изловил...
Никак не могла ожидать, что Яан, взятый отдельно от своего многотомного
досье, окажется на диво неплохим парнем, талантливым, добрым и почему-то
странно закомплексованным. Особых новостей он не имел, и не надо. Зато
трахался так, даже без раскрутки, что пару раз я не успевала заметить, как
вырубалась; девять раз без перерыва - это прекрасно, но я уже не в том
возрасте, хотя и выгляжу, сама знаю, моложе. Тем более что Никитич, как ни
бодрится, а уже не тот, что даже лет пять назад, и мне приходится работать
с ним в ущерб себе. Не всегда, конечно, но чаще, чем хотелось бы.
Да... Наверное, в одну из тех ночей я и подзалетела...
Я сперва не поняла, что произошло.
Потом поняла, но побоялась верить.
А потом, поверив, села и безуспешно попробовала заплакать.
Врачи ведомства уверяли меня, что такого уже не будет. Никогда. Результат
злоупотребления абортами, говорили они, и сочувственно пожимали плечами.
Но как же я могла позволить себе ребенка при такой работе? Гавриил по
натуре добряк, но некоторые вещи, зная его характер, себе лучше не
позволять. Пару раз я рыпнулась по глупости - и закаялась. С меня на всю
жизнь хватило истории с морячком, не говоря уж о пареньке из Конотопа,
которого неизвестные покалечили прямо на улице, в сущности, почти вовсе ни
за что...
Яан никогда не узнает, что у меня будет ребенок. Но, как ни странно, я
рада, что это произошло именно с ним. Так хорошо мне бывало только с
Андрюшей, но я ведь почти не помню, как это у нас было...
А Никитич и мадам будут рады. У них ведь нет детей. Был сын, но он погиб
давным-давно на "Адмирале Истомине", и после того, как Инесса оправилась
от инфаркта, Председатель приказал убрать из дома все фотографии забавного
толстопузого парнишки, не знаю даже, как его звали. Мои об этом не
вспоминают никогда, зато мадам в последнее время все чаще горюет, что на
старости лет Бог не дал внуков...
Тогда же, в Одессе, я встретилась с неприятным человеком. Он передал мне
привет от хороших людей и был с ними знаком, я уверена, но от этого парня,
кем бы он ни был, за версту разило провокацией. Я это поняла сразу: никто,
кроме провокатора, не посмел бы задавать прямые вопросы от имени Вождя А.
Причем этот Эдик был на диво информирован и буквально вытягивал из меня
информацию о Никитиче, а также почему-то и о приятелях Яана. Разумеется, я
объяснила ему все, что подумала, и сообщила о беседе куратору земного
отделения СК, Судя по всему, на мое сообщение не обратили внимания.
24-го под вечер Гавриил Никитич прибыл на Землю. Он был вымотан перелетом,
раздражен, чем-то очень озабочен и ночью, как ни старался, ничего не смог
и поэтому еще больше расстроился. А ведь на следующий день предстояла
крайне важная встреча, и мне пришлось выбиться из сил, чтобы он хоть
немного взбодрился и поверил в себя.
С утра вид у Председателя был усталый, но вполне довольный; облачившись во
фрак, он сделался настолько импозантен и мил, что я долго не могла
поверить, он это или все-таки опять двойник. Хотя двойника я, как правило,
отличаю от оригинала:
Рядом с Гавриилом фигляр из Конфедерации, прикативший в резиденцию,
выглядел попросту развалиной. Разумеется, этот демократический зоофил
опять приволок с собой свою неизменную макаку: она крутилась у него под
ногами и даже напоминала чем-то своего хозяина, хотя, на мой вкус, была
гораздо привлекательнее его.
Беседа была совсем короткой.
Гавриил и конфедеративный болван подписали какие-то документы, обменялись
ими, привстав, пожали друг другу руки (меня передернуло от гадливости) и
одновременно нажали кнопки на странных овальных приборах, лежащих на столе.
Я, наверное, удивилась бы этой непонятной процедуре, но не успела, потому
что в этот же миг произошло страшное...
По обоюдному желанию, хотя и вопреки всем инструкциям, встреча происходила
на открытой веранде около сада. Резиденцию с вечера оцепили тройные посты
КС и СК, в сад не проскочила бы и мышь, но именно оттуда, из темно-зеленой
листвы, и прилетели стрелы.
Я стараюсь забыть - и не могу: сначала тихий свист, и тут же Гавриил
Никитич вскидывает руки к горлу, пальцы его рвут бордовую бабочку - все
слабее и слабее, а глаза уже совсем мертвые, и прямо под кадыком
топорщатся желто-синие короткие перья.
Тянусь пальцами к кобуре: пистолета нет, только серый порошок, жирно
липнущий к пальцам. Где оружие?!
Где?!
Я на миг растерялась, но кто бы не растерялся?
Разве что обезьяна!
И она среагировала мгновенно, куда профессиональнее меня; судя по всему,
на конфедерата уже бывали покушения и ей приходилось работать не только на
макетах.
Я еще не отняла ладонь от пустой кобуры, а зверюга уже выдернула, злобно
воя, из-под тельняшки сверкающие ножи, метнула их куда-то в зелень и
огромными прыжками помчалась вслед за жужжащими молниями.
Прыжок в гущу кустов.
Вой переходит в торжествующий визг...
И обрывается.
Когда я добралась туда, коллега умирала. Она поймала убийцу, она даже
ранила его, но он оказался ловчее. Неподалеку валялся постовик из КС с
перерезанным горлом, чуть в стороне - двое с эмблемами СК на шевронах, а
тот, кто стрелял, сильно хромая, убегал через лужок.
Обернувшись, он увидел меня и, почти не целясь, выстрелил из большого
пистолета. Секундно мелькнуло лицо: совсем обычный смуглый подросток,
немного похожий на дархайца. Спустя еще секунду я зарылась носом в траву:
в ноге, чуть повыше колена, трепетали все те же проклятые двухцветные
перья...
Пистолет?! Или?..
Я не додумала. Не смогла. Я ничего не запомнила точно. Кажется, я привела
всех погибших в порядок, уложив их на веранде. У Гаврюши и господина
Президента были одинаково обиженные, ничего не понимающие лица. А коллега
смотрела укоризненно. Помню, я поцеловала Гавриила в спекшиеся губы за
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг