Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   Не знаю, так ли было это. Музыка смолкла, и мы  тихо  ушли,  не  сказав
Каричке, что подслушивали ее игру.
   - Иногда я смотрю, она ходит по саду,  -  рассказывает  Рыж.  -  Ходит,
ходит, ну - ничего не делает. Но я хитрый,  наблюдаю.  Ходит  она,  ходит,
шмеля поймает, послушает, а он гудит  в  кулаке  и  не  кусает.  А  потом,
знаешь, запрется и сочиняет. Это точно - сочиняет. А меня хоть на  веревке
води, я ничего не придумаю.
   Мы поднялись на крышу. Ночь была  ясная.  Самая  чистая,  самая  точная
звездная карта висела у нас над головой. Рыж знал ее  хорошо.  Он  называл
звезды, большие, и маленькие, и даже те, которые я  не  видел.  Может,  он
фантазировал? Я заглянул в его лицо. Нет, он не  обманывал:  щурил  глаза,
вглядывался, искал и находил.
   Он смотрел на черно-белую, самую точную  карту  неба  и  видел  цветные
звезды - голубые, как лед, белые, как электрическая  лампочка,  оранжевые,
как апельсины,  красные,  как  глаз  маяка.  Так  рано  утром  луч  солнца
пробегает по серой земле и возвращает миру все краски жизни.
   - Рыж, а какая Земля с Марса?
   Он мгновенно перенесся на Марс, расставил пошире ноги на ржавом  песке,
задрал голову.
   - Зеленая звездочка. По блеску - как Юпитер с Земли.
   - А что тебе, Рыж, больше всего нравится там? - Я боднул ночное небо.
   - Там? - Он задумался. - Солнце, когда затмение...
   - Крылатое Солнце!
   Я увидел его: черный круг Луны и размашистые золотые крылья.
   - Так говорили жрецы, - сказал Рыж.
   - В самом деле, откуда строители египетских  пирамид  могли  знать  про
электроны? Ты прав, Рыж. Скажем так: солнечная электронная корона.  Ты  не
возражаешь против короны?
   - Нет.
   - А против чего ты возражаешь?
   - Что двадцать первый век уже кончился, как говорят некоторые.
   - А ты как думаешь?
   - Еще посмотрим!
   Рыж, мой Рыж, доктор техники. Ты прав, мы  уже  не  вернемся  в  темный
мирок свечи, как  не  вернемся  в  прошлое.  Даже  если  вокруг  сомкнется
пространство,  никогда  не  станем   первобытными   людьми.   Не   забудем
электричество и плазму, древних греков и  создателя  единой  теории  поля.
Даже грязный атомный гриб не забудем.  Не  разучимся  говорить  на  едином
языке людей Земли, не разучимся управлять облаками. Мы всегда будем  знать
стихи, формулы, музыку. И весь этот мир, вся история Земли - в тебе,  Рыж,
живут в любой твоей клетке, зовут жить дальше. Я вижу это по твоим сияющим
глазам, Рыж.
   А как узнать, что будет со мной?
   Раньше гадали по звездам. Но ведь это предрассудок: звезды молчат.



     6

   Мы не влетели в окно, а вошли в парадную дверь больницы и  поднялись  в
комнату Карички.
   По дороге Рыж обличал себя:
   - Мы рассуждали ошибочно. Ну, когда мама спрашивает: куда я  иду,  а  я
говорю: никуда. Ведь я просто не знаю своей цели - и все.
   - Правильно,  Рыж.  Это   теорема  кибернетики:  если  мы  обрабатываем
определенную информацию и обладаем знаниями  о  цели,  то  число  действий
сокращается до квадратного корня от всех операций.
   - А утром, когда ты позвал, я знал цель. - Рыж порозовел от признания.
   Я обнял его за плечи.
   - Рыж, - сказал я серьезно, - я помню всегда:  ты  выручишь  в  трудную
минуту.
   - Чего ж тут трудного?
   - Понимаешь, я боялся, что Каричка серьезно больна, и потому спешил.
   Нет, не те слова! Как  невозможно  иногда  сказать  точно!  Даже  Рыжу,
верному, понимающему Рыжу, не смог бы  я  объяснить,  что  боялся  увидеть
равнодушное лицо. Как тогда, в Студгородке, когда смертельно бледный принц
датский посмотрел на меня в упор и отвернулся. Что было тогда с  Каричкой?
Захватила  ее  всю  острая  боль  Гамлета?  Или  сковал   леденящий   свет
грязно-белого пятна, подкравшегося в темноте?
   ...Я вспомнил, как на Совете  все  вдруг  умолкли,  посерьезнели,  едва
стала говорить Мария Тауш. Она провела на лунной станции много лет, узнала
полное одиночество - вдали от всех, когда метеором убило  ее  мужа.  Можно
только молчать, когда видишь такое лицо, красивое и  почти  прозрачное,  а
потом улететь на Марс, найти там жесткую губку с  колючками  -  цветок  по
марсианским понятиям, - назвать этот цветок "маритауш". Так было. Но лучше
б не было. Трудно смотреть в такие глаза.
   Мы торжественно вошли в дверь, и я уже не  боялся  увидеть  равнодушное
лицо. Каричка причесывалась у окна.
   - Я сейчас, - сказала она.
   У ее ног стоял глиняный кувшин с цветами. Таких  цветов  я  никогда  не
видел: каждую  ветку  венчал  пушистый  белый  шар,  слепленный  из  тысяч
колокольчиков; горшок словно кипел, выдувая молочную шапку пены.
   - Что это? - спросили мы с Рыжем одновременно.
   - Это? - Каричка равнодушно пожала плечом. - Это сирень...
   Но глаза ее хитро блеснули. Она расхохоталась.
   - Я сама ахнула, когда увидела,  -  созналась  Каричка.  -  Это  принес
Ипатий Нилович. Который прогнал вас.
   - Белый халат? - удивился я, а Рыж только свистнул.
   - Ага. У него на крыше сад.
   - Эх, Рыж, не догадались мы подняться выше!
   - Хватит вам летать, - серьезно сказала Каричка. -  Только  падаете  да
разбиваетесь.
   - У меня нет ни одного синяка!
   - Точно, я видел, - подтвердил Рыж.
   А она вдруг села и вздохнула:
   - Я плохая колдунья, Март.
   Глаза ее стали печальными. И я принялся убеждать, что все шло хорошо  и
я обязательно пришел бы первым, если б не это проклятое облако.  Рыж  тоже
разгорячился, уселся верхом на стуле и, перебивая нас,  показывал,  как  я
летел. Он был сразу и гравилетом, и мною,  и  Сингаевским,  и  облаком,  и
самим собою - болельщиком и моим  спасителем.  Я  впервые  слышал,  как  в
суматохе вскочил он в санитарный гравилет и даже держал конец сетки, когда
спасатели вылавливали меня из невесомости.
   Я  и  Рыж  веселились,  а  Каричка  сидела  молча  на  постели,  уперев
подбородок в поднятые колени. Тогда, пошептавшись,  мы  объявили  Каричке,
что сейчас изобразим, как мы откроем секрет облака.
   Я объявил:
   - На ковре знаменитые клоуны - Студент и Ежик.
   Это наша обычная забава. Я, конечно, всезнающий Студент, а  Рыж  -  тот
наивный Ежик, который слушается моих  глупых  советов.  Ковер  у  нас  под
ногами, парик Ежику не нужен, он  и  так  светится;  я  быстро  мажу  щеки
каким-то белым порошком, замеченным на тумбочке, и сворачиваю из  салфетки
колпак.
   Каричка садится поудобнее. Можно начинать.
   Ежик шумно сопит и деловито лезет под кровать.
   - Что ты ищешь, Ежик? - спрашиваю я.
   - Палку.
   - Ты хочешь сыграть нам ноктюрн? Прекрасная мысль!
   - Нет, я играю  ноктюрн  на  синхрофазотроне,  -  говорит  Ежик  из-под
кровати. - Я хочу драться.
   - Прекрасная мысль! Но с кем?
   - С облаком, - решительно заявляет Ежик,  становясь  рядом  со  мной  и
показывая, как свирепо он будет драться.
   - Это глупо, - говорю я. - С облаком драться нельзя.
   - А почему-у?
   "Почему-у" - любимое словечко моего рыжего партнера. От его грустного и
наивного "почему-у" зрители всегда смеются.
   - Потому что это не вата! - отвечаю я  тоном  Акселя,  выдвинув  нижнюю
челюсть.
   - Серьезно?
   - Вот что: тебе нужна ложка.
   - Почему-у ложка? - хлопает ресницами Ежик.
   Я говорю, что  вся  современная  физика  не  может  объяснить  строение
облака, но я-то знаю, почему оно белое и что скрыто у него внутри.
   Ежик вытаращил глаза: он готов мчаться за ложкой.
   - Там - в середине - мороженое!
   - Мороженое?! - просиял Ежик. - Но зачем?
   - Чтоб его есть!
   Каричка хохочет, а мы дурачимся,  и  я  очень  рад,  что  в  ее  глазах
завертелись золотые ободки. Потом Рыж выскакивает  за  дверь  и  долго  не
возвращается.
   - Твои уже знают? - спросила Каричка.
   - Наверно. Вот получил сегодня.  -  Я  вынул  телеграмму,  прочитал:  -
"Атмосфера  создана.  Свободное  дыхание.  Если   согласен   прилететь   -
сообщи..."
   Далее следовали родительские наставления, тревожные расспросы, поцелуи,
которые я оглашать не стал.
   - Свободное дыхание... Хорошо сказано!
   - Ну и что?
   - Март, как тебе не стыдно...  -  Она  не  договорила.  Поняла.  Строго
посмотрела мне в глаза. - Не поедешь, да?
   - Да.
   Она знала, как долго ждал я эту телеграмму, и, кажется, расстроилась за
меня, даже покачала головой.
   - Не могу, Каричка. После этого -  не  могу.  Ты  хочешь,  чтоб  Аксель
назвал меня дезертиром?
   - Когда вы едете?
   - Завтра.
   - А куда?
   - Не знаю.
   - Только не падай больше. Говорят, я свалилась всего-навсего с помоста,
а вот лежу здесь. Кажется, на репетиции. Не помню.
   - Ну, это чепуха. Завтра выйдешь.
   Я сказал это беспечно, а сам весь налился внезапной злостью. Был  готов
вскочить и поймать облако хоть  голыми  руками.  Только  тогда  открою  ей
правду.
   В дверях замаячил белый халат. Он ничего не  говорил,  но  выразительно
покашливал. Рыж кривлялся за его спиной.
   - Март, - Каричка поманила меня пальцем, - я буду колдуньей, -  сказала
она на ухо. - Не такой растяпой, а настоящей... Я подарю тебе песню.
   Я ушел счастливый и полный решимости расправиться со всеми бедами.


   Не помню уж, что привело меня  с  Рыжем  в  космопорт.  Было  свободное
время. Аксель по телефону буркнул: "Отдыхай перед  дорогой",  -  и,  кроме
того, я размечтался о Марсе, а Рыж, видя, что я  иду  погруженный  в  свои
мысли, деликатно молчал и плелся следом. Надо же,  думал  я,  сколько  лет
люди сажали там кусты, и травы, и мхи, выводили стойкие, цепкие  растения,
которые находят под песком лед, и заводы-автоматы прилежно, год  за  годом
выпускали в воздух кислород, и росла, поднималась живительная атмосфера; и
вот, когда планета стала воздушной, теплой, почти домашней  -  я  не  могу
туда лететь! Завтра или через месяц марсиане сорвут с  городов  прозрачные
купола и, вздохнув полной грудью, в первую минуту, может, и не  поверят  в
свою свободу. Что не  надо  больше  бить  тревогу,  когда  шальной  метеор
расколет купол. Что можно выходить за черту города без скафандра. Что  нет
больше разреженной атмосферы, и удушья, и сонливого беспамятства.
   Будет праздник. Прилетят гости с Земли,  и  с  Луны,  и  с  космических
станций. И хозяева закатят им пир на весь Марс. Я вижу, как  с  бокалом  в
руке, красивый, громадный, стоит мой отец, как смущенно и гордо смотрит на
него мать, и глаза ее сверкают каплями синего света. Пусть лучше  опоздает
моя телеграмма, лишь бы было так, лишь бы не расстроил их мой отказ лететь
на Марс.
   Долго мы с Рыжем сочиняли послание. Я не привык кривить душой,  не  мог
придумать дипломатичные слова. Когда не видишь  людей  целую  вечность,  а
только переписываешься с ними,  то,  кроме  "целую,  обнимаю,  крепко  жму
руку",  ничего  больше  не  изобретешь.  Причем,  под  словом  "видишь"  я
подразумеваю живое общение, а не телесеансы раз в месяц, когда  тебе  дана
минута, и ты не знаешь, что сказать. Ты  стоишь,  и  мямлишь,  и  хлопаешь
ресницами, а потом  ждешь  целых  пять  минут,  пока  твои  слова  и  твоя
физиономия несутся через пустой космос туда, к Марсу, и вот наконец  после
треска и вспышек на экране - расплывчатое  мамино  лицо;  не  успеешь  как
следует его рассмотреть - и все,  прошла  мамина  минута;  и  ты  думаешь:
хорошо, что они не в соседней галактике, а то пришлось бы ждать ответ сто,
или пятьсот, или тысячу лет... Вот почему я просто поздравил  родителей  с
победой над грозным Марсом и заодно вкратце сообщил свои планы.
   Сунув записку в окошечко радиостанции, мы вошли  в  прохладную  щель  с
длинным козырьком (на него садятся гравипланы  и  вертолеты)  и  сразу  же
почувствовали себя космическими бродягами.
   Нет ничего  живописнее  на  свете,  чем  космопорт,  если  не  считать,
конечно, гонок  гравилетов.  Просторный,  как  площадь,  ровно  освещенный
вестибюль заполнен толпой; яркие  платья,  возбужденные  лица  пассажиров,
блестящие глаза и пылающие щеки детей; прощальная песня  в  кругу  друзей,
которая, будто грустный ветерок, проносится по залу; мелькание указателей,
безмолвные приказы световых табло, скольжение бесчисленных  эскалаторов  -
все это еще не космопорт. Когда вы,  поблуждав  в  лабиринте  механических
лестниц и даже поскучав от их  однообразного  бега,  внезапно  ступите  на
платформу и увидите длинные, уходящие в самое небо металлические трубы, вы
поймете, кто есть главный чудо-зверь нашего века.
   Толстая металлическая дверь мягко захлопнулась за последним пассажиром.
Ракета заперта в клетке. Секунды молчания, и от ее рева дрогнула земля. Вы
ничего не видите, но по  стихающему  быстро  вою  догадываетесь,  с  какой
адской скоростью мчится она в стартовой трубе. Блеснула в  солнечном  небе
яркая звезда. Блеснула и пропала. Все.
   Не раз улетали мы с Рыжем в тот день на Огненную землю, во Владивосток,
на  Луну,  в  Антарктиду,  на  космические  станции  с  разными  номерами.
Выбирались  на  платформу,  топтались  у  дверей,  заводили  разговоры   с
экипажем, а потом уходили вместе с провожавшими. Мы втянулись в эту  игру,
скакали с лестницы на лестницу и то ехали вместе, то разъезжались. Потом я
потерял Рыжа и блуждал  по  эскалаторам,  пока  тяжелая  крепкая  рука  не
схватила меня за плечо.
   - Март, ты?
   Олег Спириков, загорелый до черноты, тряс  мою  руку,  щуря  близорукие
глаза. Добряк и силач - таким  он  был  всегда,  мой  старший  товарищ  по
интернату, ныне лунный физик.
   - Улетаю, - сказал он. - Было Красное море. Положенный отпуск. Эх,  все
позади!
   Наверно, одновременно вспомнили мы нашу последнюю встречу здесь  же,  в
порту, потому что он неожиданно предложил:
   - Март, хочешь к нам?
   Год назад, когда я, расстроенный своей бесцельной возней  со  сводками,
бродил по космопорту, на этом месте вот какой был разговор.
   - Кем работаешь? - спросил он.
   - Никем. Перебираю бумажки.
   - Как так?
   - Да.  Нажимаю  пальцем  на  кнопки.  Перебираю   бумаги.  Обыкновенный
чиновник.
   - Я думал, - сказал Олег, растерянно моргая, - что это делают машины.
   - Не только машины, но и студенты. - И я, чуть  не  плача  от  приступа
глупой жалости к себе, взмолился: - Олег, возьми меня на Луну.
   Он был расстроен не меньше меня.
   - Хорошо, - сказал он, подумав. - Будет место, сообщу...
   А сейчас я только улыбнулся и помотал головой.
   - Спасибо, Олег. Есть дело.
   - Слышал, - сказал он. - То самое?
   Я кивнул.
   - Жаль. Вместе б слазили на Лейбница.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг