Автомобили под контролем. Вертолеты, дирижабли?.. Скорей всего, тоже...
Надо проверить... Нет, будет хуже, если подстрелят в воздухе... Придется
пешком... Черт! Это ж, сколько до перевала!.. За день могу не успеть... Я
не выдержу столько в этом костюме... Если б лошадь поймать..."
Домарощинер попятился в заросли и, обойдя поселок задами, пошел на
служебное пастбище. Оно было неподалеку от озера. Проходя мимо он с трудом
узнал место, где они разделывали русалку, ну, пусть не русалку -
аборигенку, все равно хороша была... Вся земля была разворочена гусеницами
танка. Правда, побеги травы уже пытались заштопать нанесенные раны. К озеру
уходила просека с поваленными по сторонам деревьями, которые пытались
приподняться.
Домарощинер торопливо пересек просеку и углубился в Лес. Подойдя к
озеру, он осторожно выглянул из кустов. Как раз оттуда, где они ночью
поймали русалку. Озеро было на себя непохоже. От него несло чем-то
съестным, его почти не было видно из-за тумана, а сквозь туман казалось,
что на поверхности плавает что-то белое. Возле озера стояла Рита. Он ее
узнал. Еще бы не узнать эту ведьму. Ее за километр узнавать надо... Он
достал пистолет, прицелился... Очень хорошая мишень была. И вроде бы никого
рядом... Но вдруг в кустах кто-нибудь прячется?!.. Машинка какая-нибудь...
Действительно, неподалеку затрещали кусты, и Домарощинер похолодел от
ужаса. Метрах в трех от него появилась страшная, громадная фигура, вроде бы
и похожая на человека, но сразу видно - не человек. Клавдий-Октавиан вжался
в землю всем телом, даже нос засунул в траву.
Мертвяк не почувствовал его присутствия - защитный костюм не пропускал
излучений жизни - и прошел мимо. Даже когда затихли его шаги, Домарощинер
еще долго не мог заставить себя поднять голову. Когда поднял, страшное
существо стояло возле Риты.
- Хорошо, что не выстрелил, - похвалил себя Домарощинер. - Такие бы
набежали - не отстреляешься...
И тут он увидел, что к озеру медленно идут окровавленные, оборванные,
а некоторые и вовсе голые люди. У кого вместо носа зияла черная впадина, у
кого не было уха, у кого на кистях рук не было мяса... Но никто не кричал,
не рвал на себе волосы, которых, впрочем, у большинства не было. Процессия
двигалась в полном молчании, и только шорох шагов нарушал тишину.
Вдруг с крон деревьев упал лиловый туман и, пройдя сквозь толпу сверху
донизу, растекся по земле. Медленно движущуюся процессию обогнала вторая
ведьма, которую Клавдий-Октавиан видел ночью, прячась в кустах, во время их
расправы с Тузиком и его телохранителями. Она была такая же длинноволосая,
как та русалочка, только гораздо красивей. Хотя красота ее была какая-то
страшная, как у молнии, прекрасной, но смертельно опасной.
"Пригнала стадо", - подумал Домарощинер. И, правда, толпа была
покорна, как стадо баранов на скотобойне, но, в отличие от баранов,
совершенно нема.
Вторая ведьма встала напротив Риты. Они обе подняли руки навстречу
друг другу, и толпа медленно двинулась между ними в озеро. Они погружались
в воду все глубже и глубже, первые исчезали в тумане, следующие напирали и
тоже исчезали в тумане... Домарощинер понял, что такое белое плавало в
озере.
- Топят! - похолодел он от ужаса. - Топят, как крыс!..
Ужасался он, конечно, не тому, что топят этих никчемных людишек, а
тому, что мог оказаться среди них, и тому, что туристическому бизнесу явно
пришел конец - какого туриста заманишь туда, где туристов коллективно
топят...
А толпа все шла и шла, и казалось ей не будет конца.
- Надо сматываться, пока они заняты! - прошептал себе под нос
Клавдий-Октавиан и по-пластунски пополз в кусты.
На пастбище было пусто. Кто-то увел всех лошадей. Домарощинер застонал
от разочарования и обессилено сел на землю. Он еще не начал побег, а уже
почти выбился из сил. Бессонная ночь, алкоголь, да и годы не те, чтобы в
защитных костюмах по лесу бегать.
"Но не топиться же мне! - разозлился он и вскочил. - Врешь,
Домарощинера голыми руками не возьмешь!.."
Он шел к перевалу трое суток, сочувственно вспоминая первопроходца
Селивана. Хотя "шел" - слишком сильно сказано. Добирался: где ползком, где
на четвереньках, где с трудом переставляя ноги. Но защитного костюма не
снимал, потому что видел неутомимо копошащуюся массу, облепившую костюм. Он
и валялся по земле, и с головой погружался в воду речушки. Ничего этих
тварей не брало - казалось, их становилось еще больше. Может, так и было.
На место раздавленных и утопленных десятикратно прилетали новые. Поэтому он
оставил попытки избавиться от них, понадеявшись, что, по мере удаления от
родных мест, они сами отстанут. Жажду утолять можно было и в костюме через
капиллярные трубочки торчавшие из капюшона. А вот с отправлением
естественных потребностей было сложно. Он сдерживался, сколько мог, но
бесконечно сдерживаться не может никто. И он вынужден был справлять нужду
внутрь. На самом деле, эта функция была предусмотрена в костюме, но
Домарощинер об этом не знал. Да и знать мало - нужна тренировка. Если бы в
костюме не была предусмотрена очистка внутреннего воздуха, он, наверное,
отравился бы собственными газами, а так он просто существовал в атмосфере
собственной вони. При каждом шаге в ногах что-то хлюпало и чавкало. Ясно,
что именно...
Но Домарощинер все вынес. Он очень хотел жить и очень хотел отомстить
своим обидчикам.
- Я еще вернусь! - грозил он. - Я обязательно вернусь!
Возможно, он был пророком...
И вот Клавдий-Октавиан у подножия горной дороги, поднимающейся на
перевал. Он с час полежал в тени скал, набираясь сил (деревьев больше
видеть не мог), потом заставил себя подняться, и медленно-медленно двинулся
вверх. Опять и шел, и полз, и карабкался на четвереньках. На подъем у него
ушло еще около суток.
И вот на рассвете Домарощинер оказался на прямом участке дороги с
полкилометра длиной, ведущем к высшей точке перевала, где была расположена
ретрансляционная станция, на которой Стоян прятал свой автомобиль. От
Домарощинера ничего не скроешь, хихикал он злорадно, нечего и пытаться!
Теперь этот автомобиль будет очень кстати для него... Он посмотрел на
защитный костюм и обнаружил, что кишащая насекомая масса начисто исчезла,
словно получила приказ возвращаться обратно в Лес.
"Чудеса!" - подумал Клавдий-Октавиан.
И посмотрел наверх. Его ослепило восходящее солнце. Он отвернулся и
глянул на Лес, добравшийся уже сюда, к перевалу. И неожиданно увидел
громадную черную тень, упавшую на Лес.
"Тень гор", - подумал он. Она завершалась довольно длинной иглой - его
тенью.
"Моя иголочка! - хихикнул Домарощинер. - Вот ей-то я вас и заколю до
смерти, господа Перецы!.. Привяжу - и буду кровь по капельке выпускать..."
Он повернулся к перевалу и шагнул вперед. Солнце поднялось выше, и
дорога стала видна лучше. На ней пунктиром чернели какие-то короткие
штрихи. Вдруг что-то сильно толкнуло Домарощинера в лоб, и все померкло.
Через несколько минут к его трупу подошел боец
противобактериологической защиты в спецкостюме и облил его из раструба
высокотермичным, самовоспламеняющимся на воздухе составом. И выжигал до тех
пор, пока Домарощинер не превратился в последний черный штрих на дороге к
перевалу...
Эпилог
- Перец, - обратилась Рита, оторвав взгляд от Города, - Я хочу
родить... Как ты на это смотришь?
- Тебя угнетает пустота твоего Города? - улыбнулся он. - То в нем
кишмя кишело, а теперь никого... Мне тоже странно немного...
- Я об этом не думала... Меня интересовало, как ты на это смотришь...
- Ты спрашиваешь так, будто я - отец ребенка, - грустно усмехнулся
Перец, взяв ее руку в свою. - Был бы рад, да, увы...
- Я, действительно, спрашиваю так, - кивнула она. - Я хочу, чтобы ты
был отцом моего ребенка.
- Издеваешься, да? - нахмурился Перец. - Тебе не кажется, что это
жестоко?
- Я серьезно, Перчик, - обняла его за плечи Рита. - Конечно, я имею в
виду духовное отцовство... Ты же воспитываешь деревенских детей... Только я
хочу, чтобы твое отцовство было большим, чем... наставничество... Ну, как
если бы ты усыновил мое дитя...
- А-а, - улыбнулся он, - понятно... Я с удовольствием, но разве твои
подруги мне это позволят?.. Разве вы не формируете личность там, в Городе?
- В Городе формируются видовые инстинкты и генетическая часть
личности, а все остальное, как обычно, обусловлено воспитанием... Вон,
например, Кандид воспитал Наву так, что даже мать ее оказалась бессильна
противостоять его влиянию...
- Там - любовь... - печально посмотрел на нее Перец, - которая не
умерла после Одержания... Кандида все любят, потому что он - защитник...
- Но самых близких - Наву и Лаву он защитить не смог... - пожала
плечами Рита.
- Да, - усмехнулся Перец. - От вечной жизни... От нее, наверное, и не
нужно защищать...
- Сначала в обоих случаях было насилие - со стороны Таны и со стороны
Тузика, - заметила она. - Это я не в упрек ему говорю, а чтобы ты не
занимался самобичеванием... Конечно, интеллигент без этого не может, но
надо же соблюдать разумные пределы... Теперь насчет любви. Я, вообще-то,
никогда не любила теоретизировать по этому вопросу. Если любовь есть, то ее
не скроешь... От слов ее не пребудет...
- Ну-у... - явно не соглашаясь, протянул Перец.
- Знаю-знаю, - улыбнулась Рита. - Филологи на этот счет придерживаются
противоположного мнения... А также лингвисты... Так вот, специально для
вас, господин специалист по женской прозе, который не видит ничего вокруг,
кроме того, что напечатано в книжке, я и скажу несколько слов о любви.
Перец уставился на нее, демонстрируя искреннее внимание.
- Только не ешь меня глазами, - усмехнулась Рита. - Итак, первое
слово: если бы ты что-нибудь видел вокруг, то давно бы заметил, что я тебя
люблю. Конечно, настолько, насколько способен любить гиноид... Любовь
гиноидов, видимо, ждет своего внимательного исследователя, которым,
возможно, ты и окажешься... Наверное, любовь гиноида и любовь человека -
разные явления, но от этого они не перестают существовать... Подожди, не
перебивай меня! - предупреждающе подняла она руку, увидев, что у Переца
загорелись глаза и открылся рот. - Сиди молча!.. Слово второе: я хочу,
чтобы ты был отцом моего ребенка, потому что хочу, чтобы он узнал, что
такое любовь человека и что такое любовь к человеку... Чтобы моя дочь
испытала это чувство, пока есть к кому его испытывать... Ты не можешь не
полюбить ее... я знаю тебя... Она не сможет не полюбить тебя, потому что
это невозможно... В Лесу должна существовать любовь гиноида к человеку,
тогда останется вероятность того, что два вида уживутся на одной планете...
- Для этого и на Материке должна существовать любовь человека к
гиноиду! - все же вставил слово Перец. - Откуда же она возьмется, если там
ничего не известно о гиноидах?..
- У тебя же в кабинете есть средства связи с Материком и у твоих машин
- через спутники, - сказала Рита. - Ты напишешь книгу о любви гиноида и
человека: о Кандиде, Наве и Лаве, о нас с тобой и о нашей дочери и передашь
ее на Материк по факсу или еще как... Она станет бестселлером... я
уверена...
- И вновь пробудит интерес человечества к Лесу, от которого мы с таким
трудом избавились! - воскликнул Перец. - Сначала сюда придут новые перецы и
кандиды, а на их плечах прорвутся и тузики...
- Да, - согласилась Рита, - это проблема. Ее надо решать, когда она
возникнет или немного раньше... Пока же я не родила нашего ребенка... ты
даже не выразил согласия быть его отцом... не написал книгу и не отправил
ее на Материк...
- Да я!.. Да я! - задохнулся от избытка чувств Перец. - Я тебя полюбил
еще тогда в кабинете... Раньше немного побаивался. А тогда полюбил... Но
разве мог я себе позволить!..
- Мог, - улыбнулась Рита.
- Тогда роди мне дочку! - воскликнул он. - Я ее уже сейчас люблю!
Когда ты мне родишь дочку?!
- Как и положено женщине - в назначенный срок после зачатия...
- А когда... когда?..
- Сейчас, Перчик!.. Здесь и сейчас!..
- А как?.. Ведь...
- Встань!..
Они поднялись.
- Обними меня, как ты обнимал бы любимую женщину...
Перец, дрожа всем телом от волнения, обнял Риту. Она ответила ему
нежным объятием.
- Теперь мы оба пожелаем зачатия нашей дочери... Представим, как она
зарождается от нашей любви во мне... Представляй!..
- Да-да! Я вижу!..
- И пойдем в Город... Это не обязательно, но я так хочу...
И они не, разжимая объятий и представляя свою маленькую дочку,
зарождающуюся в этот момент, пошли в озеро, медленно погружаясь в теплую,
чистую воду... И вдруг Перец почувствовал себя мужчиной в биологическом
смысле этого слова, чего с ним уже давно не случалось, и у него помутилось
в голове. И, чем глубже они погружались, тем сильнее становилось его
наслаждение. А когда они погрузились в воду с головой, оно достигло
апогея... Через несколько секунд они всплыли на поверхность и лежали на
воде, растворяясь в блаженстве свершенного таинства Матери-Природы. И
Перец, держа Риту за руку, чувствовал в ней новую жизнь, к которой и он
имел отношение, и это наполняло его восторгом.
- Я люблю ее, - прошептал он. - Я люблю тебя...
Рита молча ласково пожала ему руку и тихонько повлекла к берегу, пока
для него не началось Одержание. Она твердо решила, что это произойдет
только тогда, когда он сам захочет. А если не захочет... Нет, сейчас она
боялась об этом думать...
Нава и Лава резвились, как малые дети, бегая по песчаному берегу моря.
Кандид с улыбкой смотрел на них, гордый, как папаша. Скольких сил ему
стоило уговорить их на это путешествие!.. Сначала он несколько месяцев
приучал их к дирижаблю, которого они панически боялись. О вертолете и
думать было нечего - он и сам его боялся после своей катастрофы в Лесу. У
него, скорей всего, ничего бы и не вышло, если бы не Алевтина, которая с
удовольствием летала на дирижабле, правда, без Стояна, который стал
прекрасной подругой, но носил, по-прежнему, мужскую одежду. Он помнил свою
"смерть" после падения дирижабля, и его к нему отношение было столь же
отрицательное, как у Кандида к вертолету.
Алевтина и уговорила своих новых подруг на первый полет, с восторгом
расписывая его захватывающие прелести. Правда, в этом первом полете ни
Нава, ни Лава никаких рекламируемых прелестей не ощутили, весь полет
просидев на дне гондолы, обняв друг друга и дрожа. Но зато преодолели ужас.
Дальше дело пошло. Восторга они, по-прежнему, не испытывали, каждый раз
преодолевая инстинктивный страх, но вели себя спокойно и разумно.
Морем бредила Лава - она запомнила обещания Кандида. Изучив карту, он
обнаружил (собственно, и раньше видел, но не осознавал факта), что Лес на
одной из своих границ приближается к морю маленьким зеленым язычком,
зажатым меж острых зубов неприступных гор. Наверное, из-за неприступности
этого побережья никаких материковых поселений там не было. Тогда Кандид и
задумал это, вообще-то, рискованное путешествие. Но если уж он на всю жизнь
остался в Лесу, его не устраивала перспектива просидеть ее в одной деревне.
Его непоседливая душа жаждала деятельности. Деревня давно уже располагалась
на территории бывшего Управления и охранялась от Леса и Материка не только
Кандидом. Очень прижился в деревне Перец, в котором детишки души не чаяли,
да и он их обожал.
Материк, кстати, оставил Лес в покое, о чем они узнали из
информационной программы телевидения. Лес был объявлен зоной биологической
опасности, выставлены военные кордоны. В связи с этим акционерное общество
"Лесотур" было ликвидировано, а родственникам погибших вместе с
правительственным соболезнованием была выплачена компенсация из активов АО.
Показали для устрашения зрителей несколько кадров записей, запечатлевших
приближение к кордону на перевале больных из Леса. Картина была,
действительно, ужасающая. Здесь, в Лесу, болезнь до такой стадии не
доходила - больные были отправлены на Одержание. Сообщили, что никто из
больных не выжил...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг