юридически. Но браки-то, как известно, заключаются на небесах. А на оных
фантаст Петров побывал с двумя женщинами. Небеса не возражали. Женщины
тоже. Хотя с ними было гораздо сложнее, чем с небесами. Во всяком случае,
семейного общежития, то бишь гарема, о коем фантастически мечтал фантаст
Петров, не получилось. Хотя и были времена тройственной идиллии, но они
кончились отчаянным побегом "младшей жены" от Петрова в "законный брак", от
которого ей осталась дочка, а также духовное и сексуальное разочарование.
Муж не устраивал ее в постели, а маму - в квартире. К тому же у него
возгорелась "возвратная любовь" к прежней жене, и развод произошел при
взаимном согласии. А возобновление отношений с Петровыми показало, что
территориальная разобщенность весьма благотворно сказывается на взаимной
приязни. Хотя наступивший с приходом "волчье-собачьей жизни", в которой
"ноги кормят", дефицит нормального человеческого общения объективно
разводил их в стороны, как льдины в море. Общего оставалось все меньше и
меньше. Пожалуй, только память... да секс Петрова с "младшей женой",
которая силой ненавистных обстоятельств все больше становилась всего лишь
"любовницей". И это - не мало. Но мечталось-то о другом... Увы, быть бы
живу...
- Спасибо, - благодарил он за поздравления в связи с окончанием
романа, - только еще рано. Редактура, печать... Это еще несколько
месяцев... Впрочем, впереди у нас - вечность... Завтра?.. С
удовольствием!.. Как всегда? Буду!.. А мама где? К братцу твоему
собралась... Ну, отлично! Люблю, когда бдительные мамы уходят в гости. До
завтра. Целую...
- Не понимаю, - прокомментировала последнее замечание мужа его
разумная половина, - неужели нельзя с мамой договориться?! Женщина ведь,
должна понимать живые женские потребности... А то все украдкой, когда
мамуля соизволит отлучиться. Это ж разве жизнь?
- Коммунистические мамы, как и христианские их предтечи, воспитаны в
сознании греховности секса. Они всю жизнь пытались подавить в себе его зов
и того же ждут от детей... Во всяком случае на старости их лет не
приходится рассчитывать на понимание в этом вопросе.
- Отговорки, - отмахнулась она.
- Возможно, но я не хочу давить... Есть серьезные основания
предполагать, что после откровенного разговора ситуация только ухудшится.
Жалко их обеих...
- Воля ваша, - пожала плечами госпожа Петрова. - А глазки-то
загорелись от перспективы!.. Молодая любовница горячит кровь...
- Естественно, - заулыбался фантаст Петров, обнимая жену, мою кровь
воспламеняет каждая женщина, которую я люблю... Правда, таковых раз-два и
обчелся... Не ревнуешь?
- Мог бы и не спрашивать, - обиженно поджала губы возлюбленная
"старшая жена", - я давно поняла, что мужчина, способный предать одну
женщину, может предать и любую другую, то есть бросить. А я уверена, что
мой любимый мужчина неспособен на предательство. Иначе как бы я могла его
любить?..
* * *
Ровно в восемь утра следующего дня - весеннего понедельника 1995 года
- фантаст Петров нажал на кнопку звонка у дверей своей возлюбленной
"младшей жены". Открывать, похоже, не торопились. Он нажал еще раз. Может,
не услышала?
За дверью послышались торопливые шаги, загромыхали многочисленные
задвижки, замки и засовы, которыми население пыталось защититься от
криминализации обстановки. Металлическая дверь с грохотом распахнулась.
- Извини, - засияла улыбкой белокурая фея, и синее небо в ее
ошеломительных глазах засветилось солнышком. - Вода шумела в ванной, не
услышала.
- Ничего страшного, - обнял ее фантаст Петров и поцеловал в шейку,
соблазнительно светящуюся из халатика. В ванной продолжала шуметь вода.
- Раздевайся, я сейчас, - убежала красавица.
Петров разулся, поставил в угол кейс и прошел в квартиру, глянув по
пути в высокое зеркало, стоявшее в прихожей.
Пожалуй, на героя-любовника он еще тянул: высокий (190 см), стройный
(точнее было бы сказать - тощий, но при других обстоятельствах), почти
марксовы шевелюра и борода, но русый цвет их обеспечивал ему романтический
былинный имидж Ивана-царевича (точнее, Ивана-дурака, но какой дурак не
стремится в цари?.. И самое поразительное - именно он-то и становится
им!..). Правда, от висков его романтическую русину уже начало прихватывать
"пеплом". На что "старшая жена" реагировала весьма болезненно, видимо,
смотрясь в мужа своего, как в зеркало. И всячески пыталась бороться с оным
"пеплом". Но фантаст Петров не поддавался, не желая из русого становиться
рыжим от хны. Тем более черно-зеленым - от басмы. Но справедливости ради
надо заметить, что стойкости ему хватало не всегда, и в результате он
соглашался изредка на "русые" красящие шампуни. Однако в последнее время на
них уже элементарно не хватало ни шишей, ни, тем более, баксов. Посему
"пепел" все решительнее захватывал поле боя на многомудрой голове фантаста
Петрова.
- Ну, вот я и готова, - выплыла из ванной комнаты жена-любовница.
Фантаст Петров обнял ее за талию и нежно поцеловал в радующиеся ему
глаза. Нет! В очи, влекущие его в бездонную синеву. Он знал, что на них -
контактные линзы, и потому поцелуй был особо нежен.
- Как у тебя сегодня со временем? - поинтересовался он.
- Как всегда - цейтнот, - вздохнула она, - в полодиннадцатого ко мне
должен прийти эксперт, а до того надо заскочить в фундаменталку. Шеф
поручил подобрать кое-какую литературу.
- Стало быть, сейчас мы c тобой в библиотеке, - констатировал фантаст
Петров. - Недурно... Но к нашей любимой КНИГЕ надо прикасаться чиcтыми
руками, не говоря уже о прочих частях тела и души... - с намеком продолжил
он.
- Иди-иди, - подтолкнула Петрова к ванной жемчужина его неформального
гарема, зная щепетильное отношение возлюбленного к чистоте тела. Кстати, не
только своего, что она всенепременно учитывала и одобряла. Свободный секс
требует абсолютной чистоты. Во всех смыслах.
Пока фантаст Петров плескался, "младшая жена" торопливо готовила
брачное ложе, прислушиваясь к нарастающему волнению в себе, от кончиков
пальцев легкими волнами озноба пробегавшему по ее коже, уже предчувствующей
ЕГО прикосновения. Жизнь, увы, не баловала ее радостями. Но тем, что ей
вдруг перепадали, она отдавалась с самозабвением. По крайней мере,
старалась. Получалось, к сожалению, не всегда. Бесчисленные проблемы, если
и не дамокловым мечом висевшие над ней, то уж точно власяницей истязавшие
душу, часто не отпускали ее в вожделенное забвение. Впрочем, "часто" не то
слово для того, что случается крайне редко. И только фантасту Петрову
удавалось увлечь ее в кратковременную нирвану. Да простят правоверные
индуисты, буддисты, теософы, йоги и адепты употребление этого святого для
них слова в столь сексуальном контексте! У каждого свой путь в нирвану. У
них - через сому или иные психоделические средства, медитацию, особое
дыхание или упражнение. У "младшей жены" фантаста Петрова - через любовь с
ним. Не слишком, правда, богатый сексуальный опыт убедил ее в том, что лишь
ОН знает заветный путь. Может быть, именно эта вера неизменно и приводила
ее к вожделенной цели, а фантаст Петров был только ключом, тайным кодом,
отпирающим божественные глубины ее психики?..
Во всяком случае, сам он видел свою роль именно в этом, не
преувеличивая свои сексуальные достоинства. Мужик как мужик. Но всегда и
неизменно любящий Женщину... Двух женщин...
Он вошел в комнату. Провел ласковой ладонью по ее щеке и повел по
одному ему ведомым тайным тропинкам, а то и по неизведанному бездорожью в
ту чудную, сказочную страну, куда можно попасть только вдвоем... И она с
покорной радостью следовала за своим поводырем. Не было случая, чтобы она
об этом пожалела.
"Старшая жена" предпочитала сама выбирать тропинки. И хотя нередко они
уводили в сторону от цели, она не уставала искать.
В одном из своих романов фантаст Петров уподобил Женщину Реке. Исходя
их этого образа, "старшая жена" представлялась ему чистым и неистовым
горным потоком, своевольно прокладывающим себе путь среди скал, не зная
покоя, но подсознательно, всей страстью неугомонной души стремящейся к
нему.
"Младшая жена" виделась ему спокойной равнинной рекой, покорно
принявшей свое русло. И тем не менее, кажущаяся покорность ни в коей мере
не исключала глубинной мощи течения, устремляющего ее в дальние дали к
бешеной страсти океанского прибоя, который, наверное, и был тайной сутью
души ее...
Какие они разные - любимые женщины фантаста Петрова! И каждая
неповторимо прекрасна!..
И за что ему, убогому, такое сокровище?!
* * *
Фантаст Петров быстро шагал к своему родному НИИ, изрядно уже опоздав
к началу рабочего дня. Впрочем, он всегда неформально относился к трудовому
распорядку, считая, что ему должны платить за выполненную работу, а не за
отсидку на рабочем месте. И посему его рабочий день мог растягиваться и до
глубокой ночи, естественно перемещаясь из стен НИИ в домашний кабинет.
Фантаст Петров был честен и азартен. И если уж брался за научную
проблему, то прорабатывал ее тщательно, с самозабвением, неизменно стремясь
к красоте результата, да и процесса тоже. Как у натуры художественной, у
него было гипертрофированное эстетическое чувство. Наука же и прежде, и,
особенно, теперь в эстетике не нуждалась. Потому научная деятельность
сэнээса Петрова все отчетливее приобретала характер сизифова труда. По
крайней мере, в области фундаментальных исследований, результаты которых, в
этом он тоже убеждался все явственней, не интересовали никого, кроме него
самого.
Он понимал, что это неправильно и преступно с точки зрения
государственных интересов - государство, не поддерживающее и не развивающее
свой интеллектуальный потенциал обречено на третьестепенную роль сырьевого
придатка развитых стран и на десятистепенную роль рынка дешевой, почти
дармовой рабочей силы. Понимал! Но что он мог сделать?! Пока - только
продолжать свой сизифов труд за нищенскую зарплату, которая была меньше
половины зарплаты кондуктора в трамвае - такова истинная оценка
государством роли науки в своем настоящем и будущем.
В таких условиях было бы идиотизмом испытывать угрызения совести по
поводу нарушения трудовой дисциплины, полагал сэнээс Петров. И не
испытывал. Однако работа есть работа. Ее надо делать. И поэтому он все же
спешил. Тем более, что кроме бюджетной "фундаменталки" существовала еще и
совместительская хоздоговорная "прикладуха". Тут интерес производства к
науке еще подавал кое-какие признаки жизни. Однако сквозные неплатежи и
инфляция сводили к нулю все попытки научных работников как-то поправить
свое финансовое положение. Работу они "Заказчику" сдавали. Оплату за нее, в
основном, только ожидали. И где смысл?..
Из-за отсутствия оного наука старела, ветшала, приходила в негодность.
Кто помоложе - драл из нее когти в коммерческие структуры, кто повыше в
административном плане - разворовывал основные и оборотные фонды.
Предприниматели!..
Все эти не столько мысли, сколько эмоции суетным фоном проносились в
ментальном пространстве фантаста Петрова, в общем-то, своей обыденностью не
слишком волнуя.
Истинно трогал его сейчас прощальный взгляд возлюбленной "младшей
жены", наполненный радостью, благодарностью и хорошо скрываемой тоской.
Когда-то она говорила вслух: "Как редко мы видимся!.. Как мало и скудно
общаемся!.." Теперь перестала, прекрасно сознавая, что для желаемого
внесексуального общения ни у одного из них нет ни времени, ни сил, ни
реальной возможности. В результате постепенно исчезает и потребность.
"Беличьи колеса" их жизней вращались в разных плоскостях, лишь изредка
сближаясь.
"Какое же я имею право называть ее "младшей женой", - казнился фантаст
Петров, - когда не могу снять с нее даже части жизненных тягот?! О женах
заботятся!.. Впрочем, о любовницах - тоже... Так что не в терминологии
дело, а в моей полнейшей финансовой несостоятельности! В нищете, в которую
меня швырнули, как котенка в помойное ведро..."
Какое унижение! Сейчас невыгодно быть ученым, писателем, учителем,
врачом, инженером, вообще, интеллигентом, работником умственного труда...
Впрочем, и промышленным рабочим, шахтером вообще квалифицированным
специалистом. Сейчас выгодно быть торгашом и рэкетиром - в бандитской или
государственной форме (бюрократом, милиционером, таможенником...). То есть
пребывать в сфере перераспределения капитала, но никак не в сфере его
создания, интеллектуального или производственного. Только нельзя же без
конца перераспределять пустоту!..
Оказывается, можно, если заполнять ее третьесортным импортным дерьмом,
получаемым в обмен на что-нибудь ворованное...
- Ну, как успехи на сексуальном фронте? - поинтересовалась любимая
"законная жена", оторвавшись от экрана "персоналки" коллективного
пользования (от нищеты на ней работали несколько лабораторий по графику).
Как всегда жена надежно прикрывала тылы фантаста Петрова.
- На сексуальном фронте без перемен, - ответствовал довольный
любовник, - в стремительной атаке занята новая стратегически важная высота.
Потерь нет! Тебе привет...
- Везет же некоторым, - вздохнула "старшая жена".
- Раз в месяц тебе, наверное, тоже везло бы, - пожал плечами Петров.
- А кто каждый день покушается? - двинула ему кулаком в бок супруга.
- Дык ведь, - развел руками фантаст Петров, - устоять против такого
соблазну невозможно!.. Никто меня не искал?..
- Да кому ты нужен, кроме голодных женщин, - хмыкнула госпожа Петрова.
- Здесь никто никому не нужен, если на нем нельзя заработать.
- А человечеству?! - воскликнул фантаст Петров.
- Во-первых, - подняла брови его супруга, - человечество сюда не
заглядывает... Во-вторых, сдается мне, что и ему давно на нас начхать. Оно
нужно нам, чтобы обрести иллюзию смысла жизни, а не мы ему. Наше
человечество ограничено теми, кто нас любит.
- Как всегда, ты права, наимудрейшая моя, - на секунду задумавшись,
как бы взвешивая мысль, серьезно согласился фантаст Петров. - Ну,
показывай, что у нас здесь получается, - повел он головой в сторону
светящегося экрана IBM.
И они с интересом углубились в работу.
Через пару часов "задышала" программа моделирования импульсного
электрического разряда в жидкости, над которой они бились в последнеее
время, и Петров, облегченно вздохнув, оставил свою жену-коллегу доводить до
ума выходные формы, а сам отправился из ВЦ в лабораторию, надеясь
разобраться с постановкой задачи о моделировании процессов в
плоско-параллельных измерительных структурах.
Уже за несколько метров от двери лаборатории были слышны громкие
мужские голоса.
- Ельцин - к-козел! - Из клубов табачного дыма смачно шмякнула по ушам
фантаста Петрова категорическая сентенция.
"Политклуб в работе," - констатировал он и, глянув на часы, обнаружил,
что уже обеденное время. Хотя деятельность "политклуба" не определялась
распорядком дня. Она была стихийна и почти перманентна, как обожаемая
Троцким мировая революция. Да и само "обеденное время" - чистая условность,
потому что сейчас мало кто из научных работников нормально обедал в
столовой. В основном слегка перекусывали либо бутербродом, прихваченным из
дома, либо просто лепешкой или куском хлеба. Во всяком случае, Петровы
давно уже не позволяли себе такой роскоши, как обед в столовой. Правда,
если голод вдруг пересиливал, и они "шиковали", съев по порции "первого",
то кончалось это желудочными болями. Как писал один немецкий поэт о питании
своих соотечественников в годы войны: "Не хлебом единым?... Но что же едим
мы?.."
Увы, преимущественно то, что наиболее адекватно характеризуется
непечатными терминами... Потому что в постсоветских государствах,
пытающихся двинуться от бюрократического феодализма к бюрократическому
капитализму первоначальное накопление капитала зиждется на воровстве и
нарушении технологий. Этот процесс, захватывающий и сферу производства
продуктов питания, наиболее болезненно сказывается на желудочно-кишечном
тракте всей живности в городах и весях.
Кто успел своровать, тот и съел!.. А кто не умеет или не желает -
вымрет...
Только с кем предполагается строить эффективную рыночную экономику,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг