мелкие камешки. Разуться совсем было боязно - если не выдерживает
специально выделанная кожа, то что будет с живой?..
Но лицо Путника горело энергией и непреклонной волей, которая,
казалось, только крепла от нарастающих трудностей восхождения. В то же
время тело его выработало особую сноровку, ловкость, глаза моментально
находили подходящие, надежные трещины, выступы, углубления, за которые
можно было уцепиться. В пальцах появилась цепкость и сила, о которых он
раньше и не догадывался, да их и не было. Можно было бы сказать, что он
становится профессионалом, но это было бы неточно: профессиональные
альпинисты - рабы снаряжения. У него же не было ничего, кроме собственного
тела, ума и инстинктов. Он становился живой частью этого сурового мира. И
дух захватывало от высоты все реже и реже. Наоборот, все чаще и чаще
ощущение высоты дарило ему чувство Покоя, Красоты и Радости. Но еще лучше
ему будет там, на Вершине, где перед ним будет весь этот мир, который он
хочет видеть и ощущать целиком.
Ночью он смотрел на звезды. И занятие это с каждым разом доставляло
ему все больше удовольствия. Он уже научился выделять из светового хаоса
связанные каким-либо рисунком созвездия, и довольно хорошо знал их повадки,
наблюдая на разных отрезках ночи.
Но одного звездного скопления он побаивался - оно, вопреки его воле,
складывалось в красивое и неизвестно откуда знакомое лицо, которое
загадочно и грустно смотрело на него, словно чего-то ожидало. Он не мог
понять, чего, и старался занять взгляд другими созвездиями. Это удавалось,
но ненадолго. И тогда он прятался в сон.
Во сне ему часто являлся Хищник, которого он одолел у подножия гор. Он
вновь и вновь проламывал каблуками его череп. И восторг победы почему-то
все время оказывался смешанным с непонятным тошнотворно-брезгливым
чувством. Тогда он выныривал из этого сна и опять смотрел на звезды, где
царили Красота и Покой.
Иногда во сне он ощущал себя Лесом. Не отдельным деревом, что еще
можно было бы как-то объяснить, но целым лесом. Он живо чувствовал, как его
корни цепко обнимают тело Земли, врастая в его кровеносную систему. Они
были неразделимы, как сиамские близнецы, и так же неслиянны. Это
представлялось то благом, то проклятьем. Он ощущал миллиардогрудое дыхание
своих крон, и оно наполняло его восторгом бытия.
Этот сон он любил, хотя и в нем были свои страхи и боли, например,
когда ураган крушил деревья или вредитель нападал на какой-нибудь участок
Леса. Но все равно этот сон лучился полнотой бытия и его естественностью.
Во сне с Хищником было что-то не так, как и в этом странном
лице-созвездии. Хотя оно-то никаких брезгливых ощущений не вызывало, но
порождало непокой и тоску, понять причины которых он не мог... И все
оставлял до Вершины: "Вот доберусь до Вершины, тогда
посмотрим..." Хотя непонятно, как видимая цель может решить незримые
проблемы?..
... Это было фантастическое ощущение! Он падал... И ему одновременно
казалось, что он падал всегда и что падение длилось всего лишь мгновение,
подобное росчерку молнии. А потом наступила темнота, и что-то долго
скрежетало и шуршало где-то далеко-далеко. Он не мог осознать, что это
смыкала над ним свои каменные объятия осыпь. Не мог осознать, потому что
сознание покинуло его.
* * *
И была Тьма, Вечная Тьма. Потом появилось Тепло. Оно шло сверху. Его
хотелось больше и больше. Тогда появилось Движение. Оно шло откуда-то
изнутри.
Двигаться было трудно, со всех сторон на пути возникали непреодолимые
твердые препятствия. Приходилось искать щели между ними и протискиваться,
задыхаясь и обдирая тело... Но тепло звало к себе, и противостоять его зову
было невозможно.
Откуда-то издалека снизу ощущалось скудное поступление влаги. Ее тоже
хотелось больше, но двигаться вниз было почти совсем невозможно. И потому
хотелось быстрей добраться туда, где тепло, чтобы набраться сил. Через
некоторое время появилось ощущение силы тела. Оно уже не просто
протискивалось между препятствиями, а иногда даже раздвигало их. Правда,
удавалось их сдвинуть нечасто. Но зато какое удовольствие, когда
удавалось!..
И вдруг все препятствия исчезли! Нет, не исчезли, а остались там,
внизу... И открылось ошеломительно бескрайнее пространство!.. И тепло,
упоительно наполняющее тело энергией!.. Вожделенное тепло... И то, что
выше, слаще, тоньше, прекрасней тепла - свет! Хаос энергий всех вкусов, и
каждый ощущается сам по себе, не смешиваясь с другими...
Тепло и свет довели тело до изнеможения, переполнив его собой, и стали
исчезать медленно и неостановимо. Почувствовалось облегчение и, в то же
время, страх - а вдруг они не вернутся?..
Однако они возвращались и снова исчезали, а тело становилось все
сильнее, и, наконец, на нем появились листики. Маленькие зеленые листики с
серо-серебристым каменным отливом. Они еще интенсивней ловили тепло и свет,
наполняя тело силой и энергией, которая требовала движения.
И тело продолжало двигаться, но уже не протискиваясь между камнями в
темноте, а стелясь по их поверхности, опутывая их своими побегами,
пускающими корни вниз в поисках влаги и растворенных в ней питательных
веществ. Если корень оказывался удачливым, то старые корни ослабляли свою
хватку, отсыхали, и все тело подтягивалось к побегу, достигшему влаги.
Через какое-то время куст оказался у скалистого края осыпи. Казалось
бы, что искать у этого безжизненного камня, но вот чудо - у самого
основания скалы в складке между ней и осыпью обнаружилась мягкая,
изумительно нежная почва, восхитительного, доселе незнакомого вкуса. Какой
букет микроэлементов!..
И тело стало набирать массу и еще сильнее всасываться в животворящую
почву, не забывая поворачивать листочки навстречу свету и теплу.
Однажды утром на стеблях появились бутоны. А к полудню один расцвел,
обнаружив продолговатый сине-белый цветочек, чем-то напоминавший маленького
человечка в белой рубахе под темно-синим костюмом-тройкой.
Но некому было обнаружить это подобие.
Каждые сутки расцветало и отцветало по одному цветку, словно этот
маленький человечек перебегал со стебля на стебель, что-то разыскивая.
А ночью, перед тем как к утру исчезнуть, цветок впитывал звездные
лучи, и тело научилось получать особое удовольствие от их воспрятия.
Конечно, порции энергии, поступавшие от звезд, были несоизмеримо малы по
сравнению с потоком энергии от солнечного света, и вибрации их еле заметны,
но их было такое множество! И каждое излучение неповторимо тем ощущением,
которое приносило с собой. Понадобилось немало времени, чтобы научиться их
различать, но это умение пришло, принеся с собой радость и нетерпеливое
ожидание новой встречи...
И наступил момент, когда Растение стало ощущать звездное небо целиком
и знать все, что происходит с каждой звездой. Оно стало как бы центром
мироздания, к которому поступала мгновенная информация о его состоянии.
Иногда тревожная, иногда радостная, но всегда истинная. И все тело его
отзывалось на эту информацию трепетом лепестков и листиков, сосущей силой
корней и интенсивностью дыхания - каждой мельчайшей жизненной функцией.
Растение тоже объединяло звезды в созвездия, но уже не по зрительным
ассоциациям, а по длине волны излучения и по его интенсивности, что сразу
сделало небо из плоского объемным, разноцветным и бесконечно разнообразным.
Хотелось беспрерывно вчувствоваться в небо, однако корни однажды начали
подавать тревожные сигналы. Запасы влаги в почве под скалой стали иссякать,
поступление питательных веществ - сокращаться. Надо было продолжать
движение... И новые побеги поползли вдоль скалы вверх, где сумели
сохраниться остатки почвы.
Однако подолгу на одном месте задерживаться не приходилось - больших
запасов почвы, пригодной для жизни, нигде не оказывалось. Откуда было знать
Растению, что вся она осталась внизу, у едва заметных язычков зеленого
леса. Растением эти "язычки" ощущались колебаниями малопитательного участка
длин волн очень слабой интенсивности. Ладно бы в них не чувствовалось
пользы, но и доносилась какая-то опасность.
Нет, Растение с сине-белыми цветками и серебристо-зелеными листиками
двигалось вверх, ближе к солнцу и звездам. В конце концов, оно научилось
находить почву не только на ощупь, запуская в глубину корни, но и по ее
излучению, которое было совсем непохоже на излучение Солнца и звезд, будучи
очень темным, но оно несло с собой жизнь. Свое излучение было и у влаги.
Именно оно и привело Растение на берег горного ручья, бравшего начало на
леднике, однако сейчас почти пересохшего. Но Растению воды было больше, чем
достаточно. Наконец-то оно обрело настоящую почву, пропитанную вожделенной
влагой, и двигалось уже не столько из жизненной необходимости, сколько от
избытка сил, бурливших в теле, стволы которого стали толстыми и прочными,
покрылись корой, защищавшей внутренние ткани от случайных повреждений.
Побеги неудержимо разбегались вдоль ручья, и Растение стало ощущать себя
хозяином весьма большого пространства.
И все было бы хорошо, если бы не стали холодней солнечные лучи. С
каждым днем амплитуда их колебаний становилась все меньше и меньше. А
однажды ветер принес холодный воздух, от которого движение соков в теле
сильно замедлилось, и Растение почти перестало ощущать себя. Потом тело
сковало чем-то мягким и холодным, и наступило полное забвение.
Сколько оно длилось, Растение не знало. Просто однажды оно снова
ощутило тепло, почувствовало чуть заметное движение соков в теле, потом
ощутило свет, и жизнь пошла своим чередом: бурный рост весной сменялся
периодом стабильности летом, замедлением жизни - осенью и забвением -
зимой.
Долго ли, коротко ли, много ль зим и лет миновало - трудно сказать,
потому что никто им счет не вел - старые корни давно отсохли, а у новых
есть только будущее, к которому они ненасытно стремятся.
Но однажды Растение, продвигаясь вдоль ручья, добралось до ледника.
Его холодное дыхание заставило Растение приостановиться, и большая часть
побегов повернула обратно. Однако один побег, укрываясь от мертвящего
холода ледника, совсем близко прижался к течению ручейка, ощущая его тепло,
которое не мог победить даже ледник. И побег продолжил свой путь к Вершине,
стелясь вдоль потока, почти прижимаясь к нему.
Ручей нырнул под ледник. Солнце совсем исчезло, не говоря уже о
звездах. Но побег двигался за теплом ручья, которое становилось все
ощутимей. Арка льда над ручьем стала выше, а вода теплее, и однажды лед
кончился. Вода же стала такой горячей, что побег поспешил отодвинуться
подальше.
Здесь, на высоте за ледником, всего было вдосталь - и солнечного
света, и тепла, и влаги - оказалось, что ручей начинается вовсе не с
ледника, а из горячих источников, бьющих из склона, поросшего странными
растениями, к которым Побег отнесся с большой настороженностью, быстро
разобравшись, что они питаются тем же, чем и он... Хватит ли на всех?..
Пока хватало...
Побег опять окреп, разросся, почувствовал силу и жажду движения. Снова
над ним появились сине-белые цветы, похожие на человечка в синем костюме и
белой рубашке.
Однако не все здесь было столь уж прекрасно. Во-первых, в воздухе не
хватало кислорода, а попадались незнакомые, порой опасные включения, отчего
дышать приходилось то очень интенсивно, то вовсе задерживать дыхание.
Во-вторых, почва местами была очень горячей, и в нее нельзя было даже
запустить корни. Приходилось обследовать побегами большие пространства,
прежде чем находилось подходящее для укоренения место.
Но зато здесь, видимо, не приходилось бояться зимы. И она,
действительно, что-то уж долго не наступала. Растение даже притомилось от
непрерывного интенсивного бытия.
Гораздо выше теплых источников ощущалось мощное излучение света и
тепла незнакомого состава волн. Растение всегда любило свет и тепло и
потому направило свои побеги в сторону необычного объекта. Тем более, что
спектр у него был довольно приятный и не сулил опасности.
Звезды загорались в темноте и гасли при свете Солнца, далеко внизу
клубились тяжелые снежные тучи, а Растение медленно и упорно ползло вверх
по склону, теплому и приятному, орошаемое время от времени ласковым
прохладным дождиком. В таких условиях ползти можно было как угодно долго.
Может быть, так оно и было... Во всяком случае, за это время Растение
заполнило собой весь ранее голый склон от горячих источников до светящейся
вершины. И когда первые его побеги достигли высшей точки и высунулись за
край, охлаждаемые обманчиво прохладными дождиком и ветром, оттуда пахнуло
таким жаром, что тело пронзила нестерпимая боль, и обугленные концы побегов
черным пеплом осыпались во мрак.
Звезды, казалось, с интересом наблюдали за встречей...
Растение больше не высовывало свои побеги за край Вершины, а принялось
окружать ее ими. А поскольку влаги в почве почти не было, корни его уходили
все глубже и глубже в склон.
Растение все время ощущало сотрясения почвы и воздуха, сопровождаемые
очень низким рокотом. Они облегчали корням продвижение вглубь. И в какой-то
момент кончики корней высунулись в заполненное жаром и светом пространство.
Корни - не побеги, чтобы быстро реагировать на боль, изменяя направление
движения.
Но боль была невыносимой, и все тело Растения напряглось, чтобы
превозмочь ее и выдернуть корни из коварной почвы. В этот момент раздался
особенно мощный гул, сопровождавший сильное сотрясение,
и вся оконечность Вершины, разрыхленная корнями Растения и постоянными
колебаниями, с шумом рухнула внутрь жерла, в глубине которого клокотало и
булькало раскаленное каменное варево.
Растение, на лету превращаясь в уголь, пепел, золу, раскаленный газ,
плазму, опустилось в магму ее неотличимой частью. И в этот момент она вдруг
вспучилась, заклокотала и взорвалась, выбросив из жерла громадный огненный
столб.
И задрожала земля, и пополз вниз по склону ледник и, догоняя
его, потекла, переливаясь через край кратера, как тесто из квашни,
раскаленная, пышушая жаром и пламенем магма...
И поблекли ослепительные ночные звезды в сполохах всепожирающего
пламени, и, казалось, содрогается не только земля, но и небо... И,
задрожав, вышла река из берегов, и тихое озерцо выплеснулось на зеленые
берега, и стукнулись лбами каменные исполины, охранявшие его...
* * *
- Поздравляю вас, госпожа Мэр, - донесся до Женщины смутно знакомый
голос. - Мальчик!..
Она с трудом открыла глаза, все еще опасаясь, что нескончаемая боль,
только что утихшая, вернется вновь. Но в теле и в душе царил покой.
Перед ней с младенцем на руках, улыбаясь, стояло
гинекологическо-акушерское светило Города. Его усы торжествующе топорщились
в стороны, пытаясь дотянуться до ушей. Он был явно доволен своей работой...
- Мальчик?.. - беззвучно прошептала обескровленными губами госпожа
Мэр... Если б еще кто-нибудь объяснил ей, откуда он взялся... Бог с ней, с
прессой, которая вовсю муссировала заключение медиков о ее "непорочном
зачатии", где восторженно, где иронически, но она-то сама совершенно точно
знала, что зачать от мужчины у нее не было возможности за неимением
оного... Тайное искусственное осеменение?.. Но она не видела ни малейшей
оказии для этого...
Разве что, однажды - как раз месяцев девять назад, ей приснился
странный сон, будто она - река, начинающаяся с тихого озерца. И ОН -
таинственно исчезнувший или погибший в автокатастрофе (хотя трупа его не
обнаружили) предыдущий Мэр, ее шеф, - вдруг появился на берегу и бросился в
озеро!.. О!.. Это было ее единственное сексуальное впечатление после его
исчезновения, единственный взрыв страсти в ее жизни, который она себе
позволила!.. И все это во сне...
Не могла же она, в самом деле, забеременеть от игры подсознания!.. От
собственного сна!..
- Мальчик! - бодро подтвердил профессор и, хитро улыбнувшись, добавил:
- Таки он лишил вас невинности...
Она улыбнулась. Странный ребенок. Говорят, что новорожденные
орут, что есть силы, прочищая легкие, а этот так внимательно и
осмысленно смотрит на нее, что ей вдруг захотелось свести распятые на
родильном кресле ноги... Этот взгляд что-то ей напоминал...
* * *
ОН медленно осознавал себя и окружающий мир. Комната в белом... За
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг