Илья Варшавский
ПРОДЕЛКИ АМУРА
Как часто приходится слышать фразу: "О, если бы мне было дано прожить
жизнь заново!" Попробуем откинуть ее эмоциональную составляющую (для чего,
как известно, нужно только убрать восклицательный знак) и разобраться во
всем этом с позиций чистого разума.
О какой жизни, собственно говоря, идет речь?
Природа значительно милостивей, чем кажется с первого взгляда. Она дает
нам возможность прожить, по крайней мере, четыре жизни. Беспомощное
детство, безрассудная юность, осторожная пора возмужания и, наконец,
чванливая старость. До чего же мало эти периоды походят друг на друга!
Поскольку внутренний мир человека с его надеждами, сомнениями и
разочарованиями по давно установленным правилам игры подлежит юрисдикции
художественной литературы, очевидно, в ней и нужно искать разгадку
поставленного вопроса.
Для этого достаточно обратиться к таким капитальным трудам, как "Фауст"
Иоганна Вольфганга Гете и "Возвращенная молодость" Михаила Зощенко. В
них можно проследить неуклонное стремление человека сочетать в себе
сомнительный опыт старца с тем возрастом, который характеризуется наиболее
интенсивной гормональной деятельностью организма.
Говоря об опыте стариков, я не зря употребил эпитет "сомнительный". По
существу, всякий опыт носит отрицательный характер. Он сводится к тому,
что "в одна тысяча девятьсот таком-то году что-то похожее пробовали, и
ничего не получилось". Вообще, если человеческий опыт имел бы
действительно позитивный характер, то наверняка бы род людской больше
отличался от наших сородичей-приматов.
Что же касается опыта, свойственного именно старости, то разве
размышления ослепшего Фауста не сводятся к той же формуле:
"Любовь? Не знаю. В одна тысяча таком-то году заново пробовал. Ничего
хорошего не получилось".
Теперь, внеся ясность в некоторые исходные положения, можно приступить
непосредственно к повествованию.
Казалось, ничто не предвещало полосу осенних любовных штормов в душе
Филимона Орестовича Полосухина. Жил он тихой, размеренной жизнью
пенсионера, отдавая избыток энергии благородному делу постановки голосов у
канареек. На семейную жизнь не жаловался, хотя и было одно обстоятельство,
несколько омрачавшее супружеское согласие. Дело в том, что жена его,
Варвара Степановна, не любила птиц в доме. Впрочем, к открытым конфликтам
это не приводило. Существовало молчаливое соглашение, по которому Филимон
Орестович проводил уроки со своими питомцами, когда она уходила за
покупками. Кроме того, всеми санитарно-гигиеническими мероприятиями по
поддержанию порядка в клетках и закупкой кормов занимался он сам.
Так они и жили, пока однажды Варвара Степановна не покинула на три дня
семейный очаг, чтобы погостить у подруги, жившей за городом.
На эти три дня Филимону Орестовичу было заготовлено пропитание и даны
подробнейшие инструкции по ведению хозяйства. В числе всевозможных
поручений была и уплата за квартиру.
В первый день своего соломенного вдовства Филимон Орестович проснулся
позже обычного. Он сварил кофе, прибрал в клетках и начал думать, как же
лучше использовать неожиданно свалившуюся свободу.
Стояла прекрасная осенняя погода, и он решил пойти в сберкассу -
выполнить оставленное ему поручение, а затем отправиться погулять в парк.
Как водится в таких случаях, Лукавый подстерегал его уже в нескольких
шагах от дома. На этот раз он принял облик обольстительной красотки в
дезабилье, призывно взглянувшей с рекламного плаката кинотеатра.
Очарованный этим взглядом, Филимон Орестович решил отложить поход в
сберкассу и купил билет на ближайший сеанс.
Тонкий знаток человеческой натуры, вероятно, отметил бы странное
состояние душевного томления, с каким наш герой покинул зрительный зал.
Это состояние походило на инкубационный период тяжелой и опасной болезни.
Коварный вирус вспыхнувших неудовлетворенных желаний уже делал свое
дело, грозя в будущем вызвать настоящий любовный жар. Внешне же это пока
проявлялось лишь в повышенной рассеянности, с какой Филимон Орестович
взирал на окружающий мир.
Может быть, иммунно-биологические силы организма и победили бы в борьбе
с этим вирусом, если бы прочие обстоятельства не сплелись в единый
дьявольский клубок.
Во-первых, сберкасса оказалась закрытой на обед, во-вторых, Филимон
Орестович решил переждать в кафе, пока она откроется, а в-третьих...
Впрочем, давайте уж все по порядку, без излишней торопливости.
Заказывая у стойки мороженое, Филимон Орестович обратил внимание на
бутылку с надписью на этикетке, исполненной готическим шрифтом.
- Либ.. фрау... мильх, - с трудом прочел он надпись. - Что это такое?
- Немецкое полусладкое. Молоко любимой женщины, - улыбнулась продавщица.
- Налить?
- Налейте стаканчик, - сказал заинтригованный Филимон Орестович.
Вино оказалось на редкость приятным. Филимон Орестович решил повторить.
Выйдя из кафе, он почувствовал удивительный прилив сил. Тротуары были
полны прогуливающейся молодежи, сплошь симпатичной и благожелательно
настроенной. Солнце грело совсем по-летнему, под ногами приятно шуршали
опавшие листья, откуда-то из распахнутого окна неслась сладчайшая мелодия.
Словом, только тупой, мрачный меланхолик мог в такой день торчать в
очереди у окошка инкассаторского пункта.
Филимон Орестович сдвинул набок шляпу и, подкрутив усы, направился
походкой фланера куда глаза глядят.
На перекрестке молоденькая продавщица протянула ему букетик:
- Купите вашей девушке.
Филимон Орестович усмехнулся. "Вашей девушке". Заметьте, она не сказала
"вашей жене". "Вашей девушке"! Растроганный, он сунул продавщице три рубля
и небрежно махнул рукой: мол, сдачи не надо, что за пустяки!
Правда, букет несколько стеснял свободу движений, и Филимон Орестович
бросил его в урну перед тем, как купить пачку сигарет. Он с наслаждением
закурил. Почувствовав при этом легкое головокружение, он подумал, что все
врачи шарлатаны и обманщики. Сами небось курят, а другим не велят. Вот
десять лет не курил, а теперь от первой затяжки закружилась голова. Нет,
дудки! Больше его на эту удочку не поймают. Отныне он опять будет курить,
потому что это полезно. Излечивает от ожирения. А то вон какой живот стал.
Вообще, нужно больше обращать внимания на свою внешность. Утренняя
зарядка и десяток сигарет в день - любой станет стройным, как тополь.
Рассуждая все в таком духе, Филимон Орестович незаметно дошел до
зоологического магазина. Он хотел было прицениться к канарейкам, но тут
его осенила новая идея. На витрине в проволочной клетке сидели два
восхитительных попугайчика. Филимон Орестович подумал, как здорово было бы
научить их разговаривать по-немецки. "Либфраумильх" и еще что-нибудь вроде
"гутен морген". Вот Варвара Степановна удивится! Будет хвастать всем
знакомым: мол, у нас даже птицы по-немецки говорят. "Либфраумильх", молоко
любимой женщины. Даже в цирке можно показывать.
Сказано - сделано! Через пять минут Филимон Орестович вышел из
магазина, бережно неся проволочную клетку. Тут, подведя итог расходам, он
убедился, что сегодня идти в сберкассу уже совсем нет смысла, благо
послезавтра пенсия, можно возместить растрату, а начавшийся так
великолепно день следует достойно завершить.
Закупив в "Гастрономе" всякой снеди, главным образом того, в чем он
себе долгое время был вынужден отказывать по причине больной печени, и
решив, что вечерний чай с успехом заменяется напитком более калорийным,
Филимон Орестович отправился домой в твердом намерении сегодня же добиться
решающих успехов в обучении попугаев иностранным языкам.
Однако то ли вследствие перемены местожительства, то ли по другой
причине попугаи не проявили в этот день никаких талантов. Они сидели
нахохлившись на своих жердочках, демонстративно отказываясь не только
говорить, но даже принимать пищу.
Вскоре Филимон Орестович махнул на них рукой и решил подкрепиться.
Он аппетитнейшим образом разложил на тарелках свои припасы и,
отхлебывая живительную влагу из фамильного хрустального бокала - гордости
Варвары Степановны, - погрузился в чтение "Литературной газеты".
В ту пору велась оживленная дискуссия о допустимости в нашем обществе
привлечения электронных машин в качестве свахи. Высказывались социологи,
экономисты, врачи-сексологи, разведенные супруги, девушки, мечтающие об
идеальном муже, восторженные старцы и юные скептики. Оказалось, что эта
проблема интересует всех.
Филимон Орестович, всегда придерживавшийся взглядов передовых и
радикальных, был ярым сторонником организации Центрального бюро браков. Он
даже написал пространное и тщательно аргументированное письмо в редакцию,
но напечатано оно не было.
Каково же было его удивление, когда, развернув газету, он увидел, что
проблема вышла уже из области споров и вычислительный центр в опытном
порядке предлагает всем желающим воспользоваться его машинами для
подыскания пары в браке.
Филимон Орестович закурил и задумался. В самом деле. Ведь все в браке
случайно. Взять хотя бы его с Варварой Степановной. Познакомились они в
госпитале. Он лежал там раненый, а она работала медсестрой. Потом его
демобилизовали по инвалидности, и они стали жить вместе. Даже в загс не
пошли, настолько это казалось естественным и обыденным. А ведь в тот день,
под Гатчиной, могло ранить осколком не его, а кого-нибудь другого, и этот
другой лежал бы в госпитале и, может, женился бы на Варваре, а тем
временем и у него самого появилась бы другая подруга жизни. Возможно, она
бы даже больше соответствовала его жизненным идеалам.
Он закрыл глаза и попытался представить себе этот идеал. Получилось
совсем неплохо. Длинноногая голубоглазая блондинка, очень смахивающая на
ту киноартистку в соблазнительном дезабилье. С внешними данными все
обстояло благополучно. Ну, а характер? Тут тоже особых сомнений не
возникало. Добрая, заботливая, покладистая, нежная. Черт возьми! Вот так
где-нибудь ходит этот идеал, и никогда не придется с ним встретиться.
Может быть, она даже сидела сегодня рядом с ним в кино?
У Филимона Орестовича мелькнула озорная мысль. Просто так, для
интереса, обратиться в Вычислительный центр, сказавшись холостяком. Они
подберут кандидатку, а он просто посмотрит на свою суженую. Можно даже
выпросить фотографию, чтобы подшучивать над Варварой Степановной. Вот,
мол, какой козырь из-за тебя упустил!
Однако тут его размышления были прерваны неожиданным появлением самой
Варвары Степановны. Она примчалась в город раньше срока, так как забыла
оставить Филимону Орестовичу желчегонные таблетки и очень боялась, чтобы у
него не случился приступ печени.
Ее взгляд мигом охватил всю ситуацию. И сигарету во рту, и наполовину
опорожненную бутылку, и строжайше запрещенные консервы в томате, и
твердокопченую колбасу, и двух попугаев.
Со сноровкой опытного следопыта она начала допрос. Не прошло и
нескольких минут, как все художества Филимона Орестовича были вскрыты и
квалифицированы.
Обычно безгласный в семейных передрягах Филимон Орестович, видимо, под
влиянием волшебного зелья проявил на этот раз удивительную строптивость,
решительно отказавшись признать себя виновным, что еще больше разгневало
его половину.
Семейные ссоры подобны спонтанно протекающей химической реакции. Они
длятся, пока концентрация реагентов в виде давних затаенных обид не
уменьшится до естественной остановки реакций. Чем выше их начальное
содержание, тем больше конечного продукта - упреков, сожалений о
загубленной жизни и внезапно открывшихся горьких истин.
Может быть, прояви Филимон Орестович больше смирения, все кончилось бы
как обычно. Но в этот день он, видимо, и впрямь всосал безумие с "молоком
любимой женщины".
Обозвав Варвару Степановну мымрой и присовокупив к сему эпитет такого
рода, что в произведении изящной словесности его и привести-то совестно,
он хлопнул дверью и выбежал на улицу охладить воспаленную голову.
Как в тумане бродил он по городу, полному соблазнов, проклиная себя за
то, что так неразумно связал свою жизнь со сварливой старой женщиной.
Все же, поостыв немного, он решил пойти домой, надеясь, что все
недоразумения этого дня уладятся сами собой.
Увы! Надеждам его не суждено было сбыться. Вернувшись в свою квартиру,
он обнаружил, что семейные отношения прерваны весьма основательно при
помощи двух платяных шкафов и ситцевой занавески. В шкафу, дверцы которого
открывались непосредственно в новую экологическую нишу Филимона
Орестовича, лежали его личные вещи и аккуратная стопка постельного белья,
выделенная при разделе имущества. Холостяцким ложем отныне должен был ему
служить узкий диванчик, использовавшийся раньше для приема гостей. У окна
стояли клетки с птицами.
Филимон Орестович заглянул на кухню. Его бывшая жена мыла там окно -
верный признак бушующего в ней негодования, хорошо известный по прежним
ссорам. Поразмыслив, Филимон Орестович решил вести себя так, словно ничего
не случилось.
- Слушай, Варенька, - сказал он примирительным тоном. - Я тут оставил
"Литературку". Ты ее куда прибрала?
- Вытерла стекло.
- Гм... Ну, допустим, - на этот раз Филимон Орестович был воплощением
кротости и всепрощения. - А поесть у нас не найдется? Я, знаешь ли, как-то
проголодался.
Варвара Степановна молча указала на холодильник. У Филимона Орестовича
было мелькнула надежда, что все уже обошлось. Не тут-то было! Он открыл
дверцы и сразу убедился, что принцип "твое - мое" восторжествовал и здесь.
В отведенной ему половине красовалась початая бутылка вина и остатки
сегодняшнего пиршества, тогда как вожделенный сейчас кефир находился на
вражеской территории.
- Забирай свою жратву и выметайся, - сказала Варвара Степановна. - Мне
еще нужно тут полы мыть.
Оскорбленный в самых лучших чувствах, Филимон Орестович отправился к
себе, не поужинав.
Спал он из рук вон плохо. От гастрономических излишеств у него и в
самом деле приключился приступ печени. Диван был жесткий и неудобный,
простыня все время сползала. Но больше всего терзало уязвленное самолюбие.
Как это его, отдавшего лучшие годы жизни этой женщине, вышвырнули, как
паршивого пса.
Подумаешь, цаца, медицинская сестра на пенсии. Не такие еще бегают в
поисках мужей. Красавицы и молодые. Не зря пишут, что женщин больше, чем
мужчин.
Так, постепенно распаляясь от собственных мыслей, к утру Филимон
Орестович принял решение. К черту Варвару Степановну. Сегодня же он
отправится в Вычислительный центр искать новую подругу жизни.
Вот таким образом в результате коварного хитросплетения случайных
обстоятельств тщательно выбритый Филимон Орестович, в блеске нейлоновой
рубашки, украшенной лучшим из галстуков, оказался на пороге Бюро
консультаций Электронно-вычислительного центра.
Вопреки его предположениям это учреждение мало походило на Дворец
бракосочетаний. Там не было ни мраморных колонн, ни лепных карнизов, ни
оксидированных под золото светильников, ни синтетического ковра, на
который разрешается ступать только новобрачным, ни буфета с шампанским и
реликтовыми шоколадными конфетами. Помещалось оно в первом этаже точечного
дома, рядом с пунктом приема белья в стирку.
Филимон Орестович с волнением распахнул дверь и сразу оказался перед
столом, за которым юная красавица в вельветовой брючной паре изучала
толстый потрепанный фолиант. На появление Филимона Орестовича она никак не
реагировала. Он кашлянул, но и это не произвело на служительницу Гименея
никакого впечатления. Тут он подошел ближе. Девушка перевернула страницу.
При этом Филимон Орестович, скосив глаза, смог прочитать: ФИЗИОЛОГИЯ
БРАКА.
Видимо, работа Бюро была построена действительно на солидной научной
базе.
- Простите... - сказал он.
Девушка с неудовольствием оторвалась от цветного рисунка на вкладном
листе и подняла на Филимона Орестовича глаза цвета полированного агата.
Пораженный ее красотой, он было подумал, что при наличии таких служащих
вряд ли есть необходимость загружать электронные машины. Однако здравый
смысл подсказал ему тут же, что едва ли брак со столь солидной разницей в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг