пятна - следы врезавшихся метеоритов. Под ногами попадались твердые
обломки породы. Впереди вспыхнул желтый фонтан - как снаряд взорвался,
только без звука.
- Метеорит, - сказала Ильмана.
Пришлось обойти это место, чтобы не наступить на раскалившиеся от
удара камни. Вдали сверкнула россыпь звезд.
- Горы. Кратер. И левее - тоже... - услышал я голос Ильманы. - Мы
почти у цели.
Я не видел никаких следов падения своего корабля.
Полудиск Земли спустился ниже, голубая дымка, покрывавшая его,
поредела, проступили едва различимые очертания материков. Хорошо можно
было разглядеть Каспийское море, территории Средней Азии и Казахстана, над
которыми не было облаков. Я сказал Ильмане, что отчетливо видимая часть
Земли - моя Родина.
Она молча посмотрела. Тэл что-то спросил. Ильмана ответила. Он сказал
два-три слова, довольно резко. Она коротко бросила <йю>. Мне это не
понравилось, и я заметил:
- Нехорошо разговаривать при постороннем на языке, которого он не
понимает.
Это был упрек, Ильмана поняла его.
- Вы знаете английский?
- Да. У меня мать - учительница английского языка.
- В таком случае, вы можете разговаривать с Тэлом без переводчика.
- Он знает английский язык? - удивился я.
- Как я русский... Вы не очень догадливы. И очень хорошо, что мало
спрашиваете... Но как нам быть - я не знаю английского, а Тэл ни слова не
понимает по-русски! Как соблюсти приличие?
<Ясно, они специализировались каждый на определенном языке> - понял я
и окликнул Тэла:
- Хэлло, Тэл! Как вам нравится вид моей родной планеты?
Тэл, услышав слова английского языка, страшно обрадовался и выпустил
целую тираду, щедро пересыпанную восклицаниями.
- О Ник! - позволь тебя называть так - это же здорово! Оказывается,
мы можем понимать друг друга! Я и не подозревал. У нас только Кайбол знает
кое-что по-английски, но он наскребет в своем черепе не более двух
десятков слов, чтобы составить деловую фразу. Как, по-твоему, я владею
английским?
- Здорово! - подражая Тэлу, весело ответил я. - Словно голливудский
герой. Мне показалось, что вы с Ильманой, разговаривая, прошлись насчет
моей родной планеты. Не так ли?
- Ты прав, дружище! Я сказал, что на твоем месте мне было бы очень
обидно видеть свою планету так близко и не иметь возможности слетать туда
хоть на пару дней.
Мне стало весело. Я был рад, узнав Тэла поближе. Оказывается, он с
хорошей душой. Мрачный лунный пейзаж, исполненный в четырех красках -
черной, белой, голубой и коричневой, - сразу как-то преобразился,
повеселел. Мне подумалось, что Тэл может быть хорошим другом, он много
разговорчивей Ильманы, даже обмолвился о Кайболе.
- Ты тоже прав, - сказал я. - Мать-Земля рядом... Досадно - хоть
плачь! Чувствую, тебе и Ильмане понятно мое настроение. Спасибо, Тэл!
В наш оживленный разговор вмешалась Ильмана.
- Я вижу, попала в общество плохо воспитанных мужчин. Они говорят на
незнакомом мне языке, и я уловила свое имя. Это вдвойне неприлично. Что вы
сказали обо мне, отвечайте! Иначе рассержусь!
Я понял, что она шутит.
- Я попросил Тэла передать ваш разговор о Земле, только и всего.
- Больше это не повторится. - Голос ее был строг. - Вернемся, и я
сразу же начну изучать английский язык. - Она остановилась и показала
рукой: - Вот здесь вы прилунились. Не совсем удачно, к сожалению. Но могло
быть хуже.
От веселого настроения не осталось и следа, горько стало у меня на
душе.
В том месте, где упал охваченный быстротечным холодным тлением
корабль, остался лишь продолговатый холм серой золы. Еще виднелись
лоскутья внутренней обшивки кабины и лежали кислородные баллоны - они
уцелели, потому что были сделаны из пластмассы. Я отчетливо представил
себе, как все это произошло.
...Неуправляемый корабль падал отвесно. Он падал со скоростью во
много раз меньше той, с какой он падал бы на Землю. Но не по этой причине
я не разбился насмерть. Металл разрушался, и рыхлый корпус корабля стал
своего рода амортизатором. Я был в нем, как хрупкий прибор в мешке с
песком. Я не разбился, но потерял сознание.
А кругом расстилалась пустынная безжизненная равнина, местами
покрытая слоем пыли.
5
Ильмана вернула то, что хранилось у меня в сумке, - селенографическую
карту, блокнот и карандаш. Я захватил его по привычке, приобретенной в
военном училище.
Но сейчас самой дорогой вещью для меня была фотокарточка матери,
вложенная в блокнот. Я брал ее с собой во все полеты, и никогда со мной не
случалось несчастья. Единственно верный, ничем не заменимый талисман! Я
вырос, не зная отца, зато хорошо знал, что такое мать! И конечно взял с
собой ее фотокарточку. Когда я спрашивал у Ильманы, что сохранилось из
моих вещей, то думал прежде всего о фотографии матери. И вот она здесь -
значит нет безвыходного положения.
Я поставил фотокарточку к стене, на столик, сел, раскрыл блокнот,
взял карандаш и задумался. Я мог бы вести дневник, но в жизни никогда этим
не занимался и не любил писать писем. Блокнот был маленький. Я решил
использовать его для самых важных записей.
Прежде всего надо добиться разговора с самим Кайболом. Пока удавалось
видеть его лишь за обеденным столом. Магистр как будто не замечает
присутствия человека с Земли. Последнее время он больше молчит,
озабоченный чем-то...
Я вырвал листок и написал записку Кайболу. Если альвины знают русский
язык, значит сумеют прочесть ее. В тот момент у меня и в мыслях не было,
что это был первый в истории дипломатический документ, свидетельствующий о
начавшихся взаимоотношениях человечества Земли с людьми другой планеты. Я
даже не поставил своей подписи и называл себя в третьем лице:
<Что магистр Кайбол намерен сделать с человеком Земли - гость он
здесь или пленник?
Почему людям Земли не дают нормально прилуниться? Их цель - изучение
спутника Земли, и препятствия, создаваемые теми, кто прибыл сюда из-за
пределов солнечной системы, нельзя назвать миролюбивыми действиями>.
Теперь надо было увидеть Ильману и передать через нее записку. Но я
сначала увидел Тэла, который запросто зашел в мою комнату. Тэл становился
все общительнее. Как я заметил, это был доверчивый, с открытой душой
альвин. Не нравился только его грубоватый язык, который никак не вязался с
поступками Тэла.
Тэл увидел на столике фотокарточку и не взял ее, а только осторожно
прикоснулся пальцами. На восторженном лице его засияли широко открытые
огненные глаза.
- О, какая шикарная...
Он не договорил. Я схватил его за плечо и оттолкнул.
Тэл начал бормотать извинения:
- Ник, прости! Я сказал что-нибудь обидное? Извини, я не знаю других
слов. Я объясню, только не сердись!
- Где вы научились таким словам? - спросил я.
И Тэл, чувствуя себя виноватым, рассказал:
- Я учился английскому языку по телевидению, так же, как Ильмана -
русскому. Мы принимаем все передачи радио и телевидения. Но по радио язык
не изучишь. Только по телевидению. Там видишь человека, видишь жесты,
мимику, выражение лица и догадываешься о значении слова. Уходя, человек
надевает шляпу и говорит: <Гут бай!> Понятно, что это значит. И так каждый
сеанс узнаешь все новые и новые слова. Ты теперь веришь мне? Только все
это между нами.
Мне подумалось, что и по телевидению невозможно изучить язык, и я с
сомнением покачал головой.
- Ты не веришь? - переспросил Тэл. - Тогда могу добавить, что мы
заглядывали в окна школ, были учениками первых классов. Но занятия в
школах закончились, и теперь нам осталось только телевидение.
Заглядывали в окна школ? Трудно было поверить, но я не стал
допытываться у Тэла, каким образом это удается им. <Вы не должны задавать
подобных вопросов, придет время - узнаете>, - говорила Ильмана. Ясно было
одно: Тэл усвоил язык телевидения, нахватался слов из пошленьких
кинокартин, и глядя на фотокарточку матери, сказал не то, что думал. Он,
конечно, не виноват, и я протянул ему руку.
- Все ясно, Тэл. Я просто не догадался... Будем считать, что инцидент
исчерпан.
Вошла Ильмана. Каким-то образом она узнала о нашем резком разговоре.
Тэл начал что-то объяснять ей. Конечно, она, осматривая мою сумку,
видела фотокарточку, и теперь сразу поняла, из-за чего у нас с Тэлом
получилась маленькая стычка.
- Это - моя мать, - сказал я, поправив на столе фотокарточку.
Ильмана осторожно взяла фото и стала рассматривать.
Мать фотографировалась давно, когда была молодая.
- В жизни она такая же красивая? - спросила Ильмана.
- Она лучше. В тысячу раз!
Фотография не была цветной, нельзя было судить о цвете глаз, лица,
губ, волос.
- А какие у нее глаза?
- Почти голубые.
- Голубые? - Ильмана посмотрела вокруг, выискивая, с чем бы сравнить.
- Такие, вероятно, как ваша Земля?
- Да, если смотреть на нее с Луны.
- Оригинально. А волосы?
- Темные. Немного посветлее неба над Луной.
- А губы?
- Красноватые, как ваши глаза.
- Это интересно. - Ильмана вернула карточку.
- А у вас мать есть?
Она ушла, задумчивая и грустная.
- Ник, о чем ты спросил ее? - вмешался Тэл.
- О ее матери...
- Зря. Не делай этого больше. У нее было горе.
Тэл хотел что-то добавить, но вернулась Ильмана, она словно забыла
что-то. Выражение лица изменилось, взгляд был привычно строгим. Я вспомнил
о своей записке.
- У меня к вам большая просьба. Передайте это магистру. Тут всего два
вопроса.
- Прочтите. Я запомню и сообщу магистру, - сказала Ильмана.
Я прочитал. Она сухо заметила:
- Все это напрасно. Магистр сам хорошо знает, что и когда сделать в
отношении вас. Есть события, которые не следует торопить... Но я передам
ваши вопросы магистру. Кстати, от него к вам просьба, и я пришла именно по
этому поводу.
- Я слушаю.
Ильмана сказала что-то Тэлу, и он ушел. Затем она изложила просьбу
магистра, которая касалась состояния здоровья всех альвинов.
Они преодолели громадное расстояние от своей планеты до спутника
Земли, долго находились в кабинах космического корабля. Да и сейчас
условия почти те же. А предстоит еще длительное путешествие обратно. Как
бы ни был хорошо оборудован корабль, в нем нет и не может быть всех
условий для нормальной жизни. Это сказалось на состоянии здоровья
альвинов. На своей планете они не такие бледные и вялые, как здесь.
Особенно слаб магистр...
- Но чем же я могу помочь? - спросил я.
- Вас это не затруднит, - сказала Ильмана. - Но нужно, чтобы вы
согласились от чистого сердца.
- Готов на все.
- Как врач, я знаю, что вы совершенно здоровы, у вас прекрасно
развитая мускулатура. Мы сделаем запись биотоков вашего сердца, мышц рук и
ног. Эта запись будет передана другому организму, ваши биотоки
воздействуют на работу его мышц и придадут ему силу.
- Понимаю. Я согласен.
- Тогда приступим. Идемте в мой кабинет.
Я искренне хотел помочь альвинам, и не потому, что это мне ничего не
стоило. Ведь между друзьями должны быть бескорыстные и честные отношения,
а я надеялся, что мы будем друзьями.
6
Природа Луны не рождает звука. Так же никакого отзвука не услышал я
на свой запрос. Кайбол, встречаясь за столом, смотрел на меня более
дружелюбно - и только. Должно быть, еще не подошло время для ответа на мои
вопросы. Тэл заглядывал в мою комнату, но долго не задерживался и уходил,
ссылаясь на работу.
Безделие и оторванность от своего мира угнетали. Однажды я сказал
Тэлу.
- Я здесь как американский безработный, только не голодаю. Дайте мне
какое-нибудь дело.
И скоро Тэл объявил:
- Есть дело, опасное. Видишь ли, нам не хватает воды.
- Воды? Но разве здесь есть вода?
- Но ты же умываешься, пьешь кофе!
- Да, но откуда она?
- А вот увидишь, - пообещал Тэл. - Мы пойдем втроем. Будет еще, - ну,
как бы тебе сказать? Инженер - вот как! Его зовут Грос.
- Когда пойдем?
- После обеда.
...В скафандрах, мы покинули дом и вышли за черту жизни. Наш трудный
путь лежал не к выходу из расщелины, а вглубь ее. На куполе дома загорелся
маяк, свет прожекторным лучом проникал в глубину, но там ничего нельзя
было разглядеть.
От дома вниз шла резиновая труба, толстая и гибкая. Спуск облегчался
тем, что можно было придерживаться за резиновую трубу. Она могла
изменяться в поперечнике, и, таким образом, колебание давления внутри не
грозило разрывом.
Я иногда задерживался, разглядывая причудливые неровности отвесных
сторон расщелины. Тут удерживались вертикально и даже с наклоном высокие и
кривые столбы, словно деревья без сучьев. В одном месте я увидел почти
законченную скульптуру человека - будто распятие, только одна рука,
уродливо-короткая, протянута вперед, словно ловила что-то. Черные глыбы
всюду грозно нависали над головой и удерживались в одной точке; на Земле
они непременно обрушились бы. И случись залететь сюда метеору, он натворил
бы много бед.
Луч прожектора постепенно исчезал. Последний тонкий лучик уперся в
выступ и здесь остановился. Дальше и всюду вокруг стояла непроглядная
темень.
Грос включил лампочку над своим головным колпаком. Тэл и я сделали то
же. Мы остановились отдохнуть, хотя я совсем не устал.
Три лампочки давали достаточно света, чтобы видеть вперед на десятки
метров. Я недоумевал, почему мы не включали их до сих пор.
- Энергию экономим, - ответил Тэл, когда я спросил об этом. - Кто
знает, сколько времени придется работать!..
Я осмотрелся вокруг. Трещина вверху расширилась метров, примерно, до
ста, хотя дно ее, сплошь заваленное обломками, было по-прежнему узким.
Правая сторона нависала, левая поднималась террасами. На одной из площадок
я заметил силуэт чего-то длинного, похожего на дирижабль, дальше - еще
неясный силуэт, как расплывчатое темное облако.
- Что там? - спросил я у Тэла, но он не ответил.
Пошли дальше. Ничего похожего на воду я не видел. Легкие сухие камни
перекатывались под ногами. В жутком безмолвии метались по каменным глыбам
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг