разрастался, заполнял собой пространство сада, и Матлину уже страшно было
повернуть взгляд в его сторону, и только одна мысль: "Что это может
означать?" молниеносно привела его в чувство. Присмотревшись, он не сразу
понял, что это вовсе не эмбрион, а фигура, навьюченная тюками выше головы.
С третьей попытки ему удалось узнать в этой фигуре Голли Гренса, который к
тому времени уже пересек границу павильона и нырнул в заросли парка.
Протрезвление Матлина сменилось неприятным ощущением озноба.
"Еще один, - думал он, - такой же, как я. Что ему сейчас ни скажи - он не
поверит ни одному слову. Только тогда, когда через двадцать лет он сам
будет стоять возле этих перил..." - от этой сцены у Матлина сжалось
сердце, и он готов был простить несчастного акрусианина за одну порцию
хорошего дождя. Но дождь не шел, а Голли уже поднимался по ступенькам. Его
рюкзак занял собой выступ, служивший некогда тумбой для каменного льва,
того, что двадцать лет назад порвал цепь и сбежал в заповедник вслед за
павлином. Матлину показалось, что именно этот огромный рюкзак и есть
единственный признак жизни на планете призраков.
- Теперь я буду жить здесь, - сообщил Голл, - если ты, конечно, не
возражаешь... - и остановился у зеркала Кальтиата, небрежно повернутого
"лицом" к стене. - Решил оставить его себе?
Феликс не ответил. К тому моменту все на свете уже утратило смысл - от
печального облика зеркал до знамения грядущего апокалипсиса. Теперь его
особенно раздражали бессмысленные вопросы и больше всего на свете -
правильные ответы на них. Голли Гренс, сколько знал его Матлин, всегда
олицетворял собой неиссякаемый источник правильных ответов на все на свете
бессмысленные вопросы бытия.
- Ты еще не догадался, - спросил Голл, - чем его пугали зеркала? - Феликс
опять не ответил. Даже не пошевелился, только взгляд перестал блуждать по
зелени сада и сконцентрировался на ступеньках крыльца. - Хорошо, я
объясню. По ту сторону плоскости, - Голл указал в центр пустой зеркальной
рамы, - он видел то, чего не должен был видеть никогда... То, что могло
его уничтожить. Свой взгляд, Феликс. Единственное оружие, против которого
был бессилен. Он боялся только самого себя. Больше ему нечего было
бояться.
- И ты не смог ему объяснить, - взорвался Матлин, - что это отражение!..
- В том мире, - спокойно ответил Голл, - где жил Альберт, отражений нет.
Там реально все, даже зеркальный двойник. Ты бы на его месте не побоялся?..
Феликс успокоился так же быстро, как вышел из себя, но не нашел что
ответить. "Что же это за мир такой?.." - хотелось ему узнать, и в его мире
стало бы одним бессмысленным вопросом больше.
- Мы должны помочь отцу собраться. Даже если вы в ссоре. Я уверен, он
наберет с собой груду барахла. Надо успеть это выгрузить...
- Феликс, ты бредишь.
- Через месяц-полтора здесь ничего быть не должно. Все продумать надо
сейчас. Когда начнется - думать будет некогда...
- Очнись, - остановил его Голли, - все уже кончилось. Давно кончилось.
УЧЕБНИК
ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ
Предисловие... (Основы фактурологии. 10-я Книга Искусств)
"Желаем мы того или нет, все мы существуем внутри гигантской машины
времени, движущейся из прошлого в будущее. Медленно или быстро. Каждый
должен сойти на своей остановке, чтобы уступить место другим..." - этой
слишком адаптированной аритаборской цитатой мне хотелось бы раз и навсегда
закончить всякие упоминания о посредниках. Но есть у меня подозрение, что
ничего из этой затеи не выйдет. Их адаптивный аппарат настолько удобен,
что кажется незаменимым. А коли так, то, увлекаясь методами аритаборского
мироосмысления, непременно в чем-нибудь да увязнешь на целую книгу. Одних
лишь антигравитантов может хватить на всю жизнь и то без малейших
перспектив их практического использования. Но удержать от соблазна
построить "машину времени" никак не возможно. И стоит ли воздерживаться?
Антигравитант - это мой вольный перевод, к тому же весьма корявый, зато
преследующий благую цель - не перегружать "учебник" искусственными
словами, если есть возможность еще что-то выкроить из родного языка.
Аритаборский прототип этого термина следовало бы перевести как нечто
(предмет, процесс), оторванное от своей естественной среды, но при этом не
утратившее характерных свойств.
Эта увлекательная наука хороша тем, что позволяет изучать себя с любого
конца: откуда ни ковырни - всюду гнило. Можно оттолкнуться от
аритаборского моделирования, можно от примитивно-эмпирической
мадистологии, можно от черта лысого оттолкнуться... Можно наброситься
непосредственно на пространственно-временные, почти математические науки и
доказать самому себе абсолютную невозможность каких бы то ни было
антигравитантов. А потом с чувством глубокого негодования пронаблюдать их
работу в действии. Кстати, в этом и заключается главная ловушка слишком
математизированных методов. "Чистая логика способна увести от истины
дальше, чем самая сомнамбулистическая абстракция" - еще одна аритаборская
цитата, ну да бог с ними.
Я призываю пойти самым долгим, но самым надежным путем -
фактурологическим. Со временем будет ясно, почему фактурология здесь
наиболее уместна. Пока же беру на себя ответственность сообщить, что
переход к изучению 10-й Книги Искусств состоялся. Разумеется, оно будет
столь же поверхностным, как и изучение предыдущих. Похожее на слизывание
снежинок с вершины айсберга. Но, надеюсь, увлекательным. И антигравитанты
далеко не самая яркая и волнующая ее тема, но, поскольку необходимость
назрела, - по одной снежинке с каждого айсберга всякому терпеливому
читателю причитается.
Итак, все, что мы имеем на данный момент относительно
пространственно-временной картины мира, это несколько разноцветных
автомобилей, передвигающихся из прошлого в будущее. Одни несутся на
бешеных скоростях, сметая придорожные заграждения; другие при этом сами
разбиваются вдребезги; третьи ползут долго, медленно, но вооружены до
зубов; четвертые выполняют роль прицепа к третьим и прекрасно себя
чувствуют. Короче, то моделирование, которым я сейчас занимаюсь, можно
продолжить как угодно и дойти, к примеру, до того, что дорога с
односторонним движением рано или поздно окончится и потребует от водителя
снизить скорость и повысить внимание. На такой дороге случается всякое -
от нерегулируемого перекрестка до любителей в нетрезвом виде ездить по
разделительной полосе. А также будка с инспектором ГАИ, в котором не стоит
искать аналог мадисты хотя бы потому, что количество таких будок
значительно превосходит по численности все известные Ареалу мадистогенные
проявления. К тому же инспектора, даже с самыми свирепыми намерениями, на
худой конец, можно просто игнорировать. Так что максимум, на что может
рассчитывать само воплощение правопорядка, - это на роль критического
барьера в цепи жестокой эволюции путем естественного отбора.
Роль мадисты в этой чрезвычайно приземленной модели описанию не поддается.
Разве что открытый люк на проезжей части или кирпич, упавший на лобовое
стекло из едущего впереди грузовика. Но все это далеко не полная картинка
дорожно-транспортного происшествия, потому что мадиста целиком и полностью
не вписывается ни в одну логическую модель. В том-то вся сложность. Тем
более она не вписывается в шкалу Дуйля. Так что мечтать о сильно
продвинутых цивилизациях нашего типа, которые не только изобрели, но и
используют АВ! и АП!, - полезно для здоровья, но вредно для психики.
Фокус в том, что в нашей модели мадисту можно распознать как то, что
никогда не пользуется транспортом и не валяется на дороге. Это то, что не
движется во временных потоках, не привязывается к пространственным
координатам, а потому антигравитантов не изобретает, поскольку они
заложены в самой ее природе; так же как человек не изобретает дыхания и
кровообращения... Но, так как направление общефилософского транспортного
потока происходит все же из прошлого в будущее, а явление мадисты с ним то
и дело соприкасается, вполне возможно, что наша природа этому загадочному
явлению не чужда. И дело здесь не в извращенном восприятии
пространства-времени, как считали древние хаброниты, а в том, что подобных
категорий для мадисты не существует. И, как уже говорилось выше, под
категорию "цивилизация" ее никакими силами подвести невозможно.
Фактурологи в отношении мадисты придерживаются кальтиатской
"информационной" теории, но непосредственно мадистой увлекаются редко
(если, конечно, дело не касается антигравитантов).
Зато именно в фактурологии описаны случаи, когда в молодых цивилизациях
были обнаружены те или иные обоснования возможности антигравитантов.
Разумеется, ни о каком практическом использовании здесь речи не идет. Да и
сами обоснования порой противоречивы, абсолютно самостоятельны и не похожи
друг на друга. Фактурологи, собирая и систематизируя эти исследования,
находили в них больше вопросов, чем попыток ответа на них. Бывали случаи,
что цивилизация с ранними разработками по АГ! доживала до приличного
уровня развития, но так и не использовала своих теоретических потенциалов.
Из вечного вопроса "почему?", изучая фактурологию, можно извлечь немало
парадоксов. Почему, скажем, универсальный агравитант цивилизации Х не
будет работать на цивилизацию У? Отчего естественные природные
антигравитанты отличаются от искусственных? Почему тогда осваивать их
одинаково сложно? По какой причине во всей истории Ареала не известно
случая, когда цивилизация 7-й ступени, обладающая столь мощным орудием, ни
разу не применила его во спасение самое себя? Почему цивилизации,
обладающие этим универсальным средством решения всех проблем, считаются
потерянными для Ареала и существуют в состоянии полного тупика, который
хуже самой нелепой смерти?
Какой бы нелепой ни была смерть, в ней нет ничего противоречащего логике.
Но в возможностях антигравитантов изначально заложено колоссальное
количество противоречий. Чего стоит одна возможность полного осмысления
мира, который так велик, что скорее наступит конец возможности его
восприятия, чем ему самому. Понять это не трудно, но осознать в полной
мере дано далеко не всякому представителю "предельных" цивилизаций. Есть
теоретическая грань познания, за которой само познание теряет смысл. Не
похоже, что цивилизации появляются лишь для того, чтобы, преодолев все
барьеры, дойти до этой грани. Если семь ступеней Дуйля подчиняются законам
диалектики, они лишь переходный этап - временная форма бытия по дороге от
одного небытия к другому? Тогда почему именно на антигравитантах,
теоретически способных сделать прорыв в "небытие", образуется мертвая
зона, непроходимый критический барьер? Где старт, где финиш процесса,
внутри которого мы оказались? Где расставляют флажки, а где стреляют без
предупреждения? Где дистанция покороче, а где можно заблудиться? Что
лучше, быть застреленным из стартового пистолета или все же потихоньку
крутить педали в конце пелетона?
Все эти вопросы, как и многие другие, гораздо более оптимистические, можно
отнести к одной глобальной науке фактурологии, сопоставимой по своей
глобальности разве что со всем ныне живущим, давно умершим и только
готовящимся жить разумным "поголовьем" Ареала.
Глава 31
"На кого ты похож, Фрей? - спрашивал себя Матлин, задыхаясь под куполом
платформы. - На блоху под блюдцем. Любой идиот полюбуется на тебя с
удовольствием и порадуется, что не на твоем месте. С этим пора кончать.
Через полтора часа "шхуна" войдет в зону видимости, - Баю и так считает
меня помешанным. Настал день, когда я вынужден с ним согласиться. Господи,
какая жара..."
Песчаный шар планеты мутнел перед бурей, ставил шерсть дыбом, как
напуганный зверь. "Хорошо же я выгляжу, - рассуждал Феликс, - Раису только
и надо что продлить агонию бешеной блохи, проверить, не мутирует ли она в
дракона. Не исключено, что на меня уже делают ставки: что свалит меня
раньше - нервы или жара? Ни то ни другое, Раис! Но почему бы не доставить
тебе удовольствие на прощанье, не дать вдоволь насладиться моим
беспомощным состоянием так, как только ты умеешь это делать? Давай,
другого случая не будет".
Сегодня был день особого торжества, достойного банкета в кругу родных и
любимых. День получения "аритаборского диплома" с отличием и распределения
на все шесть сторон мироздания, ни в одной из которых ни родных, ни
близких у Фрея не было. А потому он даже представить себе не мог, как
поведет себя, увидев Раиса. Упадет на колени, чтобы вымолить
благословение, или задушит голыми руками, чтобы одним посредником в его
жизни стало меньше. А может, в этот приезд следовало бы задушить сразу
двух или трех? Он почувствовал приятную судорогу в ладонях и решил, что на
этот раз будет являть собой образец благодушия...
Именно по причине своей душевной непредсказуемости Фрей спустился один на
ту самую платформу, где впервые его нога коснулась планеты, и терпеливо
дожидался Раиса, который медлил предстать перед ним. Каждую секунду
промедления Матлин считал дополнительным баллом к своей "дипломной
оценке". "Не может быть, чтобы он не почувствовал, как страстно я жажду
его увидеть, - рассуждал Матлин, - он не так наивен, чтобы рассчитывать на
то, что я расклеюсь от жары или оглохну от ветряных трелей. Даже если
купол расплавится и ляжет на платформу, а звуковые волны начнут чеканить
по нему узоры, я не уберусь отсюда никуда, пока он не выберется из чрева
планеты".
Несколько раз Матлину являлись галлюцинации Раиса, но они не мешали ему
держать себя в форме. Он многое успел вспомнить и переосмыслить из
пережитого здесь: от ранних контактов с крылатыми дунами до поздних
конфликтов с самим собой. Первые симптомы своего осмысленного присутствия
здесь, где несбыточные мечты оказались его единственным спасением. Такие
несбыточные, чтоб близко к себе не подпускали. Такие далекие, чтоб можно
было идти за ними, не думая о пройденном пути. Такие нелепые, чтоб никому
другому не могли прийти в голову. После этого открытия он лучше стал
понимать тех, кто его окружал, и тех, к кому он не был равнодушен. Но так
и не начал понимать ни Раиса, ни его братьев по разуму.
Появление Раиса на платформе дало о себе знать мгновенным параличом
мыслительного процесса, выработавшимся у Матлина на уровне рефлекса, как
стоп-сигнал, предупреждающий о приближении посредника на критически
близкое расстояние. Именно этим рефлексом, а не пресловутыми флюидами,
которыми будто бы обладают существа этой расы, Матлин научился
распознавать любого из них за версту.
Раис возник на платформе один, без сопровождающих любопытных особ, которые
в нижнем городе частенько преследовали его; безо всякой защиты, как от
высоких температур, так и от неуравновешенных собеседников. Стоял и с
интересом рассматривал Фрея, будто перед ним был не Фрей, а пузыри
кипятка, застывшие ледяными шарами.
- Я рад увидеть тебя, - поздоровался Раис.
- Я рад тебя поздравить, - ответил Матлин, - с успешным жертвоприношением.
Ты прекрасно все рассчитал, даже то, что твой ученик достаточно глуп,
чтобы не воспротивиться этому.
Раис скромно улыбнулся.
- Ты всегда был моим любимым учеником. Я доволен, что не впустую потратил
время.
- Потому что я научился получать удовольствие от того, как ты меня
используешь?
- Я и рассчитывал на то, что мы проведем время с обоюдной пользой. Мне
было интересно с тобой, Фрей.
- Ты погубил Альбу. Мне с этим человеком тоже было интересно.
- Ты пришел ко мне, чтобы научиться видеть и понимать, а значит, не должен
упрекать себя за неразумные поступки. Для твоего понимания я сделал все
что смог. На большее мы не договаривались.
- Ни секунды не сомневался в том, что ты найдешь себе оправдание.
- Ты остался бонтуанцем, - с сожалением произнес Раис, - тебе тяжело
понять, что центра мироздания не существует и уж тем более он не проходит
через тебя.
- Я остался человеком и намерен оставаться им впредь. И если центр
мироздания через меня действительно не проходит, то через Аритабор он не
проходит подавно. Но я знаю точно, что никакие причины... ни за что на
свете не заставят меня предать своего ученика. Даже если весь ареал
разлетится вдребезги, я не стану жертвовать существом, которое мне
доверяет.
- Не доверяй и не будешь предан... - Раис подошел к Фрею поближе, - ты был
моим любимым учеником, но далеко не самым способным. В первый же день я
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг