столешницу, чтобы придать своему телу больше веса, и испустил при этом
воинственный вопль самурая. Затем с чувством исполненного долга слез со
стола, развернул слипшийся холст и выбросил в печь использованный гербарий
как компрометирующую улику.
- Видишь разницу, - с удовлетворением произнес он, разглядывая четыре
парно симметричные кляксы, одинаково непохожие на свои растительные
прототипы. Оба Гренса застыли перед этим произведением в глубоком
недоумении, из которого их вывел внезапный скрип двери.
- Вы дрались? - спросил Альба, потирая заспанные глаза.
- Иди, сынок, посмотри, как мы рисуем, - позвал его старший Гренс, -
лучше, чем ты.
Альба подошел, но, увидев сюрреалистические букеты, один сюрреалистичней
другого, так расхохотался, что больше не смог заснуть. И до поздней ночи,
на пару со счастливым дядюшкой Ло, расписывал изнанки холстов, обучая
своего опекуна приемам "никчемного рисования".
- Вы опять думаете, дядя Ло, - доносилось то и дело из раскрытой форточки
кухни. - Не надо думать. Не надо представлять себе заранее что получится,
вы же не дом строите. Не надо смотреть на линию, доверяйте своей руке!
А Голли, отпросившись по делам, молча сидел под окном на перевернутом
корыте и обшаривал фиолетовым взглядом то голубое небо, то снежную поляну,
то лысые елочки, торчащие из-под снега у самого подножья холма.
Глава 26
- Просыпайся, Рафаэль, отец уже храпит.
- А я не сплю, - понеслось из-под одеяла.
- Правильно, зачем тебе спасть? Потеряешь бдительность.
- Как же? - удивился Альба. - Разве я не должен отдыхать от этого кошмара?
- Который, заметь, ты сам же устроил.
- Это не совсем так.
- Да, ты выспался и передумал присваивать себе миссию творца?
- Это уже совсем не так...
- Одевайся, сегодня я тебя выведу на чистую воду.
Альба еще кутался в одеяло и что-то бормотал насчет чистой воды, за
которой не обязательно карабкаться на гору. Что приемники здесь все равно
не работают и вообще ему все давно надоело. Но Голл Гренс был непоколебим
и, проявив упорство, все-таки дотащил полусонного детеныша мадисты до
середины холма к одиноко торчащему дереву, на ветках которого все еще
болталась пара обмороженных листьев.
Под этим деревом папаша Гренс установил скамейку и в былые годы, в
приступы беспросветной меланхолии, мог просиживать на ней часами. С годами
скамейка основательно вросла в землю, и если бы Голли заранее не соскреб с
нее снег, вообще не была бы видна.
- Смотри, - Гренс протянул Альбе скрюченный лист, - помнишь, как на Земле
называются такие деревья?
Альба поднес его к глазам и попытался выпрямить, но лист рассыпался на
ладони.
- Похоже на вишню, только у вишни листья короче. А красные ягодки на нем
были?
- Не важно. Твоя задача заключается в том, чтобы к утру оно покрылось
хвоей.
- Хвоей? - удивился Альба. - Ты до сих пор мне не веришь?
- Верю, но если не сможешь - признавайся сразу.
- Смогу, - признался Альба, - ты начинаешь злоупотреблять моим покладистым
характером. Эти дешевые трюки могут выдать тайну, о которой никто знать не
должен.
- Последний раз.. не бойся, за деревом все равно никто не наблюдает.
Они устроились на скамейке, будто в ожидании чуда, и замолчали. Но Голли
распирало от нетерпения и любопытства.
- Я тебе не мешаю?
- Мне? - переспросил Альба. - Вовсе нет.
- Ты так задумался, будто сочиняешь стихотворение.
- Если я начну думать, сочиняя стихотворение, не свяжу и двух слов.
- А прозу ты не пробовал сочинять?
- Нет, - Альба поморщился от отвращения, - это не для меня.
- Вот отец, допустим, прозаик. Тоже хорошее творчество. Правда, от этого
он возомнил себя летописцем.
- Правильно, - согласился он, - проза не похожа на творчество, отчеты...
вот и все. Мне не перед кем отчитываться.
- Феликс изучил всю твою тетрадь. Ему понравилось.
- Я рад.
- Он сказал, что отец прав, - что-то есть в твоих стихах... неземное.
Только он не может понять что.
- И не поймет, - вздохнул Альба, - потому что стихи как раз и есть моя
единственная точка соприкосновения с тем, что он называет "земным".
- А рисунки?
- При чем здесь рисунки? Это всего лишь способ понять, что получилось. Я
ведь не могу доверять только человеческим ощущениям. Они, ты же сам
знаешь, как обманывают. У меня свои органы чувств.
- Что ты анализируешь этими органами?
- Я же говорил, фальшь.
- В самом деле? В белых цветах тоже может быть фальшь?
- В цветах может быть все. Абсолютно все. Я не буду объяснять. Во-первых,
ты все равно не поймешь, а во-вторых, ты ведь мне не объяснил, почему твой
корабль оказался в Хаброне. Ты мне ничегошеньки не объяснил.
- Ты ведь не хочешь понимать мой язык, а как это переводится на твой... я
не знаю.
- Знаешь. Просто считаешь меня дебилом.
- Я считаю, что мы все поторопились, поэтому наделали глупостей...
- Нет, нет! - запротестовал Альба. - Ты не должен так говорить. Я сам один
во всем виноват. И не хочу переложить на вас вину, а только прошу помочь
мне. Я сроду никого ни о чем не просил, но теперь это в ваших интересах.
Мне надо только понять. Дальше я сам справлюсь.
- А если не поймешь?
- Значит, так и буду сидеть на скамейке, наблюдать, как все рушится вокруг.
- Расскажи мне о Хаброне. Как тебе удалось из него выбраться?
- Это не зрелищно.
- Ты хочешь, чтобы я тебе помог? Что было с тобой в "часах", вспомни.
- Ничего.
- Там действительно отсутствует время-пространство?
- Чудак акрусианин. Я же сказал, там нет ничего. Чтобы появилось время -
надо иметь точку отсчета, чтобы поставить эту точку - надо иметь
пространство. Чтобы сделать пространство - нужно время.
- Как же ты это делал? Откуда брал точку?
- Из себя, откуда ж еще... если больше ничего нет.
- Сколько раз ты это проделывал?
- Не помню. Надо посмотреть по медицинской карте. Это не трудно. Трудно
потом, когда склонится над тобой какая-нибудь рожа в чепчике и скажет:
"Ой, Альбертик очнулся!" Чувствуешь себя кретином.
- Наверно, ты сильно им надоел?
- Они мне надоели еще больше.
- Тебя когда-нибудь били?
- За вранье. Вернее, когда им казалось, что я обманываю.
- Глупо, - возмутился Голл, - бить мадисту за вранье - все равно что
наказывать дерево за то, что оно растет не корнями к небу.
- Тебя так уж точно лупили чаще.
- Это совсем другое. Меня лупили ни за что. Это зависело не от моего
поведения, а от настроения отца.
- Ты был нормальным ребенком, акрусианин?
- Не очень-то хорошим. А ты?
- А я никогда им не был.
- Не был или не помнишь?
- Сказать тебе честно? Это одно и то же.
- Тебе не страшно с этим жить?
- Мне страшно оттого, что я не понимаю, зачем живешь ты? Затем, чтобы
дождаться момента и убраться в свою пустоту? Почему вы все существуете
лишь для того, чтобы погубить себя? Зачем вы стараетесь разрушить то, что
не вами создано, разрушить гармонию, для того чтобы убедиться в том, что
она существует? Пока на вишне не вырастут шишки, ты не поверишь, что это
вишня?
- Лучше ты мне объясни... если Аритабор не твое творение, то чье же?
- Того, кто хочет меня погубить. Больше я ничего о нем не знаю. Ты ведь,
правда, хочешь спасти меня?
- Альбертик! Этой цивилизации неизвестно сколько лет. В этом поединке мы
обречены.
- Нет никаких лет, поверь мне, хоть раз в жизни поверь! Время - это то,
чего всегда навалом, - бери, сколько надо, но сделай так, чтобы эта черная
дыра не засосала в себя все, что способно жить.
- Ты соображаешь, что говоришь? Это все равно, что мне сейчас выйти с
палкой против бомбы.
- О чем мы торгуемся, Голл? Разве у нас есть выбор? Неужели безумство хуже
погибели? Посмотри на Ареал. Он ведь оттого и жив до сих пор, что безумен.
Других причин нет. Спроси у кого хочешь... Не доверяешь людям - у Баю, у
Ксареса спроси... Они спасаются от той же самой пустоты, в которую тебя
затягивает.
- Успокойся.
- Разве ты не видишь, что я абсолютно спокоен!? - закричал Альба. - Я так
рассчитывал на тебя. После Аритабора ты мне казался единственным
спасением...
- Я сделаю что смогу... Если ты успокоишься и выслушаешь.
Альба умолк на полуслове, даже стиснул зубы, чтобы больше не выронить ни
единого звука.
- Но тебе придется кое-чем пожертвовать ради этого.
- Я готов, - кивнул Альба, и Голли положил ему руку на плечо, будто
опасаясь, что это нематериальное создание может в любой момент унестись на
небеса.
- Ты должен поверить в мой реальный мир. Убедить себя в том, что он есть.
Смирись, как хочешь, даже если это будет нелегко и получится не сразу. Без
этого я бессилен тебе помочь.
Альба ничего не ответил, но купол небесный не рухнул на земную твердь,
из-под снега не выросли банановые пальмы. Голли представить себе не мог, о
чем размышляет Альба, только почувствовал, как рука, лежащая на его плече,
непроизвольно напряглась, и никакое усилие воли не могло заставить ее
расслабиться. Такого свойства он прежде за собой не замечал, а потому был
не на шутку озадачен.
- Я попробую, - согласился Альберт.
- Вот и хорошо.
- Я постараюсь. Так какие у тебя еще есть доказательства существования
реального мира?
Не дождавшись ответа, Альба поднялся и начал медленно спускаться с холма,
а рука Голли осталась висеть в воздухе, пока он с силой не прижал ее к
себе и не ощутил долгожданное расслабление мышц.
"Все равно у него нос красный от мороза, - рассуждал Голл, - и ботинки
отца на нем протекают. К тому же велики... Почему они ему велики? Ведь это
не удобно. У него всего лишь аномальный креатив. Это не дает ему права
возомнить себя..." - он многозначительно развел руками, возвел взор к
небесам и остолбенел. Ветка дерева ощетинилась толстой хвоей. Голли
осторожно поднялся и подтянул к себе зеленую лапку, чтобы убедиться, что
это не бред, но укололся и вдохнул запах сосновой смолы с привкусом
красноватых плодов, которые собирал здесь на варенье каждое лето. И вместо
того, чтобы пойти домой спать в сопровождении самых противоречивых
видений, опустился на скамейку и просидел неподвижно до рассвета.
Глава 27
- Смотри, чего испугался? Все нормально. - Матлин подвел Голли к
смотровому стенду ботанической лаборатории, за пультом которого возвышался
Ксарес, рассматривая очерченную световым цилиндром сосну. Ландшафт
отодвинулся, и панорама показала весь спуск в почвенном разрезе от вершины
холма до усадьбы Гренса и ниже, в густой дремучий лес, дотягивающийся до
границы нижнего павильона.
- Вы намудрили с температурным режимом, - объяснил Ксарес, - вот оно и
дало мутацию. - Он еще раз пригляделся к дереву, даже опустил на глаза
маску, позволяющую разглядеть каждую иголочку. - Это адаптационный
экземпляр; способен мутировать от перепадов температуры. Пройдет время, и
на нем опять появятся листья. Мы сделали такие гибриды из нормальных
семян, опасаясь, что земные оригиналы не приживутся быстро. А потом
поленились убрать. Да и зачем? Если их искусственно не провоцировать, это
нормальные деревья.
Матлин в ответ на вопросительный взгляд Голли немедленно подтвердил все
сказанное как главный ботаник заповедника. А непрошеная сосна как торчала,
так и осталась торчать из склона холма, являя собой дополнительный
аргумент не в пользу существования реального мира. Но реальный мир тем не
менее не собирался сдавать позиций.
- Вы абсолютно в этом уверены?
Матлин с Ксаром ни на секунду не усомнились в своих гибридах.
- Что у вас там происходит, Голл? С тобой все в порядке? - забеспокоился
Матлин, будто по выражению лица Голла и так не было видно, что он в
отличном порядке и в полной ясности сознания.
Эту ясность сознания Голл старался сохранить в себе всю дорогу обратно,
чтобы тот же самый вопрос не услышать от отца, и дал себе слово, что
впредь, покуда Матлин не слезет с ЦИФовских пультов, никаких причин для
помутнения рассудка под сводами заповедника возникать не должно.
Старший Гренс не обратил на сына внимания, поскольку с раннего утра
самозабвенно орудовал рубанком в сарае, создавая гладкие доски для ремонта
прогнившего пола баньки. А Альберт столь же самозабвенно выгребал стружку
из-под верстака и утаптывал ее в мешок для растопки печи. Старший Гренс на
сына даже не взглянул, а лишь только больше насупился и еще яростнее
принялся шуровать рубанком.
- Тебе помочь, папа?
- Обойдемся.
- Тогда я приготовлю обед?..
- Не перетрудись, - огрызнулся Гренс, а Альба украдкой подмигнул Голли.
- Пойдем вечером за водопад, на дальний спуск? Пока снег еще не растаял. -
Предложил он.
- Этот снег никогда не растает, - проворчал старший Гренс, - здесь
наступила вечная мерзлота. У вас в ЦИФе что, теплотрассу разорвало?
- Мы больше никуда не пойдем... - ответил Голл, - пока не отремонтируем
теплотрассу. - И ушел в дом, плотно закрыв за собою дверь. Но Альба тотчас
же направился за ним, волоча полный мешок стружек.
- Можете покрасить табурет, - прокричал им вслед Гренс, - только не в
доме, а на террасе!
- Потом возьмем "миксер" и полетаем по заповеднику? - приставал Альберт к
Голлу Гренсу, неподвижно стоящему у замерзшего окна. - Найдем место, где
не будет свидетелей. - Он бросил мешок и встал рядом, пытаясь угадать
направление задумчивого фиолетового взгляда: то ли на черную тучу, висящую
над самой крышей, то ли сквозь нее далеко-далеко... - Ты ведь точно
знаешь, где можно...
- Что можно? - перебил его Голл. - Тебе можно только писать стихи, свежий
воздух на тебя дурно действует. А я уже ничего не знаю... Что можно? Где
можно? Нигде нельзя! Я могу не заметить... - он неожиданно замолчал, будто
опасаясь сболтнуть лишнее.
- ...Разорванный круг, - продолжил Альба, -
Все зима да зима.
Просто вырастут дети моих подруг,
И постареют дома.
Но когда меня спросят:
А где ж ты был? Не пора ли начать?..
Это очень коварный зигзаг судьбы -
Можно не отвечать...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг