- Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос, - обратился к нему Матлин,
присаживаясь рядом на ступени, - почему я тебя, дурака такого грозного,
такого опасного, не боюсь совершенно? Все боятся, а я не боюсь, - к чему
бы это?
Али стянул с себя мокрую рубаху, краденую у Матлина, которую тот недавно
привез с Земли, и вытер ею пот со своей физиономии. Под куполом павильона
собирались дождевые тучи.
- Это лишь потому, что я тебя, беспомощного и безобидного, ни разу как
следует не пугал.
- Вот как?
- А еще потому, что тебе здесь нечего терять, кроме своей беспомощности, -
Али очень нехорошо поглядел в глаза Матлину. Тот держался сколько смог, но
отвел взгляд первым и поразился, как можно из человеческого взгляда
извлечь столь мощный поток отвратительно-жутковатой проникновенности.
- Прекрасно, - ответил Матлин, - только никак не могу понять, что же тебе,
могучему, в этой жизни без меня не хватает?
- Поймешь. Этот день нами еще не прожит.
Эту фразу Матлин вроде бы когда-то от него уже слышал, но когда и в связи
с чем - вспомнить не мог, да и не время было погружаться в воспоминания.
Павильон уходил в сумерки, и первые капли дождя уже шуршали в кронах
растений.
- Пойдешь в Акрус навигатором?
- Пойду.
"Что-то не так", - подумал про себя Матлин.
- А вернешься?
- Вернусь.
- А безопасность экспедиции? Будешь прилично вести себя по дороге?
- Буду.
"Определенно, что-то не так", - что-то настораживало Матлина в этом
диалоге, только он никак не мог понять, что именно.
- А что за это попросишь?
Али оживился.
"Ага! Вот теперь в самую кучу".
- Кое-что попрошу.
- Проси.
- Ты отвезешь меня на Землю.
- Вот это да! Ты что, один заблудишься?
- Ты не понял. Мы отправимся туда вместе, о`кей?
- Ладно, только я не понимаю, зачем?
- Я не прошу тебя понимать, просто сделай это для меня.
- И все?
Али улыбнулся и кивнул.
- Только обещай мне не наследить там...
Али еще раз кивнул.
- Послушай, может, ты мне просто расскажешь, что со мной произошло?
- Не знаю.
- А про Короеда что-нибудь знаешь?
- Не знаю.
- Тогда какого черта ты собрался в Акрус? - психанул Матлин.
- Потому что ты попросил, - удивленно обернулся к нему Али.
- Врешь! Знаешь! Все ты знаешь и постоянно бессовестно врешь.
- Не смей мне повторять это слово. Если я не знаю, значит, не знаю, а если
будешь портить мне настроение - ищи другого навигатора.
Матлину стоило усилий удержать себя в руках. Али на него так действует?
Или состояние подкупольной атмосферы? Он считал, что давно избавился от
комплексов в общении с непохожими на него существами, но Али его раздражал
непонятным образом и очень сильно, возможно, именно тем, что был на него
похож.
- Ты - глупый лягушонок Маугли! Если я когда-нибудь перестану врать и
стану говорить одну только правду... - Али схватился за голову от
предчувствия той самой невысказанной правды, - тебе незачем будет жить...
Ты сам начнешь упрашивать меня соврать. Неужели ты не можешь понять: пока
я вру - у тебя есть шанс обойтись без моей помощи. Спроси у своего
шестирукого, в каких случаях врет мадиста. Он тебе объяснит лучше, чем я...
- Хорошо, не нужно ничего говорить вообще. Просто найди Короеда и верни
домой.
- Кажется, один раз я это уже сделал.
- Ты сделал паршивую копию. Нужен натурал, тот самый, такой же, как я...
- Честно сказать, не вижу разницы между хорошей копией и так себе
натуралом. Ты зря. Копия была отменной.
- Но отчего-то покончила с собой.
- Мне жаль. Возможно, ему приснился дурной сон.
- Может, ты хочешь сказать, что у меня есть шанс найти его самому?
- Я же сказал, что пойду в Акрус навигатором. Что тебе еще от меня надо?
УЧЕБНИК
ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ
Гуминомы.
"С тех пор, как ты забылся у Белой Воды, прошло ровно сто лет. Твои дети
выросли и оставили дом. Твои слуги разбрелись по каменным дорогам, а
друзья стали посещать нас все реже... Но не думай, что они забыли тебя или
сочли помешанным. Ты говорил им, что истина одна, а обмана - бесчисленные
множества. Ты думал, что правы все одинаково, а заблуждается каждый на
свой манер. Ты понимал, что существует творец и хранитель, который сильнее
и мудрее тебя, но не мог понять, зачем он сотворил тебя и хранит... Ты
искал его ошибки в парадоксах собственного бытия затем, чтоб открыть его
истинное лицо. Но звезды падали в цветы, а цветы тянулись к звездам.
Равнину Белой Воды устилал туман. Каждый твой жест, каждый шорох
скользящего с горы камня имел свою причину и не хотел отклоняться от
предначертанного ему, чтоб не сорвать вуали с лица, которое ты должен был
видеть раньше, чем появился на свет. Но жизнь подходила к концу, ты не
приблизился даже к краю вуали... Перед тем, как покинуть нас навсегда, ты
оставил свой "символ неизбежности" на глазной стене у каменной дороги,
идущей сквозь дом, сквозь земли, ведомые и неведомые тебе, у дороги,
которая всегда возвращается обратно. Ты написал на ней то, что казалось
тебе непререкаемой истиной: "Если Он есть - Он живет и дышит; если Он
видим - Он состоит из всех оттенков радуги; если Он справедлив - Он сам
себе и добро и зло; если Он чувствует - значит, Он бесконечно страдает; и
если Он существует - Его конец предопределен самим существованием."
"Бонтуанские летописи"
4-я Книга Искусств.
Тот, кто "покинул их сто лет назад", - имеется в виду представитель
особого рода существ, которых называют гуминомами. Смысл этого термина
полезно будет узнать именно теперь, несмотря на то, что действующими
лицами повествования гуминомы в ближайшее время не станут.
Эти существа появляются исключительно в бонтуанских фактурах и
исключительно при самых благоприятных для себя обстоятельствах, которые
хорошо описаны в многочисленных "теориях возврата", сторонником которых,
напомню, был Дуйль. Существует масса обстоятельств, способных уничтожить
фактурную цивилизацию "под ноль": от мутационных и селекционных порогов до
банальных астрофизических катаклизмов, от которых мы заранее
абстрагировались. Внутренние тупики естественных цивилизаций (более или
менее естественных, искусственные и фактурные хвосты здесь не
рассматриваются) в каждой из них имеют четкую цикличность, обусловленность
и элементарно просчитываются. Если один из этих барьеров обойти
невозможно, фактура отбрасывается в своем развитии назад, опять же, на
вполне просчитываемый уровень. (Существует своя методика расчетов
"возврата" для однотипных фактур. Но, к слову сказать, не припомню, чтоб
Ареал хоть что-нибудь, хоть когда-нибудь предпринял для предотвращения
такого "возврата". Скорей бывало наоборот, когда ситуация "возврата"
искусственно создавалась. Для того, чтоб Ареал вмешался в развитие
фактуры, нужны сверх серьезные причины, затрудняюсь даже привести в пример
какую-либо из них.)
При "возврате", скажем, средней степени тяжести имеет шанс уцелеть от 5 до
10% цивилизации и среды ее обитания. Естественные фактуры, как правило,
входят в Ареал, преодолев несколько таких барьеров. Искусственным
фактурам, безусловно, проще. Дуйль и многие его единомышленники находят
это мероприятие весьма полезным.
Гуминомы же, о которых идет речь, возникают при нескольких подряд
происходящих "возвратах" в самых ранних ступенях фактуры и держатся при
любых внутренних катаклизмах. Можно сказать, что именно стадия "возврата"
и является средой их существования. В стадии нормального (поступательного)
развития они чувствуют себя неуютно или пропадают вообще. Откуда они
берутся - вопрос спорный. Во всяком случае, в естественную эволюцию они
вписываются с трудом. Как будто бы они должны происходить от "человека"
так же, как "человек", в свою очередь, мог бы произойти от "обезьяны". Но
при более детальном рассмотрении вся эта теория летит к черту... как по
генетическим, так и по многим другим причинам. Ни под какие ветви мутации
их также подогнать невозможно. Эти существа обладают так называемой
"вскрытой генетической памятью" колоссальных размеров, грубо говоря,
передающейся по наследству и, как правило, хранят в ней все этапы развития
той цивилизации, на которой "паразитируют", даже если не являются
свидетелями этих этапов. Они умны, хитры, осторожны и чрезвычайно
недоброжелательно настроены к окружающему их миру. Внешне они вполне
фактуриалоподобны, но сроки их жизни в несколько раз превышают среднюю
продолжительность жизни фактуриала, и мозг функционирует иначе. Они более
уязвимы физически; если их много - то живут обособленными поселениями и в
свою среду обитания никого не допускают. Появление таких существ обычно
свидетельствует о приближающейся катастрофе, но интерес к ним существует
всегда. Тем более что обычным фактуриалам, как правило, неизвестно,
предвестниками чего эти существа являются.
Гуминомы, как явление, сами собой исчезают на верхних ступенях фактур.
Никаких перспектив (в понимании Ареала) не имеют, хотя их возможности
позволяют обойти изнурительные витки эволюции. Но, несмотря на свою
замкнутость и непредсказуемость, именно они подчас являются главным
стимулом интеллектуального прогресса фактуры. Особенно, если какой-нибудь
смышленый фактуриал каким-нибудь образом забредает в поселение гуминомов и
не бывает изгнан оттуда сразу. Если он живым и невредимым возвращается
обратно, то имеет хороший шанс стать, как это называется у нас, "гением
своей эпохи". Но если не гением, то, по крайней мере, гениальным
сказочником, что в сущности одно и то же... Только не на Земле. Земляне
отчего-то грешат излишним творческим прагматизмом и не любят сказок, в
которых не узнают себя. Но к особенностям Земли и к особенностям
бонтуанских фактур вообще мы еще не раз вернемся, а к гуминомам и подавно.
Глава 5
Из всех унизительных процедур, которым когда-либо подвергали организм
Матлина, эта, пожалуй, была самой унизительной. Суть ее можно было бы
определить так: его организм был критически пересмотрен в биолаборатории
ЦИФа, местами усложнен, местами модернизирован. Он был бы и упрощен
местами, если б на эти "места" Матлин заранее не наложил табу. С
химическим составом бионики определенно перемудрили. "Жить будешь долго",
- сказали они в напутствие, но когда Матлин поглядел на себя в зеркало и
это напутствие не показалось ему оптимистичным. Глаза высунулись из орбит,
волосы, с которыми он ни за что не пожелал расстаться, торчали, как
пластмассовый гребешок, а тело напрочь лишилось чувствительности и
приобрело неестественный сизоватый оттенок. Он был даже не прочь
расплакаться, но слез отчего-то не получилось, только глаза еще больше
высунулись из орбит. При этом он приобрел свойство совершенно
безболезненно протыкать себя насквозь и та жидкость, которой была
разведена его кровь, мгновенно регенерировала кожный покров на месте дырки.
Он с ужасом представлял себе обратную восстановительную процедуру и
содрогался от мысли, что такое возможно. Бионики ЦИФа с трепетным
восторгом разобрали его по жилке, по клеточке и по капельке, как
какой-нибудь старый телевизор. Ради творческого удовольствия они готовы
были совершить и обратный процесс. Матлину показалось, что эти умельцы,
выпустив его из лаборатории, тотчас принялись с нетерпением ждать обратно.
"Не дождетесь" - официально заявил Матлин. Но, как оказалось, расстроился
он преждевременно. Спустя неделю после старта корабля его внешность стала
возвращаться в норму: глаза "закатились" на место, кожа посветлела, даже
излишне побелела, волосы улеглись и слегка закучерявились, как прежде.
Чувствительность кожи восстановилась, но стала произвольно регулироваться:
могла возрасти до степени, когда малейшее колебание воздуха вызывало
ураган ощущений, или выполнить роль панциря, сквозь который болевой шок
был, в принципе, невозможен. Эти диапазоны Матлин исследовал все время
полета, пока Суф в свое удовольствие пилотировал, а Али в основном спал.
Когда не спал - то просто валялся на полу во втором пилотском отсеке и
бормотал себе под нос труднопроизносимые слова из русского лексического
запаса. Считалось, что таким образом он настраивает себя на предстоящую
работу. Временами он вообще ничего не соображал, ни на что не реагировал,
его можно было безнаказанно вынести из пилотской и упаковать в багажный
отсек. Но, очухавшись, он немедленно возвращался на прежнее место. "Не
трошь его зря, - говорил Суф, - и вообще, отойди от него подальше. Пусть
медитирует".
Все прекратилось, как только болф ввалился в шахту ближайшего к зоне
Акруса технопарка. Али выгнал Матлина из корабля и велел держаться
подальше. То, что они с Суфом проделали с внутренним оборудованием, не
сильно отличалось от надругательства над человеческим организмом в
биолаборатории. В обоих случаях, садистское направление замыслов было
очевидно - от прежней машины не осталось живого места. Они перебрали все,
прогнали на тестах и еще раз перебрали. Матлину было строго
регламентировано, в каких отсеках теперь появляться можно, а в каких "не
можно" и как следует себя вести, если на борту начнет происходить что-то,
с чем раньше ему сталкиваться не приходилось.
Али вел себя подозрительно безупречно. Может, оттого, что предвкушал свой
вояж на Землю, не столь невинный, как хотелось бы в это верить Матлину; а
может, потому, что ему было некогда проявить себя с плохой стороны. С
Суфом они общались исключительно молча. Точнее, у них не было причины
общаться между собой и Суф, как ни парадоксально это казалось сначала,
окончательно смирился с фактом присутствия Али в своей жизни. Тем более
что в этой экспедиции у него был свой интерес, гораздо более корыстный и
прозаичный, чем поиск пропавшего фактуриала - все новое оборудование болфа
оставалось ему в наследство, в бессрочное и безвозмездное пользование. Но
пока об этом знал только сам Суф, да еще Матлин слегка догадывался, как в
суфовой лысой голове уже зреет детальный и развернутый план похищения
этого добра так, чтобы это не стало достоянием широкой общественности. За
одни фильтры внешней защиты он готов был терпеть возле себя любую мадисту.
Но Матлин откровенно не понимал, чем эти фильтры лучше прежних и для чего
они вообще нужны.
Вместо предполагаемых трех с половиной месяцев полета они обошлись двумя,
несмотря на то, что порядка двух недель ушло на зависание у самого края
зоны в ожидании выгодной фазы ее пульсации. Подобных фаз можно было
дожидаться годами, и хорошие навигаторы предпочитали не ждать с моря
погоды. А тут - не то чтоб повезло, но если бы Али-Латин загодя не
предчувствовал нужную фазу, - вероятно, он бы просто не взялся идти в
Акрус. Но это лишь досужие домыслы Матлина, а досуга у него во время
полета было хоть отбавляй. Первый, самый опасный месяц путешествия он
провел как вампир в гробу, где его нежный организм, на всякий гадкий
случай, хранился от вредных проявлений зоны. Этот "гроб" был похож на
барокамеру размером с небольшую комнату в форме пули. Туда Матлин мог
взять с собой лишь походный спальник и несколько, так называемых, книг,
которые больше походили на кепку-компьютер - все, что было способно
подключаться к общим инфосетям ему было категорически запрещено. Зато с
"кепкой" можно было спать, есть, даже ходить по комнате, а то и
программировать свою виртуальность из имеющегося читательского архива.
Такие штуки стары как мир и особенно убийственны для фактуриалов, склонных
к неуправляемым полетам фантазии. Подчас, пристрастившись к таким вещам,
они отказываются вернуться в реальность. Снять с них эту "кепку" можно
было лишь вместе со скальпом, с черепом и налипшим на него веществом,
которое когда-то называлось мозгом.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг