Тем более гражданин Дюкло уже успел оповестить вождя красных колпаков, что
с ротой следует "сам" национальный агент Шалье. Я вздохнул и достал из
внутреннего кармана бумагу.
Меня подвели к Главному Колпаку: краснорожему верзиле, по виду -
типичному мяснику. Вождь смерил меня крайне подозрительным взглядом,
скривился и с явным недоверием уткнулся в документ. Шли секунды, и я не
без злорадства подумал, что грамотностью Главный Колпак не отличается.
Наконец красная рожа вновь скривилась.
- Не так составлено...
Этого я не ожидал, как, впрочем, и гражданин Дюкло. Он попытался было
возмутиться, но краснорожий вождь покачал головой:
- Не так, говорю! Ежели гражданин Шалье от Комитета безопасности
послан, то первым должен гражданин Вадье расписаться, потому как он
председатель, а не гражданин Робеспьер.
Я не испугался - пугаться мне нечего. Напротив, такая бдительность
позабавила, тем более я понял - Красный Колпак прав. Документ составлен не
совсем по форме. Но в то же время тот, кем я был прежде, твердо знал -
бумага настоящая. А подпись гражданина Робеспьера оказалась первой по
какой-то важной причине.
- Вот чего, - рассудил вождь. - Я сам с гражданином национальным
агентом поговорю. Наедине.
И вновь лейтенант пытался возразить, но я тут же согласился. Мне все
равно - почему бы и не поговорить с мясником из Сент-Антуана?
Синие шинели и красные колпаки отошли на несколько шагов. Мы остались
вдвоем. Вождь оглянулся и неожиданно подмигнул:
- Так что, отряд в твоем распоряжении, гражданин Шалье. Какие
приказания будут?
Похоже, я все-таки растерялся, но вовремя вспомнил, что молчание -
золото.
- Ищут тебя, гражданин Шалье. Мне гражданин Шометт так и передал:
встретишь, мол, гражданина национального агента - в его распоряжение
переходишь. Так сам гражданин Робеспьер приказал.
- А переодетые роялисты? - не удержался я.
Красная рожа расплылась в усмешке:
- Ну, то гражданину Эберу виднее! А тебе, гражданин Шалье, в Париж
возвращаться надо. Ищут тебя. Волнуются сильно.
Наконец, все стало ясно. Тот, чье удостоверение оказалась у меня в
кармане - важная персона. Настолько важная, что кое у кого не хватило
терпения дождаться его возвращения...
- Ежели надо, мы с тобой в Париж вернемся, - заключил Главный Колпак.
- А нет - дальше пойдем. Тут неподалеку целое кубло "белых" - добрые
патриоты рассказали. Мы уже одного попа взяли, как раз неподалеку...
Мяснику явно не хотелось возвращаться в Париж. Его ждала охота - и
куда более интересная, чем травля зайцев. Конечно, можно было вернуть этих
каторжников в Париж, но тогда придется возвращаться вместе...
- Можете идти дальше, - решил я. - Попа передадите лейтенанту
Дюкло...
- Ага! - красная рожа понимающе кивнула. - Только вы его - попа этого
- прежде чем "брить", поспрошайте. Он не из простых, чего-то явно знает.
Будет упираться - двиньте пару раз...
Дальше слушать я не стал и повернулся, чтобы подозвать гражданина
Дюкло.
Окончание этой истории можно было не смотреть. Я вернулся к повозке,
решив на привале поговорить с лейтенантом о пленном священнике. В конце
концов этот сын мебельщика верующий...
Все оказалось даже проще, чем я думал. Как только солдаты начали
раскладывать костры - на этот раз рота заночевали прямо в поле - Дюкло
отозвал меня в сторону.
- Не знаю, чего и делать, гражданин Шалье. Священник этот...
- А что - священник? - самым равнодушным тоном поинтересовался я.
- Странный он какой-то... Вы бы с ним сами поговорили.
Признаться, этого я не хотел. Не знаю почему, но разговарить с
несчастным не тянуло. Однако отказываться было нельзя.
- Хорошо. Так, говорите, странный?..
Священник сидел у костра, обхватив руками худые колени. Он и на
священника был не очень похож. В мохнатой пастушеской куртке, деревянных
башмаках, в странной войлочной шапке. Только волосы подстрижены не
по-крестьянски. Наверно, на этом бедняга и попался. Красные колпаки -
народ внимательный.
Я подошел поближе, не решаясь начать разговор. Почему-то меня
охватила странная робость. Мне уже нечего бояться - тем более этого
несчастного. Но что-то останавливало, не давало заговорить.
Сидящий у огня поднял голову, и наши глаза встретились. Не больше
мгновенья мы смотрели друг на друга - и вдруг случилось то, чего я никак
не ожидал. Священник отшатнулся, вскочил, рука поднялась вверх.
- Изыди!
- Святой отец! - растерялся я. - Мне надо с вами...
- Изыди! - большие темные глаза блеснули. - Изыди, откуда пришел,
посланец ада!
Я облегченно вздохнул. Бояться нечего. Кем, кроме посланца ада, может
быть для неприсягнувшего священника национальный агент Шалье?
- Святой отец, - повторил я. - Мы должны разобраться. Может...
Вероятно, вы арестованы незаконно...
- Я не верил... - священник медленно провел ладонью по лицу. - Прости
мне неверие мое, Господи... Ты, мертвец, притворившийся живым, ты,
посланец Сатаны, уйди! Vade retro!
Я похолодел. На миг темная фигура у костра исчезла, превратившись в
неясный колышущийся силуэт. И вдруг мне почудилось, что это я стою у
костра, на мне косматая пастушеская куртка, а передо мною в неясном свете
огня - жуткая нелепая фигура, словно сошедшая с фрески Страшного Суда.
Вздутое посиневшее лицо, покрытое трупными пятнами, скрюченные руки с
искривленными отросшими ногтями, лопнувшая на груди рубашка, покрытая
почерневшей кровью. Ноздри ощутили омерзительный запах разложения.
"Господи! Уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе..."*
__________________________________________________________________________
* Ин 13,39.
__________________________________________________________________________
Ничего не соображая, я зажмурил глаза и быстро перекрестился. Когда я
вновь осмелился взглянуть, все вернулось на свои места. Костер, испуганный
человек в пастушеской куртке...
- Ты не обманешь меня крестным знамением, нелюдь! - голос священника
звучал хрипло и тихо. - Уйди прочь! Вернись к тому, кто прислал тебя...
Странно, я досадовал, что бравые ребята из роты Лепелетье никак не
могут понять, кого они нашли возле лионской дороги. Но теперь, когда
передо мною, наконец, был зрячий, меня объял ужас.
- Отче! - в отчаянии воскликнул я. - Я добрый католик! Я... я был
добрым католиком! Я не виноват! Я сам не знаю, что происходит!
Священник упрямо потряс головой. Я рванул рубашку, чтобы показать
крест, который, как я хорошо помнил, должен висеть на груди - серебряный
крестик с чернью на тонкой цепочке - но пальцы поймали пустоту. Креста не
было. И тут я сообразил, что его не было и прежде - с того момента, как
меня окликнул лейтенант Дюкло. Этот крестик принадлежал тому, кем я был
раньше...
- Святой отец! - я с трудом перевел дыхание. - Кем бы я ни был, я
хочу вам помочь. Я хочу помочь...
Но ответа я не дождался. Священник медленно опустился на колени и
закрыл глаза. Я понял - он беседует с Тем, Кто не пустил меня на такое
близкое небо...
- Что с вами? - озадаченно поинтересовался лейтенант Дюкло. - Вы,
гражданин Шалье, извиняюсь, белый весь!
- Белый? - грустно усмехнулся я. - Не синий?
- Все мы "синие"! - рассмеялся лейтенант. - Мне этот поп так и сказал
- мертвец ты, мол, лицо у тебя синее... Или черное, уже не помню. Я потому
вас и позвал...
- Так он... И вам такое говорил?
- Ну да! - гражданин Дюкло покачал головой. - Я представился, а он:
мертвец ты, и рота твоя - мертвецы. Уйди, мол, в ад, откуда пришел...
Внезапно я почувствовал облегчение - невиданное, невероятное.
Несчастный просто сошел с ума! Он ничего не понял! В его глазах я обычный
"синий", которых его больной разум посчитал - всех, скопом - синерожими
упырями.
- Наверно, те, из Сен-Антуана с ним переусердствовали, - осторожно
заметил я.
- Они могут! - охотно согласился лейтенант. - Так чего с попом делать
будем? Его в Биссетр* надо - там таких и держат!
__________________________________________________________________________
* Биссетр - тюрьма в Париже, где содержали душевнобольных
преступников.
__________________________________________________________________________
- Если он действительно неприсягнувший, - напомнил я, - его отправят
не в Биссетр, а на гильотину.
- Да всем им, неприсягнувшим, туда дорога, - неуверенно начал
лейтенант. - Хотя жалко - он ведь больной, за себя не отвечает... Но я
ведь не могу его отпустить!
Да, отпустить пленного гражданин Дюкло не имел права. Расстрелять -
мог, а вот отпустить - нет. Лейтенант задумался, а потом махнул рукой.
- А, чего мы все о такой ерунде! Гражданин Шалье, бледный вы
какой-то... Выпить бы вам!
- Лекарства? - начал было я, но по усмешке гражданина Дюкло понял,
что речь идет не о лекарстве. Точнее, не о том, что мог бы прописать
ротный лекарь гражданин Леруа.
Лекарство оказалось в огромной бутыли из темно-синего стекла. Сержант
Посье, которому была доверена борьба с пробкой, возился подозрительно
долго, но наконец одержал-таки победу над непокорным сургучом. Гражданин
Дюкло нетерпеливо хмыкнул, подставил кружку и протянул мне:
- Вы первый, гражданин национальный агент! Пять ливров против одного,
что не угадаете...
- Состав лекарства? - уточнил я, покосившись на гражданина Леруа,
нетерпеливо поглядывавшего то на кружку, то на бутыль. Я решил никого не
томить и поднес кружку ко рту.
- Осторожней! - запоздало предупредил доктор. - Это не вино, это...
- Овернский грапп, - я выдохнул воздух и несколько секунд ждал, пока
успокоиться огонь, вспыхнувший у меня в желудке.
- Угадали, - разочарованно вздохнул лейтенант. - Видать, повидали вы
свет, гражданин Шалье! Эх, пропали пять ливров!
Я только хмыкнул, сообразив, что действительно знаю, что это -
овернский грапп, причем не самый лучший, поскольку настоящий грапп никогда
не дерет так горло. Значит, этот скорее всего не из южной Оверни, а с
севера, да и виноград не самого удачного урожая.
Тем временем кружка пошла по кругу, причем гражданин Леруа так и не
решился выпить полную, заявив, будто медицина давно установила, что вина
если и полезны для здоровья, то только в небольших дозах, а грапп - даже
не вино, а просто издевательство над виноградом. Он же предпочитает помар,
в крайнем случае кло-де-вужо, но исключительно из Бургундии. Тут уж не
выдержал сержант Посье, с возмущением заявивший, что помар пусть пьют
монашки в обители святой Цецилии, а кло-де-вужо из Бургундии годится
исключительно в качестве уксуса. Кло-де-вужо можно пить лишь то, что
изготовлено на западе Шампани, а лучше и его не пить, а пить светлое
воллене из той же Шампани. Если же употреблять что-нибудь из бургундских,
то исключительно нюи, но не всякого урожая, а лучше всего 1779 и 1783
годов.
Этот выпад привел гражданина Леруа в изрядное волнение, и он решил
прибегнуть к авторитету науки, сославшись на мнение какого-то Себастьяна
Мерсье,* а уж Себастьян Мерсье лучше знает, какие вина во Франции стоит
пить, а какие - нет...
__________________________________________________________________________
* Себастьян Мерсье - ученый, составил подробное описание Франции.
__________________________________________________________________________
Увидев, что дело дошло до Себастьяна Мерсье, лейтенант Дюкло
подмигнул мне и заявил, что этот Мерсье - явный аристократ, а патриоты
должны пить исключительно грапп, после чего предложил выпить по второй,
причем по полной.
Вторая кружка граппа разом сняла все вопросы. Доктор, изрядно
покраснев лицом, прикрыл глаза, вероятно, уйдя в размышления о науке, а
лейтенант с гражданином Посье внезапно заговорили о театре. Похоже, это
было продолжением давнего спора, начатого не сегодня и не вчера. Предмет
дискуссии поначалу меня удивил, но затем я понял: санкюлоты из Внутренней
армии верны себе - сержант решительно заявил, что гражданин Шометт,
прокурор Парижа, должен, наконец, озаботиться и закрыть большинство этих
вертепов, а еще лучше - все. Актеров же, предварительно изъяв из их среды
явных контрреволюционеров, должно направить на изготовление селитры и
рытье братских могил на Блошином кладбище.
Такой максимализм не пришелся по душе лейтенанту. Он считал, что
театр - надежное подспорье в деле патриотического воспитания всех добрых
французов, а посему надлежит лишь запретить ненужные и вредные
произведения слуг деспотизма - всяких там Корнелей, Расинов и прочих
Мольеров (что, впрочем, гражданином Шометтом уже сделано), изъять из
прочих пьес старорежимные обращения "сударь" и "господин", заменив
понятными и близкими каждому патриоту словами "гражданин" и "товарищ" (что
тоже сделано, хотя и не всюду) и следить, чтобы не ставились такие
контрреволюционные пьесы, как "Друг законов". Впрочем, лейтенант был
полностью согласен с необходимостью революционной чистки театров. По его
мнению, следовало первым делом отправить под "бритву" весь бывший
Королевский театр в полном составе, что, впрочем, тоже делается, ибо
большая часть актеров-контрреволюционеров уже арестована.
Придя к частичному согласию, гражданин Дюкло и сержант предложили
выпить за друга санкюлотов гражданина Шометта, а заодно и за гражданина
Ру.* Я не стал спорить и походя поинтересовался, не знают ли уважаемые
граждане улицу Синий Циферблат. Или площадь. Или переулок. Там, как я
пояснил, находится какой-то театр, весьма патриотический по духу, который
мне очень советовали посетить.
__________________________________________________________________________
* Ру - священник, вождь парижских рабочих. Арестован якобинцами,
впоследствии покончил с собой в тюрьме.
__________________________________________________________________________
Патриоты глубоко задумались, а затем покачали головами. Увы, такой
улицы, равно как площади или переулка, они не знали. Название же сочли
хотя и не контрреволюционным, но весьма странным. Во всяком случае, ни в
предместье Сен-Марсо, ни в Сент-Антуане, ни в центре Парижа подобного
названия они не встречали. Сходить же мне лучше всего в театр имени
Марата, где ставят такие патриотические пьесы, как "Проводы добровольцев в
Северную армию" и "Дерево Свободы".
Третья кружка граппа, да еще без закуски - вещь серьезная. В
гражданина Леруа ее пришлось попросту вливать, после чего ротный лекарь
стал из красного пунцовым и медленно осел на расстеленный на земле плащ.
Остальные остались сидеть, но речь их начала немного походить на наречие
ирокезов. Я почти перестал вслушиваться, отвернулся, вдохнул холодный
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг