каждая. Испанский табак, но не темный, а легкий, ароматный, не чета
грубому трубочному.
__________________________________________________________________________
* Папелито - нечто среднее между сигарой и папиросой.
__________________________________________________________________________
На радостях я купил всю коробку и с удовольствием сделал первую
затяжку. Выходит, такому как я, все-таки кое-что может доставить
удовольствие. Похоже, привычки не умирают вместе с человеком. Мне даже
показалось, что табачный дым напоминает мне о чем-то давнем. Я
пристрастился к папелиткам не здесь, во Франции, но и не в Испании. Там,
где я впервые закурил, было полно трубочного табака, самого лучшего,
вирджинского, но я стал курить именно папелитки. Кажется, я даже спорил на
эту тему с моим другом... Нет, с моим бывшим другом, с которым мы потом
почему-то поссорились. Я говорил ему, что здесь, в Вирджинии, курят даже
барышни, а он усмехался и пытался доказывать дикую нелепицу, будто курение
вредно для здоровья. Эту чушь ему поведал некий докторишка из Бреста, где
мой друг когда-то командовал полком. Да, он усмехался и уверял меня...
"Через пять лет вы пожелтеете, как китаец, Франсуа! И не жалко вам
легких!.."
Я вспомнил! Франсуа. Мое имя! Не Жан Франсуа, как написано в
сложенной вчетверо бумаге, а просто Франсуа! Нет, не просто! За Франсуа
должен был следовать долгий шлейф имен - второе, третье, четвертое, даже,
кажется, пятое. Как у моего друга, которого звали Мари Жозеф Поль Ив Рок
Жильбер дю Матье де Ла Файет. Маркиз де Ла Файет, с которым мы вместе пили
дрянное виски в штате Вирджиния, недалеко от деревени Маунт-Вернон...
Да, я вспомнил. Мой бывший друг, Мари Жильбер де Ла Файет четыре года
назад предал Родину и Короля, перейдя на сторону мятежников и убийц.
Наверно, я ненавидел его, но теперь ненависть ушла, и я горько пожалел,
что его сейчас нет рядом. Он бы помог - ведь там, в Америке, мы помогали
друг другу во всем. Под Йорктауном, где мы обложили лорда Корнуэллиса,
Мари Жильбер командовал дивизией, а я...
Но тут источник памяти, столь щедро напоивший меня в этот вечер,
иссяк. Наверно, это к лучшему, поскольку и того, что я вспомнил, было
более чем достаточно. Меня звали Франсуа. Франсуа... Именно так должен был
позвать меня Всевышний после того, как я встретился со смертью по имени
Бротто. Но меня не позвали. Тот, кто носил когда-то имя Франсуа, не сделал
того, что должен, в чем поклялся...
Да, поклялся! Даже странно, что я понял это только сейчас. Там, в
оставшейся позади жизни, я в чем-то поклялся, и эта клятва не исполнена до
сих пор. Но я не могу ее нарушить, хотя и не помню, какой я дал обет. Ясно
одно - это как-то связано с "Синим Циферблатом". Клятва не отпускает меня,
она сильнее смерти, важнее вечного блаженства...
Я попытался успокоиться. Может, это все было именно так. А может -
это всего лишь догадка, такая же смутная, как тени, что обступили меня,
загораживая близкое - такое близкое! - небо.
На площади, куда я все-таки завернул, произошли немалые перемены.
Столы исчезли, толпа потеснилась в стороны, а в центре, неподалеку от
Дерева Свободы, собралась небольшая группа людей, весьма несходных друг с
другом.
В центре стоял толстяк в распахнутой офицерской шинели - командир
эскадрона. Рядом с ним терся блеклого вида худощавый субьект в черном
английском пальто и криво сидевшей шляпе. А за ними трое здоровяков с
палашами наголо охраняли двоих - связанных, с черными повязками на глазах.
Подсказки не требовалось. Я уже успел услыхать, что в скоротечном бою
удалось взять двоих пленных. Очевидно, славные драгуны Западной армии
решили завершить праздник достойно, по-якобински.
Поискав глазами, я нашел лейтенанта Дюкло, стоявшего в первом ряду, и
поспешил отойти подальше. Того и гляди этот сын мебельщика не вовремя
вспомнит, что я - национальный агент, и предложит стать поближе. И тут я
впервые по-настоящему пожалел, что мертв. Будь я жив, будь я не один, будь
у меня хотя бы пистолет! Но пистолет, конечно, не поможет. Мне скрутят за
спиной руки и поставят рядом с этими двумя. Конечно, убить меня не смогут,
но смерть, которая сейчас навестит эту площадь - не моя смерть. Ее не
зовут Бротто...
Худощавый субъект махнул рукой. Постепенно толпа стихла, и тип в
английском пальто, достав из-за пазухи внушительного вида бумагу, принялся
что-то выкрикивать. Я не стал вслушиваться. Все и так ясно: Республика
Единая и Неделимая... Враги нации, схваченные с оружием в руках...
Впрочем, что-то в этой страшной сцене было не так. Да, я видел такое -
совсем недавно, когда был еще жив, но видел не совсем то или не совсем
так. Обычно эти разбойники используют гильотину. Ее даже таскают с собой -
"бритва", как я помнил, полагается каждому полку, а то и батальону. Но
сейчас ее не оказалась, и на этих пленных ребят придется тратить свинец...
Да, гильотины не было, но мне показалось, что я видел и такое - но как-то
иначе. Сейчас этот мерзавец дочитает свою бумагу, кивнет толстяку в
шинели...
Толстяк что-то приказал - впрочем, что именно, я понял, хотя и не
слышал слов. Конвоиры отошли в сторону, и шеренга солдат с мушкетами
шагнула вперед. Да, что-то в этой сцене было не так. Конечно! Драгунам
мушкеты на полагаются, и те, что сейчас будут стрелять, вовсе не драгуны,
а знакомые ребята из роты Лепелетье. Похоже, победители решили сделать
небольшой подарок лейтенанту Дюкло. Они разбили врага, но честь
расстрелять безоружных предоставлена их братьям-патриотам из Внутренней
армии. А может, этот толстяк-капитан и его люди просто не хотят пачкать
руки. В конце-концов, они солдаты, а не каратели...
Те двое стояли неподвижно, и на груди у одного я разглядел небольшое
пятнышко, похожее на кровь. Но это не кровь. Даже издалека я догадался -
вырезанное из красного шелка изображение сердца с королевским вензелем в
центре. Когда-то и я носил такое. Святое Сердце, знак армии, оборонявшей
Лион...
Я затаил дыхание. Да, все так и было! На моей груди - знак Святого
Сердца, я стою перед шеренгой солдат, правда глаза мои не завязаны, и я
вижу красные от водки лица с безумными вытаращенными глазами. Офицер в
синей шинели командует: "Огонь!"...
Тот, что стоял слева внезапно поднял голову. Его крик: "Да
здравствует Король!" слился с воплем толстяка. В уши ударил грохот...
Я закрыл глаза. Нет, мне нельзя видеть такое. Я вновь пережил свою
смерть, только прежде видел ее совсем по-другому. Не со стороны, не из
безопасного далека, а лицом к лицу, и вспышки выстрелов ослепили меня,
бросив на землю. Да, так я встретил смерть. Смерть по имени Бротто...
- Гражданин Шалье! Гражданин Шалье!
Я открыл глаза и понял, что лежу на знакомой повозке, укрытый двумя
синими шинелями, а рядом со мной - кому же еще быть? - лейтенант Дюкло.
- Вы слышите меня? Гражданин Шалье!
- Слышу...
Я приподнялся и обнаружил, что уже утро, и мы вновь не торопясь
двигаемся по дороге. Оставалось поинтересоваться, что со мной
приключилось, но лейтенант поспешил внести ясность:
- Вы всю ночь без сознания пролежали. И весь вечер. Мы уже не знали,
что делать...
Весь вечер? Значит, меня не было на площади? Я пошарил рукой и
нащупал знакомую деревянную коробку. По крайней мере, испанские папелитки
мне не привиделись...
- А что было вчера?
- Праздник, - Дюкло пожал плечами. - Погуляли с гражданами драгунами!
Жаль вас не было, гражданин Шалье!
Вчера был праздник... Значит, расстрел мне привиделся? Или для этого
санкюлота праздника без казни не бывает?
- Они... Драгуны разбили... какой-то отряд, - неуверенно начал я, и
лейтенант согласно закивал.
- Да! Этих - из Святого Сердца. Ну, они уже не опасны! С тех пор, как
мы Руаньяка "побрили"...
Фамилия внезапно показалось знакомой. Или это тот, кто подсказывает
мне, поспешил внести ясность?
- Маркиз де Руаньяк, генерал-майор армии Его Величества, был
гильотинирован в Лионе...
- Точно! - Дюкло рассмеялся. - Жаль, что увидеть не пришлось! Мы как
раз его шайку добивали! "Побрили" маркиза! Теперь его армии конец!
Говорят, гордый был - страх! На эшафоте чуть ли не целую речь произнес!
Ну, ничего, теперь пусть сколько хочет болтает со святым Петром!
- Нет... - я помолчал и вдруг понял, что знаю об этом.
- Маркиз де Руаньяк ничего не говорил на эшафоте. На нем был белый
солдатский мундир и знак Святого Сердца. Говорил его друг, виконт
Пелисье...
Слова замерли на языке. Почему-то вдруг стало страшно, хотя я ничего
не помнил - ни эшафота, ни красного знака на белом мундире. Тот,
оставшийся вдалеке, в очередной раз подсказал мне, но от этой подсказки
стало не по себе. Наверно, я знал маркиза. Или по крайней мере видел его -
на мне ведь тоже когда-то был знак Святого Сердца...
- А-а-а! - охотно подхватил Дюкло. - Вы, наверно, гражданин Шалье,
тогда в Лионе были! Вам ведь по должности положено!
Я не очень помнил, что положено по должности национальному агенту, но
на всякий случай кивнул.
- Хотел бы я посмотреть, как этого белоручку "брили"! - лейтенант
вздохнул. - Мы же с ним два месяца воевали! Ни дня покоя! Пресси* - тот в
городе отсиживался, а Руаньяк - то здесь, то там! Все в спину ударить
норовил! Сколько раз за ним гонялись, а он - словно привидение! Ночью
здесь, а наутро - в двадцати лье! Наши уже шутить начали, что он не
человек, а призрак. Его так и звали - Оборотень!
__________________________________________________________________________
* Пресси - полковник, один из руководителей обороны Лиона.
__________________________________________________________________________
Я постарался усмехнуться. Это, похоже, задело гражданина Дюкло, и он
обиженно хмыкнул:
- А как еще сказать? Я ведь сам видел! Прижали мы его однажды к самой
Луаре. У Понт де Вель это было, в начале октября...
Похоже, в горячке спора гражданин Дюкло внезапно вспомнил, как
правильно называть месяцы.
- Два дня с ним возились, а он таки прорвался, мерзавец! Мы в Лион
вернулись... Ну, не в Лион, там еще "белые" были, а к Тарантану, это в
двух лье... Так в ту самую ночь, когда мы под Понт де Велем дрались,
Руаньяк лично наших под Лионом атаковал! Его все узнали - он без шляпы
был... Оборотень! Говорят, один патриот его выследил и Святым Крестом
припечатал, а то бы ушел...
Я мысленно пожалел, что пока был жив, не добрался до этого, столь
догадливого "патриота". Впрочем, заинтересовало другое.
- Гражданин Дюкло, честно говоря, странно слышать! Оборотни,
привидения, Святой Крест...
- Оборотень! - упрямо повторил лейтенант. - Это уж точно!
И вдруг мне стало не по себе. Этот молодой парень с кашей в
бестолковой башке не так и ошибается. Я не встречал оборотней, но знал,
что по земле бродит неупокоенный мертвец. Мертвец, которому почему-то
очень надо найти какой-то "Синий Циферблат"...
- Я и не скрываю, что верующий, - продолжал Дюкло, немного сбавив
тон. - Да разве я один? В каждой деревне все верят, и даже в нашей роте,
считай, половина! А как же иначе? Вот гражданин Робеспьер правильно
говорит: атеизм дворяне придумали, чтобы распутству предаваться и народ
обманывать!
Робеспьер... Четкая, ясная подпись на сложенном вчетверо документе...
Я понял, что когда-то ненавидел этого человека. Но не просто ненавидел.
Почему-то он меня очень интересовал. Нет, не так! Тому, кем я был раньше,
этот якобинец был нужен, даже очень нужен!
- Если священник присягу принял, то пусть служит, - похоже, эта тема
явно волновала лейтенанта. - Все зло от тех попов, что присягать не хотят.
Недаром гражданин Робеспьер говорит, что надо принять закон о свободе
совести...
И тут я понял, почему интересовался тем, кто первый расписался на
моем документе. Робеспьер - самый умный и самый опасный из всей шайки,
захватившей власть во Франции. Этот осла с с митрой между ушами по улице
водить не будет! Он прекрасно понимает, как дорог Бог простым людям - и
вандейским крестьянам, и лионским мастеровым, и даже лейтенанту Дюкло из
Сен-Марсо...
- Ну вот, - подытожил мой собеседник, - ежели выходит, что Бог есть,
значит, и Дьявол имеется. И такие, как Руаньяк, с Дьяволом спутались,
потому что иначе им Республику не победить. Ну, да теперь уже все в
порядке! Тому патриоту, что маркиза этого на эшафот притащил, надо
памятник из золота ставить!
Развивать эту тему дальше я не стал, а лейтенанта отвлек кто-то из
его орлов, в очередной обнаруживший, что колесо у одной из телег вот-вот
слетит. Жалко лишь, что не удалось повернуть этот странный разговор в
столь нужном мне направлении - к "Синему Циферблату"...
Ближе к вечеру рота внезапно остановилась. Где-то впереди послышались
громкие голоса, крики, и тут грянул выстрел. Я даже не открыл глаза,
привычно отметив, что стреляли не из пистолета, но и не из мушкета, а
из-чего другого, не иначе - охотничьего ружья. Крик повторился, затем
голоса, пошумев, постепенно стихли. И тут все-таки глаза пришлось открыть.
Подоспевший сержант передал мне просьбу гражданина Дюкло - лейтенант
просил подойти в голову колонны.
Вначале я ничего не понял. Колонна уперлась в небольшой мостик,
который оказалася перегорожен двумя опрокинутыми телегами. За телегами
толпились странного вида личности, которых я вначале принял за
разбойников. Причем не нынешних, а за тех, что описываются в детских
книжках. Бородатые, в чем-то напоминающем черные трико, в жутких красных
колпаках, которые обычно носят каторжники. Солдаты роты Лепелетье по
сравнению с ними смотрелись истинными гвардейцами.
Дюкло был тут же, наскоро объяснив ситуацию. Оказывается, я не очень
ошибся. Перед нами были все-таки разбойники, правда не книжные, а самые
обыкновенные - отряд из предместья Сен-Антуан в полной санкюлотской
амуниции. Приглядевшись, я понял, что уже видел подобные чучела. Трико
называлась "карманьолой", а красный каторжный колпак - колпаком Свободы.
Перегороженная же телегами дорога объяснялась совсем просто. Два дня назад
в одной из газет (лейтенант Дюкло тут же уточнил - в "Отце Дюшене",
издававшемся гражданином Эбером*), кто-то, чуть ли не сам гражданин Эбер,
тиснул статью о том, что отряд роялистов из армии Святого Сердца
переоделся в "синюю" форму и идет прямо на Париж. Прочитав сие откровение,
в Сент-Антуане ударили в набат, поспешив послать несколько отрядов в
красных колпаках наперехват. Попытки объясниться с красными колпаками
оказались на редкость неудачны. В том же номере газеты было напечатано,
что рота Лепелетье - краса и гордость санкюлотов из Сен-Марсо -
возвращается в Нант, дабы добить проклятых шуанов. Посему вождь красных
колпаков решил проявить бдительность, и дело дошло, как я и слышал, до
пальбы - правда, покуда в воздух.
__________________________________________________________________________
* Эбер - журналист, якобинец, крайний "левак", руководитель клуба
кордельеров.
__________________________________________________________________________
История меня позабавила, и я мысленно поздравил гражданина Эбера.
Хорошая вышла статья! Жаль, что все рано или поздно разъяснится. Для
разъяснения меня и пригласили - лейтенант вовремя вспомнил о бумаге со
страшными подписями.
Менее всего хотелось вмешиваться, но стало ясно - деваться некуда.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг