том свете узнаю! Вначале, признаться, чуть не спятил. Отвык от такого в
эпоху, так сказать, диалектического материализма... А потом понял: нет, не
спятил! И ты, Миша, не самозванец! Именно ты меня за уши таскал...
- Был грех! - хмыкнул барон, которому совершенно расхотелось играть в
собственного правнука. - А нечего было наушничать, Славик!
- Но ты же погиб, Миша... - еле слышно выговорил старик. - После
войны Ксения искала тебя, ездила в Харьков, потом в Таганрог. Ей сказали,
что ты погиб еще в 19-м. Ты был курьером, возил какие-то секретные депеши,
и однажды не вернулся... Володя так гордился тобой! У него всегда висела
твоя фотография. И в 20-х, и даже потом, когда началась эта мясорубка...
- Не надо... - слышать о сыне, которого он запомнил шестилетним, Корф
был не в силах.
- Я не знаю, почему ты здесь, Миша, - вздохнул Ростислав Вадимович. -
Кто прислал тебя... и за кем.
- Брось, Славик! - нашел в себе силы усмехнуться барон. - В наш век,
как это вы называете... научно-технического прогресса... принимать меня за
тень отца Гамлета! Это забавно...
- А хотя бы и так... Я очень рад тебя видеть, Миша.
Давние знакомые, постепенно оставив патетический тон, разговорились о
делах давних и не очень. Говоруха все больше жаловался на маленькую
пенсию, грубость нынешней молодежи и соседей по коммуналке. Корф не стал
спорить об этих абстрактных для него материях и, дабы не смущать старика
невероятными событиями, приключившимися с ним самим, походя посетовал на
казус с латинской рукописью. Барон был почти уверен, что после семи
десятилетий комиссародержавия найти в Столице латиниста не представляется
возможным.
- Мне бы твои проблемы, Миша, - покачал головой Говоруха. - Давай
свою рукопись. Я ведь филолог, - правда германист, но уж как-нибудь
попытаюсь. Я полвека в университете преподавал, пока на пенсию не выперли.
И просил я их... Хоть бы почасовку оставили, но куда там!..
- Что за выражение, пардон, "выперли"! - возмутился барон, вспомнив
лопоухого гимназиста Славика. - Ты же филолог! Помилуй, у нас в гимназии
за такие выражения...
- Извини, Миша, - покорно кивнул старик. - С моими соседями и не тому
научишься. Полный декаданс...
На следующий день барон, Мик и Говоруха встретились в библиотеке.
Накануне Корф вернул правнуку нож и долго обучал его искусству ношения
холодного оружия. Теперь куртка юного Плотникова внешне выглядела
совершенно безупречно. Рукопись Овернского Клирика изучали уже втроем.
Говоруха, надев очки с сильными диоптриями, внимательно всмотрелся в
изящные буквицы и поинтересовался, требуется ли полный перевод текста,
общее изложение или отдельные фрагменты.
В иное время барон, да и Мик, не возражали бы против редкой
возможности прочитать целиком такую уникальную рукопись, но оба понимали,
что это может занять не одну неделю. Поэтому Мик попросил Ростислава
Вадимовича найти то место, где говорится о заклинании, применявшемся
святым Иринеем для воскрешения умерших. Говоруха, прикинув толщину
рукописи, пообещал позвонить через несколько дней.
Тем же вечером в квартире Лунина собралась вся компания. Фрол привел
Лиду, которая пришла с внушительного вида папкой. Там оказались ее новые
работы, а также рисунки Фрола. Картины Лиды рассматривали долго. Келюс
одобрительно кивал головой, но от комментариев воздержался; барон чесал
подбородок и вежливо помалкивал; Кора, сдержано похвалив, также не стала
вдаваться в подробности. Зато Мику увиденное чрезвычайно понравилось. Он
заявил, что лучшего "сюра" видеть ему еще не приходилось, и вообще, это
"атас" и "кайф", после чего посоветовал найти подходящего покупателя среди
многочисленных "баксовых" гостей Столицы.
Затем были продемонстрированы рисунки Фрола. Дхар смущенно смотрел в
сторону, но рисунки, по общему мнению, были хороши. В основном, дхар
рисовал портреты и небольшие пейзажные зарисовки. Мик вежливо молчал, но
по его виду становилось ясно, что "сюра" в данном случае ему явно не
хватает.
- А вот еще, - Лида достала последний лист. - Это Фрол вчера
нарисовал...
- А вот это - сюр! - первым подал голос Плотников. - Ну, Фрол
Афанасьевич, вы прямо Дали!
Келюс ничего не сказал, хотя увиденное не оставило его равнодушным. С
рисунка глядело жуткое чудище, отдаленно напоминающее первобытного
человека, но огромное, заросшее шерстью, с раскинутыми мохнатыми лапами.
Глаза чудища горели, страшная клыкастая пасть щерилась.
- Однако, - односложно оценил барон. - Лихо вы это, Фрол!..
Кора все это время молча смотрела на Келюса. Тот незаметно кивнул;
оба сразу сообразили, что имел в виду дхар.
- Это наш, как его... Ну, родовой знак, - начал пояснять Фрол,
обращаясь главным образом к барону и Мику. - Ну, как его, тотем, елы...
Мне дед рассказывал...
Мик, похоже, что-то понял и поглядел на дхара уважительно, даже с
оттенком боязни. Только Лида и барон так и не взяли в толк, что дхар
попросту нарисовал автопортрет.
- Круто, воин Фроат, - резюмировал Келюс. - Это можно сразу на
выставку.
- Я ему говорила, - загорячилась Лида, кивая на молчавшего дхара. -
Можно договориться, хотя бы у нас, на Малой Грузинской. И вообще, Фролу
нужно учиться.
- Вот, елы! - не выдержал дхар, слышавший это явно не впервые. -
Хватит уже, выучился! Один техникум, в карету его! Снится даже... Я, Лид,
просто вижу - и рисую. И чего тут особенного?
- Акын, - прокомментировал Лунин. - Вообще-то говоря, загнать бы твои
шедевры, воин Фроат, не мешало. Не при дамах будь сказано, наши депансы...
- Да я что? - пожал плечами Фрол. - Только кто их купит, елы? Сейчас
таких картин в Столице хоть...
Он не договорил и смущенно покосился на Лиду.
- Я могу попытаться, - влез вездесущий Мик. - Есть на примете
чувак... Вы не возражаете, Фрол Афанасьевич?
- Михаил! - возмутился Корф. - Помилуй, заниматься гешефтами? Да я
лучше часы продам! Они все-таки серебряные, "Бурэ"...
- Ну, дядя Майкл! - вытаращил глаза правнук. - От тебя ли слышу? Ты
будто не из Канады, а из Тургенева!
Барон, сообразив, что увлекся, смолк. Рисунки было решено отдать
Мику, тем более, что ни Лида, ни Фрол и не думали возражать. Деньги,
включая скромные сбережения покойного Лунина-деда, были на исходе, а на
стипендию Мика, равно как и на мифические канадские доходы Корфа всерьез
рассчитывать не приходилось. Мик пообещал устроить это дело как можно
быстрее, заодно намекнув, что исследование таинственного значка с усатым
профилем успешно приближается к финалу. Подробностей он по-прежнему не
сообщил.
Говоруха позвонил на следующий же день. Мик был в институте, и барон
направился в библиотеку сам.
Давний знакомый Корфа действительно вполне сносно помнил латынь.
Впрочем, особых трудов рукопись не доставила: переписчик оставил
многословные заглавия каждого раздела, а заодно и многочисленные глоссы -
комментарии на полях. Нужное место Говоруха отыскал почти сразу, тем
более, что оно было единственным, где упоминалось о воскрешении. Впрочем,
старик сразу же разочаровал Корфа, пояснив, что собственно об оживлении
мертвых речь там не шла.
- Понимаешь, Миша, - увлеченно частил Говоруха, сам весьма
заинтересовавшийся далекой от его пенсионной жизни проблемой, - у
католиков, судя по всему, вопрос о воскрешении мертвых, как бы это точнее
сказать... ну, особо не муссируется. То есть, они, само собой, верят в
конечное Воскресение: христиане все-таки. Но что касаемо воскресить в
данном, так сказать, конкретном случае...
- Ага, - сообразил Корф, - что-то помню... Ведь даже Спаситель - и
тот воскресил одного Лазаря!..
- Ну, не одного, - поправил Говоруха. - Еще минимум двоих, но, в
общем, ты понял. В Житиях случаи воскрешения особо не акцентируются. А вот
у святого Иринея этот вопрос вообще ставится иначе. Ты, наверно, помнишь,
Миша, что Ириней был великим борцом с бесами...
- Конечно, помню, Славик, - улыбнулся полковник. - Регулярно
перечитывал Иринея... Особенно перед атакой.
- Да, извини, - в свою очередь улыбнулся старик. - Ты прав. Да и в
России Иринея не особо знали. Короче, боролся он с бесами, а они, в свою
очередь, стремились его искусить. Вернее сказать, тщились - и не могли,
само собой. Но пару раз они были близки к успеху, и этот случай как раз из
таких.
Говоруха замолчал, неторопливо перелистывая тяжелые пожелтевшие
страницы.
- Вот этот раздел, Миша. Тут Ириней еще сравнительно молод, хотя и
достаточно известен. Итак, в одном городе жил некий всеми уважаемый муж.
Нищих оделял, на церковь Божию жертвовал, - всем хорош был, но, увы,
увлекся чернокнижием. И уловил его тот, кого поминать не станем, в свои
сети. И когда сей муж умер, то не успокоился, а стал, как здесь сказано,
не жив и не мертв: страх для ближних и укор для благочестивых. Упырем
стал, одним словом...
Барон вздрогнул, вспомнив Кору.
- Вызвали Иринея, - продолжал Говоруха, не заметив реакции Корфа. -
Тот, не имея еще должного опыта, а попросту, не зная, что подобные случаи
лечатся только осиновым колом... Это я уже от себя, Миша...
Корф опять вздрогнул и даже как-то поежился.
- ...Решил попытаться. Молился, изгонял беса - и без всякого
результата. А тут Нечистый и явись... Не в собственном, натуральном,
обличье, а под видом некоего ученика Иринеева. И предложил средство...
Корф стал слушать очень внимательно, хотя какой-то непонятный страх
начал подкатывать к горлу.
- Это было заклинание. Ученик, то есть не ученик, а тот, кто себя за
него выдавал, посулил, что, произнеся заклинание, Ириней сможет отпустить
заклятую душу. То есть, как видишь, не воскресить, - это вещь вообще
невозможная, - а именно спасти душу, разорвать цепи, так сказать. Попросту
- подарить нормальную смерть, без осинового кола...
- Я понял, - прервал его Корф неожиданно хриплым голосом.
Старик, внимательно поглядев на него, покачал головой и вновь
заглянул в книгу.
- Ириней усомнился. Всю ночь он молился, а под утро, как и следовало
ожидать, было ему видение. Явился ангел и возвестил, что заклинание это -
ловушка. Тот, кто его произнесет, действительно снимает заклятие с жертвы,
но одновременно сам становится заклятым - то есть берет проклятие на себя.
Ну, Ириней и шуганул этого лжеученика, а богача-чернокнижника, - тут не
сказано, но подразумевается, - излечил осиной. Бесы в очередной раз
осрамились, вот и сказке конец. Все...
- Значит, - неуверенно поинтересовался Корф, - прочитай Ириней это
заклинание, то сам бы стал вампиром?
- Всенепременно. Во всяком случае, так пишет этот Гийом де Ту.
Типичная жутковатая католическая байка, так Мише Плотникову и передай. И
мой ему совет: пусть поменьше таким чтивом балуется.
- Так и передам, - пообещал барон. - Слушай, Славик, а самого
заклинания в тексте нет?
- Да что ты! - достаточно естественно возмутился Говоруха. - Это в
католическом-то Житии?
- Покажи это место, - потребовал Корф, любивший доводить любое дело,
даже подобное, до конца.
- Нет тут его! - решительно заявил старик, но тут же прибавил тихим,
еле слышным голосом: - То есть, в основном тексте, конечно, нет, да и быть
не может, но на полях... Там есть глосса более поздняя, сделана совсем
другим почерком. Смотри, Миша... Только, видит Бог, зачем тебе это?
Барон вгляделся в указанный абзац. На полях тонким мелким почерком
зелеными, чуть выцветшими от времени чернилами, было написано несколько
строчек.
- Могу продиктовать, - предложил Говоруха. - Если хочешь, конечно. Не
думал, что ты любитель подобной экзотики...
- Не хочу! - резко заявил Корф. - Насколько я понимаю, вслух это
произносить нельзя. Ты мне это напишешь - кириллицей. И вот что, Славик:
Мику, то есть Мише Плотникову, об этом ни слова. Саму историю расскажи, да
я и сам ему изложу, а об этом - молчи!
- Охотно, - кивнул Ростислав Вадимович. - Признаться, эти увлечения
мне никогда не нравились. Католическая мистика, да еще худших времен.
Тогда во Франции как раз расплодились катары..
...Корф несколько раз прочитал написанное на клочке бумаги
заклинание, затвердив его наизусть. Сам листок, выйдя из библиотеки, он
разорвал на мелкие кусочки и сжег в ближайшей урне.
Мик был разочарован, заявив, что Ириней попросту струсил, а Овернский
Клирик оказался до тупости нелюбознательным. Впрочем, подумав, Плотников
решил, что еще не все потеряно, и он сядет за второй том Папюса. К тому
же, юный Плотников был изрядно занят: исследования странного значка
подходили к концу, вдобавок Мика ожидали хлопоты с рисунками Фрола и
авангардистскими изысками Лиды, которые он собирался "толкнуть". Корф
несколько успокоился - его наследник, кажется, сумел избежать сетей, в
которые чуть было не попался тот, чье житие описал французский монах...
9. АЛИЯ
Прошло два спокойных дня. Осень постепенно вступала в свои права;
бульвары Столицы оделись в воспетые когда-то Поэтом багрец и золото.
Бурное лето страшного года Белой Козы уходило, унося с собой терпкую
романтику ночного противостояния у бетонных баррикад и сладкий привкус
недолгой свободы. Все возвращалось в привычную колею. Люди клубились
толпами у опустевших прилавков, по телевизору уже перестали показывать
много раз повторенные кадры столь памятной Келюсу и Фролу ночной схватки,
и гигантская страна словно застыла, прислушиваясь ко все более явственным
подземным толчкам, близившим очередную Смуту.
Келюс, вынырнув из своего оцепенения, прошелся по столичным
институтам, пытаясь пристроиться хотя бы на временную работу, но тщетно:
проштрафившийся преподаватель оказался столь же не нужен в сентябре, как и
в июне. Лунина не особо печалила подобная перспектива, но денежный вопрос
с каждым днем становился все более ощутимым.
Впрочем, Мик не дремал. Вечером, на третий день встречи барона со
стариком Говорухой, Плотников явился в Дом на Набережной с важным и даже
несколько таинственным видом. В квартире он застал Келюса, барона и Кору,
вообще редко выходившую из дому. Фрол с Лидой отсутствовали. Узнав, что их
нет, Мик немного огорчился, но ждать не стал и эффектным жестом извлек из
кармана куртки внушительную пачку десятирублевок.
- Во! За все сразу! Ништяк!
- Это доллары? - поинтересовался наивный Корф.
- Ну, дядя Майкл, - смутился Мик. - Не обломилось с долларами. Зато
все-таки...
- Молодец! - подытожил Лунин. - Подожди Фрола, сам ему отдашь.
Дхар вернулся поздно. Мик торжественно вручил ему деньги,
присовокупив, что снежный человек особо понравился покупателю. Фрол
равнодушно взвесив на ладони пачку, передал ее Келюсу, велев отсчитать
долю Лиде, а остальное оставить на хозяйство.
- А у меня кое-что есть, - заметил Мик, когда вопрос был закрыт. -
Могу рассказать.
- Про Папюса, елы? - хмыкнул не отличавшийся деликатностью дхар, чем
явно обидел юного Плотникова.
- Ага, про Папюса, - желчно парировал он. - Между прочим, Фрол
Афанасьевич, я кое-кого специально два часа ждал, чтобы потом лишний раз
не пересказывать. Сами же просили... - и Мик извлек из кармана
металлическую коробочку, в которой, обложенный ватой, лежал значок с
усатым профилем.
- Ну, положим, сэр Мик, - не преминул вставить Келюс, - кое-кто, не
будем показывать пальцами, сам предложил свои услуги. Ладно, бином,
открывай страшные тайны.
- Ну вот, и вы тоже, - Мик обиделся, похоже, всерьез.
Впрочем, его хватило ненадолго. Поломавшись для приличия, он
поудобнее уселся в кресле, положил перед собою значок и приготовился
рассказывать.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг