следит за ним с вышек, почти неразличимых в темноте монастырских стен. Он
идет открыто, не прячась, не пытаясь перебраться через ограду. Значит, он
должен вызвать по крайней мере любопытство. К тому же Степа один, а
значит, те, кто охранял монастырь, могли его не опасаться.
Издалека по-прежнему доносился гул от работающих машин. Можно было
уже разобрать, что гул идет со стороны стройки, но не от подъемных кранов
- они поднимали свои решетчатые шеи почти бесшумно, - а откуда-то из-под
земли, из потревоженных недр. Степе даже показалось, что гудят не моторы,
а нечто совсем иное, куда более мощное и невиданное. Впрочем, Косухин не
стал предаваться догадкам. Его вдруг поразила еще одна неожиданная мысль.
Весь его расчет строился на том, что его должны встретить люди - хорошие,
плохие, но люди. А что, если здесь лишь те, кого он уже видел в Иркутске и
потом, в тайге? Арцеулов называл их оборотнями. Он сам - славными бойцами
305-го полка. Вспомнились страшные неживые глаза, неуклюжие, немного
медлительные движения. Перед глазами встало странное неузнаваемое лицо
Феди Княжко...
Нет, тут должны быть и другие! Кто-то командует "этими" - подходящее
слово никак не приходило на язык. Там, в Иркутске был товарищ Венцлав, с
которым по крайней мере можно говорить, как с человеком. Или почти как с
человеком...
Косухин заставлял себя не сбавлять темпа. Все равно, сворачивать
поздно. Склон горы был совсем рядом. Степа мог уже рассмотреть длинный ряд
вырубленных в скале ступеней. Подниматься в Шекар-Гомп предстояло долго, и
каждый гость был превосходно виден сверху, со стороны ворот.
Степа начал подумывать, не стоит ли остановиться возле самой лестницы
и подождать, как вдруг показалось, что откуда-то донесся порыв ледяного
ветра. На миг перехватило дыхание. Сердце сжалось, и в то же мгновенье,
Косухин понял, - ветер тут совершенно ни при чем. Из темноты вынырнули
серые тени. Секунда - и три огромных пса окружили Степу, молчаливо скалясь
и сверкая красноватыми глазами. Косухин замер. Собаки - или волки, понять
трудно, - тоже остановились, отрезая путь к отступлению.
- Ну, привет! - выдохнул Степа. - Давно, чердынь-калуга, не
виделись...
Он понял - за ним давно следили и не вмешивались потому, что он шел
туда, куда его привели бы и так - ко входу в Шекар-Гомп. А вот теперь ему
велено подождать...
Люди появились внезапно. Степа не понял, откуда - то ли из тени,
лежавшей на горе, то ли откуда-то со стороны. Косухин взглянул в лицо
первому, кто подошел к нему, и облегченно вздохнул - лицо самое
обыкновенное, человеческое, к тому же косоглазое, такое же, как у монахов
или тех типов в серых полушубках. У этих были такие же японские винтовки,
только полушубки черные, почти как "гусарский" наряд Арцеулова.
"Тоже мне, демоны! - мелькнула успокоительная мысль. - Видать, эти
монахи со страху ума лишились..."
Солдаты в черном секунду выждали, затем винтовки дрогнули, через
мгновенье четыре ствола смотрели Степе в грудь. Так и подмывало поднять
руки, но Косухин решил рискнуть.
- Но-но! - спокойно произнес он, расправив плечи. - Старшего, живо!
Он был почти уверен, что его не поймут, но рассчитывал на тон. Стволы
винтовок нерешительно заплавали в воздухе, затем один из солдат
неуверенно, по слогам произнес:
- Кы-то та-кой?
- Представитель Сиббюро! - хмуро ответил Косухин и медленно, чтобы не
испугать охранников, полез в нагрудный карман. Солдаты ждали. Степа достал
удостоверение, но показывать его не стал, махнул бумагой в воздухе и
повторил:
- Старшего, говорю, давай! Да с переводчиком, если по-русски не
понимаете.
"Чердынь-калуга" он произносить не стал. На всякий случай...
Типы в черном нерешительно смотрели на бумагу. Наконец, один из них,
вероятно старший, что-то коротко бросил остальным. Винтовки опустились,
один из солдат повернулся и быстро зашагал куда-то в сторону, скрывшись в
густой тени. Наступило молчание.
Степа стоял спокойно, стараясь незаметно рассмотреть своих
охранников. Обыкновенные азиаты, вероятно, такие же бхоты, как и все
прочие. Полушубки теплые, сидят ладно, на ногах какие-то странные сапоги с
меховыми отворотами, на шапках хорошо знакомый Степе знак. Только сейчас,
в мертвенном свете прожекторов, свастики казались не голубыми, а
черными...
Косухин хотел уже завязать разговор, как вдруг из тени вынырнул
солдат в черном вместе с кем-то другим, в таком же полушубке, но без
винтовки. Косухин вгляделся - лицо у этого человека было русское.
- Предъявите мандат... - голос прозвучал тускло, невыразительно.
Казалось, неизвестному совершенно неинтересно, каким это образом человека
из России занесло сюда. Он хотел посмотреть документ - и только.
Степа, приняв как можно более независимый вид, протянул бумагу. Тот,
кто говорил по-русски, рассматривал ее долго, затем сложил, но не вернул,
а сунул в карман:
- Слушаю вас, товарищ Косухин...
- Мне старший нужен, - упрямо проговорил Степа. - Ему и скажу...
- Это сверхсекретный объект, - голос оставался таким же
невыразительным, словно мертвым. - Здесь ваши полномочия недействительны.
- А то! - искренне возмутился Косухин. - Ты чего, браток, не знаешь,
что такое Сиббюро? Я даже командира дивизии могу снять и вот этой самой
рукой порешить! Ежели я тут - значит, надо!
Все это было некоторым преувеличением, но звучало убедительно.
Человек, говоривший по-русски, минуту простоял молча, затем бросил:
- Хорошо. Сдайте оружие.
- Держи! - Косухин отдал нож, торчавший за поясом. О стилете,
спрятанном в унте, он предпочел умолчать.
Тот, кто говорил с ним, кивнул солдатам, и они принялись обыскивать
Степу, правда, без особого пыла и, в общем, неумело. Будь на то Степина
воля, он пронес бы не только стилет, но и наган.
- Пошли...
Собаки куда-то исчезли. Солдаты закинули винтовки на плечи и
двинулись влево. Степа с достоинством проследовал за ними, стараясь на
всякий случай запомнить дорогу.
Они прошли метров двадцать, нырнули в тень, и старший, - тот, кто
говорил с ним, - резко махнул рукой. Блеснул свет, часть склона отъехала в
сторону, открывая замаскированный вход.
"Это мы уже видели, - подумал Косухин. - Надо было сразу догадаться."
Но он ошибся. В убежище, где жили монахи, проход был узким и
освещался огнем масляных ламп. Здесь он казался раза в два шире и был
залит электрическим светом. По стенам змеились толстые кабели, то и дело
попадались какие-то щитки, сигнальные лампочки и отверстия для вентиляции.
"Этого и на Челкеле нет, - прикинул Степа, с уважением осматривая
внутренность тоннеля. - Да, сила!.."
Они прошли метров сто и попали в небольшой зал, где было несколько
дверей, закрытых металлическими плитами. Степана подвели к одной из них.
Старший вновь сделал знак, металлическая плита разъехалась на две
половины, открыв небольшую освещенную кабину. Степа шагнул первым, вслед
за ним вошел один из солдат и тот, кто говорил по-русски. Металлические
двери опять съехались, и Косухин почувствовал, что кабина поехала вверх.
Лицо того, кто был старшим, оказалось совсем рядом, и Косухин получил
возможность рассмотреть то, что пропустил раньше. Прежде всего, на шапке
неизвестного была не свастика, а обыкновенная красная звезда с плугом и
молотом. Во-вторых, на лице у человека оказался шрам - пуля, распоров
левую щеку, ушла к виску.
"Повезло мужику! - мелькнула мысль. - Не помер!"
И тут глаза неизвестного в упор взглянули на Косухина, и Степа
почувствовал, как по коже ползут незваные мурашки. Он узнал этот взгляд -
мертвый, неподвижный, абсолютно ничего не выражающий. Так смотрел Федя
Княжко. Такой взгляд был у Ирмана, у мертвого Семирадского...
"Значит, и тут! Нараки... Кажись, попался..."
Косухин на миг прикрыл глаза, но затем заставил себя смотреть.
Выходит, монахи не ошиблись - внутренняя охрана действительно состоит из
тех, кого они называли "демонами". Ошиблись они в одном - у
"демонов"-нарак на шапках были не свастики, а красные звезды...
Кабина остановилась, отворились двери, и человек с мертвыми глазами
кивнул Степе, приглашая выйти. Косухин шагнул наружу и оказался в широком
коридоре. На этот раз он находился не в недрах горы - стены были самые
обычные, покрытые белой штукатуркой, а в конце коридора он заметил
небольшое окно.
"Выходит, наверх поднялись... Ну и ладно!"
Они прошли мимо нескольких запертых дверей, а затем остановились у
одной, тоже закрытой. Над нею горела большая лампа, по бокам стояли
солдаты в черном с винтовками, но уже не с японскими, а с обычными
трехлинейками. Косухин, подходя, заметил, что в коридоре холодно, как на
улице. Похоже, тех, кто обитал здесь, холод вполне устраивал.
Первым вошел неизвестный со шрамом. Затем дверь открылась, он
появился на пороге и кивнул Косухину. Степа вздохнул и переступил порог...
Он ожидал увидеть приемную, такую же, как в солидных столичных
учреждениях - с обязательным секретарем и ожидающими посетителями. Но за
дверью оказалась небольшая комната с одним окном, выходившим куда-то в
ночь. Слева стоял стол, на котором чернели три телефона, около него
сгрудились несколько стульев, а на одной из стен чуть косо висел большой
портрет Карла Маркса. В общем, все это походило на кабинет секретаря
укома, в котором только что окончилось совещание.
Все это Косухин приметил мельком, походя. Его интересовал тот,
главный, который здесь обитал. Он стоял около стола, глядя не на Степу, а
в окно, хотя там, кроме ночной мглы, подсвеченной прожекторами, ничего
увидеть было нельзя.
Тот, кто стоял у стола, был невысок, носил черную куртку, на носу
сверкало небольшое пенсне, а с подбородка свисал клок неаккуратно
подстриженной бороды. Черные густые волосы слегка вились, в них
серебрились белые пряди.
Степа остановился на пороге, сопровождающий козырнул и вышел.
Наступило молчание, которое Косухин не спешил прерывать обязательным
вежливым покашливанием. Эти секунды он решил использовать для того, чтобы
лучше рассмотреть этого кудрявого, с бородой.
Почему-то Косухину показалось, что он уже встречал этого человека.
Правда, где и как - вспомнить не удавалось.
Кудрявый медленно повернул голову. На Косухина глянули темные матовые
глаза.
Он знал этого человека. Его знали все - Якова Гольдина по кличке
"товарищ Сергей". Молодой, всего на десять лет старше Косухина, член
Центрального Комитета, Гольдин, с лета 17-го руководил аппаратом ЦК.
Несколько раз Косухин слышал на митингах его резкие, горячие выступления,
а один раз "товарищ Сергей" даже принимал его вместе с группой молодых
красных командиров перед поездкой на фронт.
Гольдина знали в партии, уважали, некоторые даже любили.
Поговаривали, что Вождь начал посматривать на молодого руководителя с
настороженностью - слишком быстро "товарищ Сергей" осваивался на высшем
партийном посту. Этим провокационным слухам Степа, конечно, не верил, но
догадывался, что у Гольдина много врагов.
Итак, встреча была не первой, но Косухин никак не мог на нее
надеяться. Хотя бы потому, что в марте 19-го, перед самой поездкой на
Восточный фронт, он видел "товарища Сергея" в последний раз. Яков Гольдин
лежал в деревянном, обшитом красным кумачом, гробу, и красный командир
Косухин вместе с другими делегатами партийного съезда провожал
руководителя ЦК в его последнее жилище у стен Главной Крепости. Только
тогда на желтом старом лице "товарища Сергея" не было пенсне, а волосы
были черные, без всякого намека на седину...
"Что ж это? - пронеслось в голове, но тут же пришел ответ: - Это
правда." Венцлав говорил: ради победы революции придется сотрудничать и с
упырями. Тогда Степа решил, что командир 305-го шутит...
- Здравствуйте, Косухин, - голос Гольдина остался прежним, лишь стал
чуть ниже, и в нем чувствовалась легкая хрипотца. - Кажется, мы виделись
летом 18-го?
- Так точно, - деревянно отбарабанил Степа.
- Вы были на Восточном фронте? Кто вас рекомендовал в Сиббюро?
- Товарищ Смирнов. - Косухин постепенно приходил в себя. Главное,
серебряный стилет на месте, в левом унте.
- Хорошо... - стеклышки пенсне блеснули, желтоватая маленькая рука
перебросила с места на место какую-то бумагу. Всмотревшись, Степа узнал
свое удостоверение. - Как попали сюда?
- А на аэроплане, - врать Косухин не любил, но уж ежели врать - так
на полную катушку. - Генерал Мо подкинул. С Челкеля.
- Так... Как вы прошли внешнее кольцо охраны?
- А проще репы! - Степа позволил себе даже усмехнуться. -
Бдительности у местных товарищей не хватает! Подтянуть бы надо...
- Вы правы. Бхотская красная армия еще очень молода. Но поскольку мы
здесь находимся по приглашению правительства Тибетской Бхотской Трудовой
коммуны...
"Ого!" - подумал Степа.
- ...То мы, естественно, вынуждены доверить им некоторые не столь
важные участки. Мы ведь здесь недавно - всего полгода. Кто вам поручил
заниматься Челкелем?
- Товарищ Венцлав.
- Кто? - удивление в голосе Гольдина было неподдельным, и Степа,
вспомнив рассказ вражины-Федоровича, спешно добавил: - Ну, Волков...
- А-а, Всеслав... Столица о вашей миссии ничего не знает.
- Знает... - Косухин блефовал, но делать было нечего. - Только
дело-то секретное...
- Допустим. Ну, слушаю вас...
- Ну, это... - Косухин сосредоточился, чтобы точно вас произвести
заранее подготовленную речь. - По приказу, значит, товарища Венцлава, то
есть Волкова, занимался поимкой группы белого бандита полковника Лебедева.
Накрыл их аккурат на Челкеле. Там как раз местный комитет восстание
начал...
- И вы стали комиссаром полигона. Знаю, - короткая бородка
нетерпеливо дернулась.
- Ну так чего? - искренне обиделся Степа. - Раз знаете... Налетели
китайцы, хотели к стенке, чердынь-калуга, поставить. Пока разбирались, Мо,
который командующий этим... Синцзянским округом, отправил Наталью Берг
сюда...
- Ну и что? - коротко бросил Гольдин. Тон его не обещал ничего
хорошего. В обычной ситуации Степе стоило бы задуматься о своей партийной
карьере. Но тут терять было нечего.
- Как что, товарищ Гольдин? У меня приказ! Я должен эту Берг
доставить в Иркутск. И точка!
- Странно... - решительный тон Степы, похоже, произвел некоторое
впечатление, и голос "товарища Сергея" стал немного мягче. - Похоже,
Косухин, здесь какая-то накладка. О Берг мы получили распоряжение из
Столицы. Она нужна здесь. Впрочем, я велел дать радиограмму, думаю, ответ
будет скоро...
Косухин похолодел. Ну конечно, здесь должна быть радиосвязь! Вон
какие железки на крышах торчат! Этого Степин план не предусматривал. Он
вдруг подумал, что у него есть еще шанс. Сейчас, прямо здесь, признаться
товарищу Гольдину во всем. Конечно, его арестуют, очевидно, турнут из
партии. Но он честно примет все, что ему положено и попросится на фронт...
И тут перед его глазами встало лицо Феди Княжко. Его пошлют на фронт
- в составе легендарного 305-го. Или еще какого-нибудь легендарного. И
тогда у него не будет желания нарушать приказы. У него уже не будет
никаких желаний...
Матовые темные глаза Гольдина взглянули прямо на Степана, он встретил
этот взгляд спокойно - уже привык. Значит, во имя революции он должен не
только отдать жизнь - на фронте или потом - под ударами прикладов в
застенке. Он еще должен сотрудничать с этими, которых вроде бы и не
бывает! И, очевидно, для полной победы, должен стать одним из них! Нет,
этого не может требовать от него партия! Революцию делают живые ради
живых!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг