- Значит, так, - сказала Алена официальным тоном. - Вы,
подследственный, признали, что обвинения, выдвинутые против вас,
соответствуют истине?
- Признал, - сказал Гай.
- Возражений против личности защитника нет?
- Нет.
- Против незамедлительности трибунала?
- Нет.
- Ну тогда все, - сказала Алена нормальным, чуточку грустным голосом. -
Зря ты так, Гай. Ты мне, честное слово, нравишься. В тебе есть
обстоятельность.
- У меня есть еще масса других достоинств, - сказал Гай.
- Ну да?
- Щи умею варить - хоть полощи. И так далее.
- А я тебе нравлюсь?
- Нравишься, - сказал Гай.
- Очень, очень?
- Просто - нравишься. Правда, не умеешь целоваться или врешь?
- Правда.
- Интересно... Слушай, а как же все-таки ты собираешься меня защищать?
- Я уже объясняла, - безмятежно сказала Алена. - Буду доказывать, что
ты рехнулся, что у тебя белая горячка. Ты что предпочитаешь? Может, все
вместе?
- Ничего подобного. Я буду защищать себя сам.
- Вот этого нельзя, - сказала Алена. - Ну, тогда пошли?
- Пошли, - сказал Гай. Ему было жутко и интересно.
За порогом зала на него накинулись какие-то проворные молодцы, накинули
через голову грубый холщовый балахон, во мгновение ока надели ручные и
ножные кандалы.
Вся троица долго шла по извилистому узкому коридору. Вступили в зал.
Зал был огромен. Потолок вздымался на добрую сотню метров, а к судейскому
столу пришлось идти добрую минуту.
За длинным черным столом сидели трос судей в черных мантиях и высоких
пудреных париках. Алена надела такую же мантию, четырехугольный берет с
кисточкой и взошла на маленькую трибунку защитника. Массивная дубовая
скамья могла предназначаться только для Гая, и он немедленно уселся,
позвякивая тяжелыми кандалами. По бокам сразу же пристроились двое в
мундирах с палашами наголо.
Тот, что сидел посередине, очевидно председатель, поправил золотую цепь
на груди и три раза стукнул молотком:
- Внимание, прошу тишины! Начинается заседание особого трибунала.
Слушается дело "Ирреальность - против Гая". Подсудимый, вас устраивает
формулировка?
- Устраивает, - сказал Гай.
- Итак, - сказал председатель. - Поясняю сущность дела. Подсудимый Гай
Олег Николаевич, двадцати восьми лет, холост, писатель-фантаст. Находясь в
состоянии сильного алкогольного опьянения, публично распространял
непотребные нелепицы, оказывая этим растлевающее влияние на неокрепшие
умы.
- Прошу поподробнее, - сказал Гай.
- Можно и поподробнее, браток, - неожиданно добродушно сказал
председатель, порылся в бумагах, вытянул длинный лист голубоватого
папируса и поднес его к глазам. - Можно и поподробнее, у нас тут все
зафиксировано, контора пишет... Вы утверждали, что в одна тысяча девятьсот
тридцать седьмом году руководители государства физически уничтожили тысячи
военных, политических, государственных деятелей и просто граждан по
обвинениям, которые теперь выглядят смехотворными.
- Да, - сказал Гай.
- Вы утверждали, что в особых лагерях гибли тысячи людей?
- Да, - сказал Гай.
- Вы утверждали, что, несмотря на поступавшие по разным каналам
донесения разведки о готовящейся войне, армейское командование оказалось
настолько неподготовленным, что едва не проиграло войну?
- Да, - сказал Гай.
Судьи зашептались, покачивая париками. Алена сделала большие глаза и
отчаянно жестикулировала, но Гай смотрел вверх на потолок. Там, едва
различимые, кружились в вышине чайки и жалобно кричали.
- Так... - сказал председатель. - Признаюсь откровенно, мне не понятно,
отчего вы не стыдитесь распространять такую дикую клевету на собственную
страну... Ладно, мы тут и не таких видели... Вы утверждали, что, в то
время как десятки тысяч людей умирали от голода, на вашей планете посылали
к Венере, Марсу и Юпитеру ракеты стоимостью в миллиарды?
- Да, - сказал Гай.
- Вы утверждали, что человечество, накопив запасы ядерного оружия, с
помощью которых можно несколько раз уничтожить все живое на Земле,
продолжает производить бомбы?
- Да, - сказал Гай.
- Да... - сказал председатель. - У трибунала нет вопросов. Подсудимый,
что вы можете сказать о выдвинутых против вас обвинениях в клевете? Может
быть, ваши слова были кем-то ложно истолкованы или злонамеренно искажены?
- Нет, - сказал Гай. - Все правильно.
- Слово предоставляется защите, - сказал председатель.
- Высокий Трибунал! - волнуясь, начала Алена. - Закон учит нас, что
извращения и навязчивые идеи способны проявляться в самых неожиданных
формах. До сих пор находятся люди, искренне считающие Землю плоской... И
так далее. Я настаиваю, чтобы мой подзащитный был отнесен к категории не
отвечающих за свои слова шизофреников и дебилов. Я требую этого, Высокий
Трибунал. Вы не можете судить психически больного человека. Ни один
находящийся в здравом уме индивидуум не способен утверждать то, что
утверждает мой подзащитный, и это неопровержимо доказывает его...
- Хватит! - крикнул Гай. - Все это правда, слышите? Правда!
- Молодой человек... - укоризненно сказал председатель. - Давайте
поговорим спокойно... даже неофициально. Психика ваша в полном порядке. Я
прекрасно понимаю - юношеская экстравагантность, страсть к преувеличениям,
желание выделиться, наконец, и все такое прочее... Но неужели вы не
понимаете, насколько грязны и неправдоподобны ваши выдумки? Ведь вы же
унижаете, безмерно оскорбляете человечество, приписывая ему такую историю,
такие обычаи, разве вы не понимаете этого? Образованный, интеллигентный
человек, писатель... Сеятель разумного, доброго и вечного... Стыдно,
молодой человек. Слышали бы люди, что вы здесь о них напридумывали... Вы
буквально вынуждаете нас стать палачами, толкаете к этому. Давайте
забудем, а? Честно признайтесь, что выдумали все это по пьяной лавочке,
получите свои десять розог - и разойдемся по-хорошему, все будут довольны.
Посмотрите, до чего вы девушку довели...
Алена, действительно, всхлипывала, утирая слезы широким рукавом мантии.
- Итак, я записываю, что вы осознали свою вину и постараетесь
исправиться, - сказал председатель, вынимая авторучку.
- Нет, - сказал Гай. - Я говорил чистую правду.
- Хватит! - закричал тот, что сидел слева от председателя. - Сколько
можно слушать этого выродка? Давайте приговаривать, или я его сам...
- Ну что ж, - ледяным тоном произнес судья и поднялся. Следом встали
остальные двое. - Прения закончились. Высокий Трибунал, действуя от
Ирреального Мира, за неслыханную прежде, перешедшую все границы клевету на
человечество, приговорил Олега Гая к смертной казни. Через расстрел.
Приговор обжалованию не подлежит и должен быть приведен в исполнение
немедленно.
Судья снял пышный парик, вытер им круглое потное лицо, и тогда Гай
захохотал на весь зал. Хохотал и никак не мог остановиться, хохотал, когда
его волокли к выходу, тащили по коридору, захлебывался, утирал слезы
закованными руками, мотал головой и перестал смеяться лишь в маленьком
дворике, где в углу была вырыта могила и двенадцать солдат стояли с
винтовками наперевес.
Его поставили на краю могилы. По голубому летнему небу плыли пушистые
белые облака. Как ни странно, он не чувствовал страха, просто нестерпимо
хотелось, чтобы все это быстрее кончилось, и тогда можно будет проснуться,
вернуться к усыпанному сигаретным пеплом столу, к очередям в магазинах, к
хамству вахтеров, официантов и приемщиков заказов. К реальности.
- Целься! - крикнул офицер. Стволы винтовок взлетели, образовав
колышущуюся линию. - По выродку и врагу человечества... залпом... пли!
Клубящийся белый дым заволок шеренгу солдат. Гай стоял, зажмурившись,
напрягшись в ожидании горячего тупого удара, но проходили секунды, а
ничего не было. Досчитав до десяти, он открыл глаза.
Создалось впечатление, что о нем забыли. Солдаты аккуратно составили
винтовки и, собравшись в кучку, курили неподалеку, болтая о всевозможных
пустяках. Офицер с озабоченным видом писал что-то, приложив бумагу к
стене.
- Эй, - позвал Гай.
Никто и ухом не повел.
- Это... что... все? - спросил Гай, взяв за локоть офицера.
- А? - Офицер замотанно посмотрел на него, явно не узнавая. - Вам чего?
А-а... То-то я смотрю, личность знакомая. Долго еще будете болтаться в
служебном помещении? Ну народ, ты скажи! - покрутил он головой. - Все бы
им людей от дела отрывать, так и шлындают тут, потом казенные лопаты
пропадают... Тебя расстреляли? Расстреляли. Вот и давай отсюда.
- Куда? - тупо спросил Гай.
- Да хоть к монаху в пазуху! - озлясь, заорал офицер. - Или куда там
тебе ближе. Что я тебя, еще опохмеляться поведу?
Гай опустился на холмик свежей земли и потащил из-под балахона
сигареты. Колени дрожали.
- Эй, посторонись-ка, - толкнул его солдат с лопатой. - Расселся тут...
Он стал ловко забрасывать могилу, аккуратно собирая в пустую консервную
банку попадавших дождевых червей. Гай поднялся и побрел неизвестно куда.
- Эй, стой! - крикнул офицер. - Ну народ, ты скажи! Так и норовят
казенное спереть, жизнь без этого не мила! Кандалы, говорю, верни! И саван
в описи числится, на всех не напасешься!
Через минуту Гай вышел из ржавых ворот, тут же захлопнувшихся за ним с
тягучим визгом. Обернулся. Ворот он уже не увидел - вместо них протянулась
глухая стена какого-то склада с огромной красной надписью: "Не курить".
- Н-да, дела... - вслух сказал он самому себе, крутя головой.
На краешке тротуара сидела Алена и ревела навзрыд, уткнув лицо в
ладони.
- Интересно... Ты разве тоже не исчезла? - спросил Гай, присев рядом на
корточки.
- Уйди! - отмахнулась Алена и заревела громче.
- Ты чего ревешь?
- Дурак. Ой какой дурак... Тебя же расстреляли.
- А я живой.
- Никто и не говорит, что ты мертвый...
- Тогда чего реветь?
- Ох... - покачала она головой. - Живой-то живой, но разве приятно, что
тебя расстреляли как врага человечества?
- Сдурели, право... - растерянно сказал Гай, поднял ее за плечи и стал
целовать мокрое лицо. - Ну расстреляли и расстреляли, подумаешь, велика
важность. Схожу куплю цветов и на могилку себе положу. Ну что ты? Эх,
Алена ты Алена... ты за меня замуж пойдешь?
- Пойду, - сердито сказала Алена сквозь слезы, и Гай снова принялся
целовать ее. - Пусти, хватит. Потом. Ты иди, ладно? Вечером ко мне
придешь. Сейчас мне поплакать хочется.
- А ты не исчезнешь? - полушутя, полусерьезно спросил Гай.
- Не исчезну, куда мне исчезать?
4. РЕТРО
Гай в последний раз поцеловал ее и отправился восвояси. После такой
передряги хотелось хватить стаканчик чего-нибудь крепкого, но все
забегаловки, как назло, словно сквозь землю провалились. Или убежали в
пригороды. Последние выходки Лиги Здоровой Морали заставили многих
пускаться во все тяжкие. Бар "Бухой утеночек" в светлое время и впрямь
проваливался под землю, вырастая вновь с первыми проблесками темноты. Кафе
"Стопарик твоей бабушки" притворялось водонапорной башней. Ресторан
"Голозадый бабуин", самый хитрый и коварный, попросту распылял себя на
атомы, которые при внешней угрозе моментально ссыпались в водосточную
трубу.
Ну так и есть - по осевой линии, погромыхивая незапертой дверью,
позвякивая бутылками, мчалось что есть духу маленькое кафе "Эх,
мать-перемать!", а за ним, размахивая зонтиками и душеспасительными
брошюрками, гнался табунок старых дев с повязками общества трезвости. Кафе
сделало обманный финт и ловко нырнуло в проулок, из распахнувшейся двери
выпала литровая бутылка итальянского вермута, и Гай успел схватить ее в
прыжке, сделавшем бы честь Льву Яшину. Старые девы по инерции промчались
мимо переулочка и теперь неслись назад, но кафе и след простыл, оно
затерялось в лабиринте кривых улочек, на бегу сменило вывеску и
притворилось безобидной молочной лавкой - кафе было битое и тертое,
видывало виды и умело рубить хвосты.
Гай отвинтил пробку, сделал два основательных глотка, спрятал бутылку
во внутренний карман пиджака и побрел дальше.
Навстречу ему шел Савва Иваныч в компании Мертвого Подпоручика и
какого-то незнакомца в длиннополом кафтане петровских времен. Незнакомец
играл на губной гармошке, а Савва с Подпоручиком горланили:
Если я в окопе от страха не умру,
если русский снайпер мне не сделает дыру,
если я сам не сдамся в плен,
то будем вновь
крутить любовь
под фонарем
с тобой вдвоем,
моя Лили Марлен?
Время от времени Савва Иваныч поднимал висевший у него на груди ручной
пулемет и шутки ради выпускал очередь по окну, которое ему чем-то не
нравилось.
Гай радостно присоединился к ним, светило солнце, они шли шеренгой
посреди улицы и орали:
Аванги пополо а ля рискоса,
бандьера росса, бандьера росса!
В общем, было весело. Активистки Общества Трезвости сворачивали с
дороги за три квартала, автомобили уворачивались. При виде такого
вольтерьянства проворно выскочил из-под земли и распахнул дверь бар "Бухой
утеночек". Следом за ними попыталась было прошмыгнуть внутрь тощая грымза
лет этак ста пятидесяти с нашивками капрала Лиги Здоровой Морали, но Савва
угрожающе поднял пулемет, и грымза молниеносно ретировалась.
Пили неразведенный спирт, закусывали ядреными малосольными огурчиками и
холодной курятиной. Мертвый Подпоручик быстро захмелел, матерно ругал за
бездарность, казнокрадство и монархизм какого-то полковника Стеллера по
кличке Стеллерова Корова, проводил обстоятельный разбор атаки на местечко
Дула [Жопа (польск.)], потом безо всякого перехода стал делиться
романтическими воспоминаниями о сестре милосердия Жене из Киева.
В заключение извлек неразлучную гитару и затянул:
Однажды при сражении
разбит был наш обоз.
Малютка на позиции
ползком патрон принес.
Встает заря угрюмая
с дымами в вышине,
Трансваль, Трансваль, страна моя,
ты вся горишь в огне...
На него перестали обращать внимание, и он безобидно меломанствовал в
незримом отдалении, за сотканным из нежных гитарных переборов занавесом.
- А меня сегодня расстреляли, - похвастался Гай.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг