- Это гипотеза?
- Да, - сказал Савва Иваныч. - Пожалуй, она и есть истина. Разумеется,
я не всезнающий господь, так что не спрашивайте меня, каков механизм
Ирреального Мира Круга и какие законы управляют им. Разве это так уж
важно? Мы, по сути, до сих пор не знаем, что такое электричество и откуда
при определенных условиях берется электромагнитное поле, однако широко
используем и то и другое. Оставайтесь здесь, Гай. Вы еще молоды. Вы не
успели закоснеть. Что вас подстегивает уйти из Круга? Страх? А он ли?
Долг? Но не все долги нужно платить. Профессия, быть может? Но все, что вы
еще напишете там, будет всего лишь бледным слепком, меркнущим перед
Кругом, и вы отлично знаете это. Идеалы? Но не является ли вселенским
идеалом место, где никаких идеалов нет? Задумайтесь над моими словами,
хорошенько подумайте, Гай...
Машина остановилась перед стеклянным фасадом, над которым пылала
ало-голубая вывеска: "У сорванных петлиц". Перед входом высилась статуя
Сталина из белого мрамора. Великий вождь задумчиво смотрел вдаль, и у
квадратного постамента сиротливо лежал один-единственный миртовый веночек
с надписью на ленте: "От Сивой Кобылы". Сама Сивая Кобыла бродила тут же и
о чем-то бредила вполголоса, постукивая копытами в такт.
Они вошли внутрь, оглядываясь с любопытством. Большой квадратный зал
напоминал обычную столовую: столики на металлических ножках, обтянутые
коричневым кожзаменителем стулья, из двадцати люстр горели всего три, и
полумрак размывал четкие контуры предметов и вещей. Зал был пуст, только у
двери сидел молодой Подпоручик с золотыми гусарскими погонами и, пощипывая
струны гитары, тихо напевал:
Сестричка госпитальная,
любовь моя печальная,
любовь моя кристальная,
прощальная...
На его френче правее солдатского Георгия алели три пятна, лицо с
лермонтовскими усиками было бледным.
- Гражданская? - мимоходом поинтересовался Савва Иваныч.
- Мазурские болота, - не глядя на него, ответил Подпоручик. - Убит
наповал. - Он тронул струны и запел:
С милой мы вчера расстались,
в жизни все дурман.
И с тобой вдвоем остались,
черненький наган...
Хозяин возник за стойкой неожиданно, скорее всего, прямо из воздуха,
его круглое носатое личико было профессионально гостеприимным, и на плече
у него сидел взъерошенный оранжевый воробей, заменивший традиционного
попугая.
- На кой черт у вас Сталин перед входом? - грубо спросил Савва Иваныч,
снова пришедший в состояние лубка.
- Как же иначе? - искренне удивился хозяин. - Шутки строите с бедного
еврея? Чтобы каждый, кому захочется, мог его разбить. Для того и держим.
- Все для клиентов, - подтвердил воробей. - Вы, ребята, не
сомневайтесь, он, - воробей хлопнул крылом хозяина по уху, - он не из
Тель-Авива, он - Абрам из анекдотов, так что тут все чисто.
Они уселись неподалеку от Подпоручика - тот с застывшим лицом перебирал
струны, но ничего уже не пел. Кровь с его щеки текла на пол и превращалась
в голубых ежей, тут же убегавших куда-то в угол. Опрокинули по стаканчику
водки, закусили залежавшимся до печальности минтаем. За окном грохотали
Поезда, На Которые Ты Не Успел, было скучно и тягостно, слова не шли на
ум, может быть, потому, что зал оказался донельзя обыденным, если не
считать Мертвого Подпоручика, и Гай вдруг поймал себя на том, что скучает
по миру, оставшемуся за дверью. По Ирреальному Миру.
Выпили по второй. Понемногу все вставало на свои места - в зал
прошмыгнула сформировавшаяся школьница, подсела к Подпоручику и стала
выспрашивать, влияет ли смерть на половые способности. В углу заухал
филин. Отдаленные столики украдкой шептались об эскапизме, суча ножками.
На плече подпоручика пророс сквозь погон белый георгин.
Эта рота
наступала в сорок первом,
а потом ей приказали,
и она пошла назад, -
вновь запел Подпоручик, не обращая внимания на шуструю девчонку,
нырнувшую к нему под стол.
Эту роту
расстрелял из пулеметов
по ошибке свой же русский
заградительный отряд...
И кто-то новый, успевший незаметно появиться в зале, громко подхватывал
припев:
Лежат они все двести
лицами в рассвет.
Им всем вместе
Четыре тыщи лет.
Лежат с лейтенантами,
с капитаном во главе.
И ромашки растут
у старшины на голове...
- Черт возьми, какая колоритная страница сорок первого года -
заградительные отряды... - тихо, невидяще глядя в пространство и ни к кому
не обращаясь, говорил Савва Иваныч. - Вот о ком следовало бы написать
пухлый роман, ну почему у них не было своего Симонова... Ты со мной
согласен, Гай?
- Я со всем согласен, - сказал Гай.
Они уже изрядно опьянели, мрачно и неожиданно, как умеют только
славяне.
- Слушайте сюда! - крикнул хозяин, тоже успевший изрядно пригубить. -
Начинается веселье! Похлопаем и поприветствуем тени! Наши дорогие гости,
прошу без чинов и званий, у вас их все равно отобрали!
Он выбрался из-за стойки и бродил по залу, шатаясь, колотя в медный
поднос, а в зале, оказывается, были уже заняты все столики - тени со
звездами, ромбами, шпалами и прочей геометрией в петлицах, тени со
звездами и полосками на погонах, тени в штатском, тени в платьицах
довоенного и послевоенного фасона, тени в спецовках, просто тени, не было
ни одного живого, и в тишине, под которую обычно плачут, вопил хозяин:
- Да не будь я Абрам, это таки стоит обмыть! Рахилечка, еще бокалы
дорогим гостям! Кто сказал, что евреев это обошло? Оно их таки весьма не
обошло! Весьма! Здравствуйте, шалом, шалом и прошу без чинов! Василий
Константиныч, ваше здоровье! Сергей Мироныч! Товарищ Кронин, товарищ
Крумин! Товарищ Крестинский, товарищ Ломов! Кясперт! Комаров! Енукидзе!
Ербанов! Постышев! Гамарник, Ян Борисович, вам повезло больше всех, вы
пустили себе пулю в лоб, когда это начиналось, впрочем, это начиналось
гораздо раньше, Остапу Вишне в тридцать третьем влепили пятнадцать лет!
Пливанов, великий русский лингвист, вашего портрета так и не удалось
отыскать для посвященной вам конференции - уже потом. Но вы-то получили
пулю в тридцать восьмом, улыбнитесь из могилы энциклопедическим словарям!
И самое скверное даже не то, что вас вывели в расход, хотя вы были славой
и гордостью! Самое скверное в том, что на каждого пережившего мы начинаем
смотреть подозрительно - а что у вас в прошлом, мил-сдарь, как это вы
уцелели? Он, конечно, объяснит вам, что при любом терроре нельзя
расстрелять абсолютно всех, вы и сами это знаете, но продолжаете смотреть
на него с подозрением...
Он бил в поднос, плакал, кричал что-то на скверном идише и кружился в
неумелой лезгинке, а растрепанный воробей орал:
Звонко клацали затворы,
спецэтапом до Печоры...
и от призраков было уже не протолкнуться, Гай с Саввой Иванычем бродили
меж столиками, чокаясь с каждой подвернувшейся рюмкой, кто-то подарил им
на память оборванную с мясом петлицу комбрига, кто-то объяснил, что в
лагерях имели шанс выжить в первую очередь врачи и парикмахеры, кто-то
доверительно рассказал, что хуже всего, когда били сапогом под копчик, а
чью-то дочку хоть и вышибли из института, хоть и изнасиловали в
комендатуре то ли якуты, то ли казахи, но в женский шталаг на Новую Землю
ее не отправили, до пятьдесят третьего она дожила, и до шестьдесят
третьего дожила, а вот дальше не захотела, и голова вскоре распухла от
имен, дат и подробностей, даже водка не помогала, и только Подпоручик, для
которого все это и все они ни черта не значили, тянул свое:
Забудь, что время не течет назад,
забудь, что святу месту быть пусту...
А может, наоборот, он понимал больше всех, что ни к чему этот гомон,
даже в Ирреальном Мире не нужен. Среди подпоручиков тоже попадаются
философы неизвестной догмы, и это печально - с двумя звездочками на
погонах особенно не разгуляешься, как бы ни приводили в виде
завлекательного примера равных возможностей поручика Бонапарта, сержанта
Батисту и прапорщика Крыленко.
Впрочем, Крыленко сидел тут же, в этом зале...
Подпоручика хватило ненадолго. Вскоре он напился и стал кричать, что в
Мазурских болотах его уложили совершенно правильно и лично он против того
пулеметчика ничего не имеет, даже готов поцеловать его тевтонскую харю.
Потому что иначе он по своему свободомыслию неминуемо угодил бы в Красную
Армию, а там, глядишь, дослужился бы до комбрига и схлопотал пулю тридцать
седьмого года. Так что никакой разницы.
Дальнейшее было в тумане. В мареве. Сначала Гай с Саввой Иванычем
раздобыли у пьяненького Абрама динамита и направились взрывать памятник,
поскольку, по заявлению Саввы, этот тип осквернял ряды честных упырей, не
маскировавших своей страстишки идейно-юридическим обоснованием; но
памятник, догадавшись, что к чему, соскочил с постамента и на белых
негнущихся ногах юркнул в проулок, а проклятая "Победа", современница
беглеца, из солидарности с ним не завелась. Они побежали следом, но
памятник, используя опыт старого подпольщика сумел надежно скрыться. Да и
бегуны из них после лошадиной дозы "Экстры" стали, откровенно говоря,
хреновые. Правда, не бывает худа без добра - за поворотом к ним подбежал
лохматый старичок и радостно заявил, что они, вычертив на мостовой сложную
кривую своего передвижения, помогли ему отыскать решение какого-то там
уравнения, то ли сингулярного, то ли созвучно-непечатного. Савва Иваныч
сгоряча нацелился было его бить, но старичок в благодарность в два счета
вычислил им на папиросный пачке, куда скрылся беглец, - оказалось,
прячется в мусорном ящике. Дальнейшее было делом техники. Динамит они
ухитрились не потерять, и через пять минут ящик с памятником взлетел на
воздух.
Останавливаться теперь было бы глупо, и они побрели дальше, рыча, мяуча
и гогоча. Изловили молодую шлюху и собирались оформить это дело в
ближайшем подъезде, но многоопытный Савва Иваныч вовремя разобрался, что
это притворяющийся шлюхой профессор с Бетельгейзе, изучающий половую жизнь
землян, - сам профессор был величиной с крысу и уютно разместился в
синтетическом черепе блядежки, так что все остальное представляло собой
набитый аппаратурой контейнер, которому была придана самая соблазнительная
форма. Да и вообще, они у себя там на Бетельгейзе размножались каким-то
идиотским способом, о котором Гай с Саввой Иванычем отроду не слыхивали и
знать не хотели.
Профессора они спустили в канализацию, пожелав вдогонку успехов в труде
и непонятной личной жизни. Некоторое время развлекались тем, что
смастерили рогатку и пытались попасть завалявшейся в кармане запасливого
Саввы черной дырой в повисшую над крышей Луну, но Луна, наученная горьким
опытом, спряталась на чердаке, куда они не полезли.
Потом стало еще туманнее. Откуда-то вынырнула степенная
кикимора-дружинница и принялась пенять. Спасаясь, они потеряли друг друга,
но скоро отыскали чисто случайно. По улицам в бравом настроении
фланировали компании леших и троллей, находившихся под впечатлением
сегодняшней драки на балу, успевшей обрасти изумлявшими ее участников
подробностями. Пронесся слух, что кобольды подожгли общежитие ведьм,
обучавшихся на курсах плетения пакостей, позже оказалось, что это - то ли
утка, то ли провокация, однако дом, где жили бретонские феи, успел к тому
времени сгореть, а самих фей разобрали по хатам, против чего большинство
из них ничего не имели - те еще стервы. Но в этой виктории Гай и Савва
Иваныч участия уже не принимали - в ноги ударило.
К полуночи появились патрули на синих огненных конях - инциденты
перерастали в беспорядки, и Всеадский Совет решил навести видимость
порядка, чтобы соблюсти приличия.
3. ХОРОВОД
Пробуждение было мерзостным. Подстелив под голову куртку, он лежал
посреди улицы, и редкие автомобили осторожно объезжали его. Восьмой час
утра. Саввы Иваныча не видно, только бутылка шампанского лежала поодаль -
видимо, ворочаясь во сне, Гай сшиб ее, и она откатилась. Гай приподнялся
на локте. Во рту был медный привкус старинной дверной ручки, очередностью
желаний, он принялся блевать. Потом откупорил шампанское и глотнул из
горлышка. Стало легче.
Было удивительно хорошо лежать посреди улицы, прихлебывая из горлышка
холодное шампанское. Вокруг не осталось и следа ночного непотребства, это
была теперь стандартная улица стандартного европейского города. К
сожалению, нигде не было никаких вывесок или надписей, и невозможно
определить конкретно, в какой он стране. Согласно данным Совета
Безопасности, Круг представлял собой дикий коктейль...
Мимо него проехал сине-желтый автобус, казавшийся снизу страшно
огромным. Из окон равнодушно смотрели пассажиры, обычные европейцы. Гай
закурил и вспомнил тот разговор.
Визу ему вообще не оформляли. "И правильно, - думал он потом, - куда ж
визу-то, ха!" Реактивный военный самолет с опознавательными знаками войск
ООН был неизвестной марки, вели его какие-то здоровенные блондины, не
понимавшие ни русского, ни английского. Приземлились на военном аэродроме,
битком набитом истребителями и техникой войск ООН. На черной машине с
неизменным бело-голубым флажком его привезли в город к пожилому военному,
отрекомендовавшемуся как полковник Ромене. И прекрасно говорившему
по-русски.
Они сидели в большой высокой комнате, обставленной старинной мебелью.
Полковник Ромене, сухопарый, с толстыми седыми усами, походил на
английского лорда, хотя, как мимоходом выяснилось, был валлоном, правда,
натурализовавшимся в Индии.
- Перейдем сразу к делу, - говорил полковник Ромене. - Восемнадцать
часов назад на стыке границ трех государств появился Круг - пространство
ста двадцати километров в диаметре, окруженное полосой двухкилометровой
ширины, выложенной красным кирпичом.
Он замолчал и отхлебнул кофе. Гай изобразил вежливое внимание. Запас
удивления у него кончился, и нужно было время, чтобы подзарядиться им. К
тому же последняя четверть двадцатого века отучила людей удивляться,
напрочь не напрочь, но отучила основательно, а взамен приучила верить, что
в любую минуту может случиться та-акое... Так что некий иммунитет давно
выработался.
- Молчите? - спросил полковник Ромене. На усах у него повисли крупные
крошки бисквита. - Так вот. Круг... Самое интересное, что территорий
данных государство не убыло ни на квадратный миллиметр. Все как прежде, но
Круг ухитрился неизвестным образом "втиснуться" меж трех границ... Если не
понимаете, не стесняйтесь. Никто ничего не понимает.
- А что говорят ученые? - осторожно спросил Гай.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг