Артемида скользнула по нему взглядом и ничего не ответила. Они были уже
перед входом в пещеру. Собаки легли на землю, высунув языки, и,
невероятно, но в их глазах Майону почудилась насмешка. Кто их знал...
Артемида протянула руку, и очаг в глубине пещеры вспыхнул прозрачным
багровым пламенем, не дающим копоти. Блики играли на шкурах зверей,
покрывавших пол и стены, и шкуры, казалось, шевелились. Майон не
чувствовал себя скованно - первое почтительное изумление осталось на
ночном берегу, к тому же он помнил все, что говорила Афина о богах и
людях.
- Что-то там поделывают мои дорогие родственники? - спросила Артемида,
словно угадав его мысли. - Замышляют очередной заговор против Зевса?
Можешь не отвечать, я знаю сама. Все эти дрязги с дурацким постоянством
вспыхивают на унылой горе что ни день... О чем они тебя просили? (Майон
молчал.) Ну а если я прикажу отвечать?
- Я не выдаю чужих тайн, - сказал Майон.
- Быть по сему. В конце концов, меня не интересует Олимп, я уже
говорила. К чему мне их сплетни и запутанные взаимоотношения, если в моих
лесах я и так - царица? Не о том разговор. Я обещала рассказать о Геракле.
Блики огня играли на ее лице, делая красоту переменчивой и
таинственной.
- Какой он был, Артемида? - спросил Майон.
- Называй меня Делия, - сказала она. - Делия - я ведь родом с острова
Делос. Так меня называл Геракл.
- Какой он был, Делия?
- Почему-то его очень часто любят представлять грубым и невежественным
силачом, находившим противоестественное наслаждение в битвах и истреблении
чудовищ. А он был совсем не таким. Конечно, бывал и груб. И с женщинами в
том числе: самое трудное для вас - быть с женщиной нежным, вы этого
прямо-таки панически боитесь. Но нельзя было заставить его делать то, чего
он не хотел. Майон, я готова была стать его любовницей. А он меня отверг -
улыбаясь и беззлобно шутя. И я не смогла на него обидеться. - Она
отрешенно улыбнулась, глядя в пламя. - Обиделись мои псы - за то, что
пренебрегают их повелительницей, - и бросились на него. А он сгреб их и
побросал в реку: он был Геракл. Пожалуй, я его любила, если только богиня
способна кого-нибудь любить. Он не подчинялся никому и ничему.
- Но Эврисфей?
- Да, он служил Эврисфею, - сказала Делия. - И по его приказу совершил
все то, что ныне именуется двенадцатью подвигами Геракла. Но потому лишь,
что сам того хотел, искупая этой службой давнее, наполовину случайное свое
преступление. Геракл - это независимость, доброта и сила. И полное
бескорыстие. Он мог совершенно законным образом сесть на микенский трон
вместо Эврисфея, но отказался. Он сам создавал царей: когда дорийцы за
помощь в войне против лапифов передали ему треть своих владений, он эти
владения просто-напросто подарил. И Приам стал царем Трои исключительно
благодаря Гераклу.
- Но...
- Да, считается, что Геракл был врагом Трои. Но об этом потом. Сначала
- о Геракле-миротворце. Он был миротворцем, Майон. Войны он вел, чтобы
примирить враждующих соседей или чтобы отучить кого-то от привычки жить за
счет грабительских набегов. Там, где он проходил, прекращались раздоры,
смирными становились воинственные цари, гибли угрожавшие людям чудовища.
Он хотел объединить всю Грецию. То, что сделал с Аттикой Тезей, - лишь
развитие мыслей и идей Геракла. Тезей был хорошим учеником. Нужно было
идти дальше. И я знаю точно: они собирались идти дальше, Геракл и Тезей, и
за ними шли многие. К ним собирались примкнуть Фивы, кентавры, дорийцы. -
Она горько усмехнулась. - Но были еще и золотообильные Микены - там тоже
намеревались объединить Грецию, разумеется под властью Микен, и, уж
конечно, не для того, чтобы законами ограничить власть царей. Геракл был
опасен - и тогда он погиб. Предатели попадаются среди любого народа. На
этот раз им оказался кентавр Несс.
- Ты хочешь сказать, что по замыслу микенцев... - У Майона перехватило
дыхание.
- Да. Я только не знаю кто - Агамемнон или многомудрый Нестор. Скорее
всего, оба вместе. Через жену Геракла Несс подсунул отравленную тунику, и
Геракл умер. Потом истребили кентавров, свалив вину на Геракла, который не
мог уже ничего опровергнуть. И похитили у Геракла смоченные в крови
Лернейской гидры стрелы - страшное оружие, без которого не удалось бы
взять Трою. И натравили на Фивы Спарту. И все пошло прахом. Тезей вдруг
остался без друзей и союзников, без Геракла. Да, еще сочинили
романтическую историю о том, как умирающий Геракл завещал стрелы
"постороннему" юнцу с ясными глазами, случайному прохожему Филоктету. Хотя
этот Филоктет несколько лет числился в спутниках странствий Геракла -
шпионил для Нестора. Геракла не стало, стрелы похищены, Тезей бессилен. И
началась новая грязная интрига - подготовка к Троянской войне.
- Мне важно знать и это, - сказал Майон.
- А вот меня это не интересует, - сказала Делия. - Это другая история,
до которой мне нет никакого дела, потому что Геракл был мертв, когда
разбойничья шайка, именуемая войском ахейцев, отплыла в Трою из
Арголидского залива.
Майон молчал. Слишком многое рушилось. То, чему он привык верить с
детства, почти все приходилось осмысливать по-иному, и мир, каким он был
для Майона прежде, уходил невозвратно. Ему было больно, но он не жалел,
что это случилось именно с ним.
- Каждый знает лишь часть истины и не желает сложить эти части в целое.
- Вот именно, - сказала Делия. - Меня интересует лишь Геракл. К
сожалению, Архилох не сделал так, как мне хотелось бы.
- Ты его знала?
- Разумеется, - сказала Делия, и в ее голосе прозвучала неизвестно к
чему относящаяся злоба. - Упрямейший фанатик истины, заменившей ему всех
богов. Ведь ты не такой же, правда?
- Боюсь, что я дольше, чем нужно, не мог понять, какой я, - медленно
сказал Майон, словно осваивая недавно выученный язык. - Что делать, мы
сплошь и рядом растем на ощупь, как зерно в земле. Но теперь знаю твердо:
если Архилох видел смысл и цель жизни в служении истине, то я именно
такой. Что с ним случилось?
- Он погиб после резни, которую приписали пьяному Гераклу, -
истребления кентавров.
- А его рукопись?
- Есть одна-единственная копия, неизвестно где затерявшаяся. А сама
рукопись - здесь.
Делия коснулась укрытого медвежьей шкурой предмета, похожего
очертаниями на сундук или ларец. Майон невольно потянулся к нему, но его
ладонь задержала маленькая, сильная рука.
- Подожди, - сказала Делия. - Сначала выслушай меня. Я отдам тебе
рукопись Архилоха. Кроме того, расскажу тебе о Геракле все, чего нет в
рукописи, чего никто не знает. И ты напишешь о жизни Геракла так подробно
и ярко, как никто. Ты создашь вещь, равной которой не было. Но...
- Что? - Майону передалось ее волнение.
Делия придвинулась к нему, ее губы были совсем близко, и от нее
исходили печальные и сладкие запахи осени. Ее голос обволакивал:
- Но с одним маленьким условием. В твоем произведении должна быть и я.
Это я вдохновляла Геракла на подвиги, это я была его единственной, верной,
преданнейшей любовницей, советчицей и другом. Это я подсказывала решения,
вдохновляла и вознаграждала. Везде, всегда, всюду - я. Ты меня хорошо
понял? Пусть все узнают, кем я была для Геракла, чем он мне обязан.
Посмотрим, как тогда завертится от зависти весь этот сброд на Олимпе. Ну?
Что молчишь?
Словно холодом пахнуло от очага, и образ прекрасной охотницы, свободной
от пороков большого мира, потускнел, погас.
- Нет, - сказал Майон, - это невозможно. Мы только принизим Геракла,
изобразив его куклой, жившей твоей волей и желаниями. И ты прекрасно это
понимаешь.
Что-то умирало в его душе, что-то прекрасное и гордое. "Артемида,
Делия, независимая хозяйка лесов и Луны, - горько подумал он, - а я так в
тебя верил, возможно даже, был чуточку влюблен".
Делия придвинулась к нему еще ближе, ее волосы ласкали лицо, жаркий
шепот пьянил:
- Майон, женщина, даже если она богиня, всегда преклоняется перед
мужчиной, наделенным какими-то особенными достоинствами. Ты станешь
великим поэтом. Не думай, что я предлагаю тебе себя как взятку, считай
меня наградой, которую ты заслужил. Я буду верной и покорной, любящей и
преданной. Со мной ты узнаешь счастье, какого тебе в другом случае никогда
не иметь. Майон, любимый мой, все будет прекрасно, только сделай так, как
я хочу.
Он терял разум и способность противоречить - от этого шепота, этих губ,
нежной кожи под ладонями, чувствовал, как растворяется его воля, и он
тонет в жарком шепоте, определяющем его судьбу и славу.
Но тут что-то произошло. Словно отдернулась завеса в летний солнечный
день, и ему увиделся Геракл - независимый и добрый, могучий и
непримиримый, он смотрел хмуро, в его взгляде были упрек и сожаление.
Невыразимым усилием Майон всплывал на поверхность, и расступилась тяжелая
вода сладкого дурмана.
- То же самое ты говорила Архилоху? - спросил он, отводя ее ладони.
И понял по глазам Делии, что угадал. Ее лицо исказилось то ли злостью,
то ли болью. Майону показалось, что сейчас она разрыдается, громко и
безутешно, как обычная женщина. Нет. Она справилась с собой, в ее глазах
полыхала ненависть.
- Уходи! - яростно прошептала она. - Уходи, или я крикну своих собак.
Майон протянул руку к ларцу. Делия отвернулась, и он решился, откинул
крышку, вынул пачку листов, завернутых в узорчатую сидонскую ткань. Делия
ему не препятствовала.
- И вот еще что, - сказал он. - После этого разговора приходится
поневоле критически взглянуть на некоторые общеизвестные события. Я имею в
виду знакомую всем историю о том, как ты волшебством задержала идущие к
Трое корабли, и Агамемнон, чтобы умилостивить тебя, был вынужден принести
тебе в жертву свою дочь Ифигению. Я уверен, что ничего подобного не было.
(Она отвернулась и молчала.) Ведь правда не было, Делия?
- Не было, - сказала она тихо. - Никакого отношения я не имею к этой
проклятой войне. Доволен теперь?
- Да, - сказал Майон. - Потому что в этой истории, будь она правдой, ты
была бы достойна лишь осуждения за жестокую и нелепую прихоть.
Она зажмурилась и потрясла головой:
- Убирайся...
У выхода он обернулся. Делия стояла на коленях на медвежьей шкуре
посреди рассыпанных золотых стрел, метких, но бесполезных сейчас, уронив
руки, смотрела на него, и он едва не поддался ее умоляющим глазам.
Хотелось вернуться, приласкать и утешить, сделать все, как она хочет, но
этим он предал бы Геракла, доброго и могучего. Нужно было выбирать, и
Майон выбрал. И ничего тут нельзя было сделать - ни утешить, ни объяснить.
Майон вышел из пещеры. Собаки не сдвинулись с места, но злобно зарычали
вслед, и это рычание сопровождало его, пока он не выбрался из леса на
ведущую к Спарте дорогу. Он понял, что талант - оружие и сила, к которым
относятся с уважением даже боги; что люди сильнее богов, пусть и не
всегда. Он чувствовал, что прежним не будет никогда, что отыскал свою
дорогу и должен ею идти, что бы ни ожидало за поворотом.
- Спасибо, Делия, - сказал он, обернувшись к безмолвному лесу. - Ты и
не представляешь, что дала мне.
10. ЕЛЕНА СЕГОДНЯ
Эттей, занимавший во дворце какую-то ничтожную должность, но, как это
часто бывает, имевший немалое влияние, внешним обликом был низенький,
живой, с очень подвижным лицом, способным за минуту сменить множество
выражений. Порой маски менялись молниеносно, без всякого соответствия с
тем, что он в этот миг говорил, все время он играл, и догадаться, каков же
он наедине с собой, было решительно невозможно. Может быть, он настолько
сжился с вечным лицедейством, что и во сне маски на лице постоянно
менялись.
- Собственно говоря, увидеть Елену Прекрасную не составляет особого
труда, - тараторил он, указывая Майону дорогу. - И, если быть совсем
откровенным, мы неплохо на этом зарабатываем. Два раза в неделю мы, собрав
некоторую плату, пускаем народ на галерею, и они могут собственными
глазами видеть прогуливающуюся в саду Елену Троянскую. Честное слово,
желающие не переводятся, и никто не считает, что потратил деньги зря. Быть
у нас в Спарте и не увидеть Елену Прекрасную? Конечно, к тебе нельзя
подходить с той же меркой, что и к обычным зевакам. Когда стало известно,
что в нашем городе находится знаменитый афинский аэд...
- Да? - вежливо спросил Майон.
- Задумавший, как нам стало известно, грандиозное повествование о
Троянской войне, - вкрадчиво добавил Эттей. - А это не могло нас не
заинтересовать. Скажу больше, это заинтересовало в первую очередь
Прекрасную Елену, ведь до сих пор, увы, не создано монументального
сказания об этой славной войне.
- И не отражена должным образом ее причина - Елена? - спросил Майон.
- Я рад, что ты все понимаешь. О нас распускают всевозможные вздорные
слухи, наверняка и до вас они дошли, - что мы якобы прямо-таки охотимся за
молодыми талантами и сулим им немалые деньги, если они незамедлительно
возьмутся за работу. Я могу тебя заверить, что это ложь. Нам нет
необходимости кого-либо подкупать. Когда ты увидишь Елену, ты поймешь, что
из-за такой женщины могла вспыхнуть сто одна война. И ты сам, без
подсказки и подкупа, засядешь за работу - женская красота вызывает не
только войны. Я прав?
- Ты абсолютно прав, - сказал Майон.
- Тс-с! Мы пришли.
Майон оглянулся на спутника, но того уже не было. Колыхнулась
драгоценная чужеземная ткань портьеры, и в зал вошла Елена.
Она была прекрасна. Наверное, самая красивая на свете, и время не имело
над ней власти. Можно было согласиться с Эттеем и многими другими, что
из-за этой женщины способна вспыхнуть сто одна война. Можно было с легким
сердцем верить, что много лет назад эти серые спартанские глаза,
вызывавшие сладкую тоску, бросили народ на народ. Можно... но существовала
еще холодная, мрачная война и летящие из прошлого стрелы.
Поэтому он с трудом, но справился с нахлынувшим восхищением,
нерассуждающим и страстным. Месяцем ранее он неизбежно растворился бы в
этих глазах и стал их вечным рабом, но сейчас он был человеком, начавшим
познавать жестокую сложность жизни и намеренным прошагать этот путь до
конца. Он стоял и смотрел, как идет ему навстречу Елена Прекрасная. Елена
Троянская.
Она была как музыка, как пламя - прекрасное совершенство, и невозможно
было представить мужские ладони на этих плечах, а ее, покорную, в чьих-то
нетерпеливых объятиях.
Майон молчал и смотрел. Елена, конечно же, расценила это как восхищение
и улыбнулась - ослепительно, так, словно дарила весь мир, открывала все
тайны и тут же забирала назад абсолютно все. "Ее даже невозможно сравнить
со статуей", - подумал Майон. Тут что-то другое. Она шагала, улыбалась,
поднимала глаза - и каждое движение, вздох, шевеление губ были словно
продуманы за неделю до этой встречи и тщательно отрепетированы перед не
умеющим удивляться зеркалом. Все было заученное, отшлифованное и оттого
словно бы неживое. Роза из мрамора. Радуга из разноцветного стекла.
"Значит, вот так, - смятенно подумал Майон. - Мы почему-то уверены, что
красота - это обязательно и ум, и доброта, и другие высокие чувства. А
ничего этого нет. Одна лишь красота, лежащая где-то за пределами образцов,
отрешенная от всего на свете, никому не обязанная, никому ничего не
дающая. И не вызывающая оттого даже примитивного желания. Кому захочется
коснуться губами мраморной розы, как бы она ни ласкала глаз?"
Нет, он все равно не поверил бы, что из-за одной ослепительной холодной
красоты могла вспыхнуть Троянская война.
Молчание стало неловким, а там и вовсе тягостным, во взгляде Елены
разгоралось недоумение - она явно считала, что у безмолвного восхищения
должны быть свои пределы. Но Майон никак не мог подобрать слова, да и о
чем следовало говорить? Никого уже не вернешь и ничего не изменишь.
- Итак, это ты - славный и талантливый аэд, решивший поведать миру о
Троянской войне? - спросила Елена чуточку лениво - ответ, конечно же, она
знала наперед, и, судя по довольной улыбке, привычно присчитала очередного
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг